Меделин лишь сощурилась с усмешкой.
С этих пор она перестала с ужасом думать о возможном судном дне, когда все вспомнят о ней и подложат под какого-нибудь пьяного скотовода. Но прощаться с невидимым плащом она не спешила.
Помимо плащика было у нее и волшебное перо. Когда оно появилось, ей показалось, что вся работа дается легче и усталость не так чувствуется. А если чувствовала когда себя неважно, приходила к Чин и та давала ей травяной настой. Девочке он очень нравился, что в итоге лекарша взяла ее с собой собирать травы.
– Я ищу тут похожие. Некоторые попадаются такие же, как в стране Восходящего солнца. Ну а остальные приходится пробовать. Это опасно, ведь какие-то могут и навредить.
Казалось, девушки больше гуляют по пустырям, нежели занимаются чем-то полезным. Но, в итоге, они возвращались с целым букетом. Некоторые цветы и травы Чин отдавала повару заварить чаю для всех девушек, чтобы они почувствовали себя бодрее. А самое важное уносила в комнату, растирала в маленькой ступе, добавляла спирт или масла. Но рецепт не озвучивала. Меделин только могла наблюдать и сама делать выводы.
Что касается игл, тут Мей вообще была против показывать нужные точки на теле.
– Это опасно. Если кольнешь не туда или глубже, чем надо, может произойти необратимое.
Меделин соглашалась с этим и не настаивала. Но все равно узнала куда себе в запястье укалывает Мей, если ее начинают мучить головные боли.
Так получалось, что девочка помаленьку обучалась через дорогу у доктора накладывать несложные швы на неглубокие раны и смазывать их. От китаянки переняла элементарные знания о нужных полезных травах и жизненных точках. Но уже сейчас, в таком количестве, ей хватало этого, чтобы начать верить в то, что жизнь имеет какой-то смысл. И она может быть полезна не только умением подметать и держать тряпку, но еще и существенно помогать заболевшим и раненым.
Так проходили ее будни и выходные, которые мало чем отличались друг от друга.
Другой ее целью стало научиться читать и писать. Но Чин сама владела лишь китайскими иероглифами и Меделин сомневалась, что такие знания ей самой могут пригодиться тут, на Диком Западе.
10
Эльвира, казалось, свыклась с тем, что ее бросили.
– Любовь создана не для нас… – иногда с тоской смотрела с балкона на звездное небо, словно говорила с кем-то оттуда. Глаза девушки уже не опухали от слез, просто глухая тоска всё сильнее леденила душу.
Меделин сожалела вместе с подругой, никогда не любив, уже считала также, что обитательницы дома терпимости недостойны иметь семью. Даже Эшли была проклята: управляя заведением и избавившись рано от участи остальных, она так и не познала ощущения материнства. Поговаривали, что подхваченная от кого-то зараза разрушила ее детородность. А Майклу, казалось, это и вовсе никогда в голову не приходило стать отцом. Даже наоборот, скажите ему кто "ты станешь отцом", он бы отмахался рукой, выпучив и без того свои бараньи глазищи.
Юная служанка лишь молча сочувствовала подруге и не знала как утешить ее. Было видно, что Эльвира потеряла былую страсть к жизни, пропал блеск в глазах. Она даже начала сутулиться под гнетом не проходящей тоски. Никакие бодрящие чаи по китайским рецептам ее не будоражили.
И когда она уже стала походить на блуждающую по коридорам тень, посыльный кинул ей на пол комнаты долгожданное письмо. И хотя почерк Эндрю она видела лишь пару раз, да и то почти год назад, сердце ее безумно застучало, пытаясь выпрыгнуть наружу: его почерк, с большими крючками между буквами.
Девушка поспешно схватила потертый пыльный конверт с сургутной печатью посередине, прижала крепко к груди, как бы его кто не отнял, и, закрыв глаза, стала причитать:
– Господи, боже, дай мне сил! Господь, помилуй, пусть с ним все будет хорошо… умоляю, где бы ты ни был, не отказывайся от меня…
Со стороны это выглядело как помешательство, но никто ее не осуждал. Не умеющие читать девушки лишь сочувственно вздыхали и будто не меньше самой Эльвиры переживали за нее: что он ей написал, что пообещал, или это прощальное послание?
Всех разъедало любопытство, но никто не осмелился предложить сходить к тому же Освальду через дорогу или к пастырю. Слишком личным казался этот посеревший конверт.
Эльвира еще долго вдыхала пыль бумаги, терпкий аромат печати, пытаясь носом уловить так полюбившийся ей запах Эндрю, жизнерадостного, голубоглазого красавца с волнистыми каштановыми волосами, которые шутливо выбивались из-под фетровой шляпы.
Как она любила смотреть в его лукавые глаза, в которых находила обожание. Он был ее надеждой и все еще ею оставался. И сейчас ее разъедало сомнение, не остался ли он в прошлом. А вдруг этот конверт только и останется ей на память о ее смелой мечте о счастье?
Эльвира сидела, вся съежившись, на скомканной кровати, спиной к двери, озабоченная сообщением, которое не могла прочесть, и даже не заметила, как Меделин тихо вошла и встала позади, не зная как быть в такой деликатной ситуации. Развернутое письмо лежало рядом. Наконец Эльвира почувствовала ее присутствие и, содрогнувшись, обернулась:
– Ой, это ты?! Я уж напугалась, – и не в силах больше сдерживаться, разрыдалась, кинувшись в объятия хрупкой девочки. – Это конец… – сквозь надрывы вырывались отчаянное бессилие. – Он это прислал попрощаться. Все кончено! – и, оттолкнув подругу, кинулась навзничь на кровать, уткнувшись глубоко в подушку, чтобы ее никто не услышал. Лишь тело судорожно билось в отчаянии.
Меделин закусила губу и стояла в нерешительности. Как помочь? Что посоветовать? Пальцы сами сжимались и ноготками впивались во влажные ладони.
– Он пообещал вернуться, – прозвучал тихий, чуть тонковвтый голос. – Очень скоро.
В комнате воцарилась тишина. Содрогающееся от рыданий тело молодой проститутки замерло. Мгновение, казалось, затянулось на целую вечность. Даже по комнате пронесся холодок и сдул свечу. Эльвира резко обернулась, привстала на руки. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, она, не моргая, смотрела в ставший мрачным в потемках силуэт девочки.
– Повтори… повтори, что ты сказала? – еще больше приподнялась удивленная Эльвира.
Меделин кивнула и от волнения прохрипела, сама удивившись своему голосу:
– Я говорю он вернется…
Сказав это, она сама шарахнулась в сторону, словно напугалась себя. Так давно она не говорила после смерти родителей, и ее все считали немой, что она поверила, будто уже голос никогда к ней не вернется. И тут, завидя горе подруги, почти сестры, блок в горле прорвался и, сама от себя не ожидая, она озвучила свои мысли.
– Милая моя, ты разговариваешь?! – вскочила с постели Эльвира и кинулась расцеловывать юную подружку. – Я даже не надеялась когда-либо услышать твой голос.
Обескураженная Меделин прослезилась: как приятно иметь способность разговаривать! Ты можешь делиться с другими своими мыслями, чувствами, переживаниями. Она лишь улыбалась, удивленная чуду, в то время как обрадованная Эльвира то трясла ее, то крепко прижимала, то отводила податливое тело подростка на расстояние вытянутых рук, чтобы разглядеть уже привыкшими к темноте глазами знакомый силуэт.
– В самом деле, ты ли это? Ушам своим не верю, – полусмеялась, полуплакала от счастья девушка. И сама уже не понимала рада ли она такому чудесному оживлению дара речи своей милой компаньонки или тому обнадеживающему чувству, которое таилось в письме от любимого.
– Он правда так написал? Он пообещал вернуться ко мне? – уже полностью перекинула все внимание на свою надежду. – Значит, любит? Значит, не забыл!
– Ага, – поддакивала Меделин.
Эльвира подпрыгивала от счастья, то подбегая к окну и подставляя под лунный свет милые каракули, то возвращаясь к подруге, хватая ту за плечи и потрясывала, убеждая себя, что все это ей не снится.
– Милая, ты представить не можешь, как ты вернула меня к жизни! Я и не знала, что ты умеешь читать. Твои родители правильно сделали, что научили тебя грамоте. Ни то что мои. Отец вообще считал, что женщинам надо уметь лишь готовить, следить за домом и ублажать мужей. Если бы я знала, что ты у нас образованная, я бы так долго не страдала и сразу же дала тебе почитать письмо.
И тут же спохватилась:
– Ох, ты же не говорила! Как бы ты могла мне его прочитать? – и с нежностью обняла девочку. – Спасибо тебе еще сотню раз, ты вернула меня с того света.
Меделин лишь смущенно улыбалась. Ей было неловко врать, ведь читать и писать она тоже не умела, как и остальные обитательницы борделя, но, видя как убивалась Эльвира, легкий обман – это первое, что пришло на ум и выскочило наружу.
Пережив первые минуты восторга и удивления, опытная проститутка насторожилась и обняла подругу:
– Я тут подумала… может это небезопасно рассказывать остальным о твоем даре. Давай лучше пока оставим это в тайне, и про то, что ты умеешь читать – лучше будешь шпионить, и про то, что ты начала говорить.
– Почему? – не поняла Меделин ее страхов.
– Ну знаешь, – призадумалась девушка, – пока ты молчишь, ты для всех серая тень. Ты стала незаметной, особенно в этом твоем длинном плаще. А если ты начнешь разговаривать, тебя заприметят и быстро подложат под этих свиней. Давай держать это в секрете как можно дольше, чтобы уберечь твое детство от этой грязи. Вымазаться ею ты еще успеешь.
На этом подруги и порешили.
Эльвира провела бессонную ночь в мечтах о принце. Меделин не спала до рассвета, встревоженная своим даром, о котором успела позабыть. И еще ее грызли муки совести. Обмануть было на пользу, но ведь обман долго не скроешь: скоро Эльвира узнает о ее безграмотности и возненавидит. Скажет: я тебе верила, а ты меня обманула, посмеялась надо мной. Меделин меньше всего хотелось этих разочарований. Но все же она смогла задремать.
11
Весь следующий день Меделин старалась избегать общения с подругой. Та просила снова и снова перечитать для нее письмо от любимого. Просила повторить слово в слово. Меделин пришлось выдумать пару фраз и запомнить их, чтобы не спутаться и повторять одно и тоже без изменений. Но обманщице поневоле было крайне стыдно смотреть подруге в глаза. И она была даже рада, что в этот день на Эльвиру был повышенный спрос и можно было не попадаться ей на глаза.