Маргаритки смерти

на блюдцах глаз, продрогшие слова,
торчащие из курток манекены,
собора золотая голова
да улиц кровеносная система
гоняет суету туда-сюда,
мерцательная окон аритмия,
постылых луж тягучая слюда,
и город этот, как огромный чирей,
всё больше, всё нарывней, всё больней,
надорванная кожица прозрачна,
обломанные ветки в журавлей
нацелены, и словно псы подачки,
трамваев ждут на лавках с козырьком
изношенные ноги и ботинки,
по трубам водосточным кувырком
несутся заморозков первые слезинки…

всё это там – за поворотом, здесь -
такая тишина, что стынет  в сердце
змеи гремучей огненная смесь,
такие память выдаёт коленца,
так тарахтит заглушенный мотор
на холостых  свободы оборотах,
что хочется рассматривать в упор
все пугала  в пропащих огородах.

ирга

подслушала бесчинство октября
в молчаньи оголённых проводов,
в надломленности ночи, в хрипах дня,
в спокойной обречённости шагов,

в предчувствии холодной чистоты,
в потёртом небе, в жалобных ветвях
покинутых, в предательстве листвы,
в домах притихших, в хмурых голубях.

в какой-то  необычной простоте
дождём  омытых умерших цветов,
в небрежно разрисованном холсте
набросками  людей полутонов,

и речка… боязлива и скромна,
напугана – крутой забыла нрав,
обратная безлунья сторона
погребена под траурностью трав
нескошенных, оставленных в снега
напоминаньем, что мы все уйдём…

а у меня  – огромная ирга
тихонько умирает, мы вдвоём
вчера смотрели, головы задрав,
на клин последний  плачущих гусей,
потом пошла я и открыла шкаф,..
зима грядёт… а тёплых нет вещей

тварь цепная

ты можешь оставить открытыми окна – двери,
замки навсегда уничтожить, ключи и шторы,
ты можешь по стенам развешивать, как трофеи,
мои имена – фотографии – разговоры,

разбить зеркала, от своей убегая тени,
а тень   вместо пса  приковать – будет тварь цепная,
раскрашивать маски, когда –  у тебя нет денег,
но только об этом никто никогда не узнает,

ты можешь не пить и к утру умереть от  жажды,
одну разлюбить и тот час полюбить другую,
ещё не узнав её, знаешь уже что скажет,
и хлеба не дав, примеряешь седло и сбрую,

тебе  никогда, никогда не увидеть небо,
в обычном стекле ты находишь песок и камни,
давно убежал бы, но ты не умеешь бегать,
а видел ли ты, как взрываются дирижабли?

а знаешь ли ты, что зима – это просто лето,
замёрзшее лето с фруктовой такой начинкой,
что всякое утро без кофе и сигареты
опасней, чем спичкой в цистерне с бензином чиркнуть,

что всякая ночь  оглушительна до безумья,
а мысль о тебе барабанные перепонки
шутя разрывает, как будто в гробу лежу я,
весь мир надо мною огромной плитой бетонной,

ты можешь дышать под водой – у тебя есть жабры,
и мне от тебя никогда никуда не деться,
но ты – только гарь  – на другом берегу пожар был,
тебе не сгореть – не согреть – у тебя нет сердца

бумажка

В пластилине моей души – оттиск ты.
Убивая меня небрежно,
Не развешивал на кресты
С кожей содранные одежды,