а потом с некрашеной столешницы
грубой заскорузлою рукой
нежно, осторожно, словно женщину,
крошки обнимал – все до одной,
тёмный был? да полноте – святейшество
нынешних отмытых до вранья
так смердит, что истины простейшие
превратились в скопища гнилья,
врезать бы по кумполу тюленьему,
дать пинка, чтоб весь в дерьма холмец,
да как гаркнуть: «Суки! Охуели вы!
это же не жизнь! это – пиздец!»
Скот и тот ревёт слезой горючею,
чуя неизбежный свой конец,
плачет даже в огороде чучело,
тряпками распятое на крест,
крыса никогда назад не пятится,
коли сдохнуть – станет биться вхлам,
что же мы то катышками катимся
без сопротивленья в тарарам,
жалуемся по пути наклонному —
не туда пастух овец ведёт.
быдло! не снабжается соломою
перед тем, как забивают, скот
пока живу
В стихах – спасение и мука,
В словах разболтанная боль,
Бывает жизнь такой падлюкой —
Хоть в петлю лезь, хоть волком вой,
Хоть три глаза?, хоть вырви к чёрту —
Но темноту не продохнуть,
В конце концов жизнь сводит счёты
Когда-нибудь и как-нибудь,
А я размахиваю взглядом,
И амплитуда велика,
Куда мне надо и не надо,
Пока живу, живу…пока
вороной серой на помойке
объедки слов и крошки букв
клюю в краю полынно-горьком,
слюною подавляя бунт,
тасует гарь амбре немытых
на баррикадах мёртвых снов,
старухе каждой по корыту
за неименьем стариков,
все рыбки проданы в аквариум,
все сети выпущены в мир,
а все титовы и гагарины
запатентованы до дыр,
болезно под коростой вспученной
помрут вершки и корешки,
и принимая крест за чучело,
из агнцев свяжут варежки,
шарфы да шапочки увечные
у камелька да фитилька,
на шеях головы бесплечные,
петля – петелька – петелька,
по окнам – вера в незабвенное,
забвенья клочья – по углам,
рассвет – с разрезанными венами,
закат – распоротый по швам,
а между ними – ночь да денное
в исподнем шастает белье,
заморыш – море поколенное
мнит о бумажном корабле,
горы? обходы зубоскалятся,
песок несчитанный ревёт,
сокрыта живопись наскальная
под буревестников помёт,
глаза зажмурь – давай, приплясывай,
до вывороченных зубов,
напильником точили лясы нам
до самых мозговых основ,
и доверяли полоротые
весёлым карточным домам,
да шли нагими за ворота и
сгибали спины пополам,
играли в крестики да нолики,
от фонаря под фонари
на кухнях тесненьких – доколи нам —
всё бздели, – громко не смогли,
за здравие твоё, царь батюшка,
не коронованный никем,
спиваемся спевая – нате ж вам
большой и толстый – до колен,
смурное стадо ненасытное,