Желваки заходили под кожами
у дорог, перепутанных нами,
погляди – за отвратными рожами
васильки и поляны с цветами.
За тоской за кладбищенской – радости,
продыху не возрадуйся – грех то…
за мирские оградки пора нести
нам себя и подбрасывать кверху.
Полетим? Нет – на птиц не похожи мы,
поползли б – да распорото брюхо,
а давай-ка с тобой на порожек и
по чуть-чуть – вдруг земля будет пухом.
бабочка
как-то всё прескверно-неверно,
наперекосяк, вкривь и вкось,
смехом саркастическим, нервным
надо мной хохочет мороз,
на дворе весна – руки в боки
упирает важная ель,
и снегов последние склоки
стёр метлой поганой апрель,
солнце просыпается раньше —
ну, почти ни свет – ни заря,
прут травы зелёной барашки,
облака, сорвав якоря,
мчат по сини яркой, высокой,
хоть и ветра нет – полный штиль,
мой сосед от пьянок просох и
починяет автомобиль
старый, ржавый и бесколёсный,
то ли пропил, то ль кто унёс…
скалит, обнажив свои дёсны,
зубы, улыбаясь барбос,
за окном такое веселье,
даже лужи, булькнув смешком,
убежать стремятся за теми,
кто в любой сезон босиком,
у меня – крест-накрест все окна
запеленговала зима,
только в междурамье присохла
бабочка, а так… я одна…
первые листья
моя любовь – прекрасна и чиста —
новорождённый лист наивный, голый,
на ней ещё ни сбруи, ни подковы,
ни нитки нет для медного креста,
счастливым мотыльком под потолком
безоблачного мира полусферы
парит над грудой скучных полимеров
подброшенным судьбой золотником,
стремится вверх, хохочет и поёт
без слов, без нот, в тональности свободы…
как головокружителен полёт,
пока никто не предан и не продан,
она не знает – будет путь назад,
лишь долетит до точки самой высшей,
подброшенный ребёнок к небесам
заходится в восторге, еле дышит,
сжимает от волненья кулачки,
и держит их у сердца, чтобы птица,
не выпорхнула (может так случится)
и не разбиться в дребезги, в клочки…
люблю
я о тебе у изголовья ночи
огарки жгу оплавленных свечей,
пропахший ладаном из ящика платочек
(он с бахромой перечеркнутых строчек
из воска оголённых многоточий —
такой же как и я – ничей)
беру. повязываю осторожно,
чтоб пепел не осыпался волос,
в миру – я девочка из прошлого,
сама собою огорошена,
с травою сорной лютик скошенный,
черта на грани двух полос
ты для меня – дыхания источник,
ты – бор серебряный, на ледяном ветру
роса застывшая звенящим колокольчиком,
бессребреником павшая в жару,
язык мой нем, рука безвольней плети —
о холку измочалена коней,