Четвёртое измерение. Непоэзия

верёвку не забыв намылить.

В хлеву заброшенном, за рощицей
тонюсеньких дерев-подростков,
стояли в очереди роженицы
за дымом и за пепла  горсткой.

за окном

мир за окном незваным гостем топчется,
проснуться  невозможно  и не хочется,
звонок отключен, и беруши вставил -
но так громки, навязчивы удары
его внутри, что кажется вот-вот
всё вдребезги сломает, разорвёт:
и оболочку, данную в нагрузку,
и бестолковый, но прекрасный сгусток
невесть чего, зародыш чистоты,
поспешно птицам закрываю рты:
не пойте, птахи, траур у меня,
мне принесли с утра останки дня,
накрою стол вчерашнею листвой,
мы станем пить за упокой с тобой,
непрошенным, заброшенным, пустым,
молчим, молчим, сто тысяч раз молчим,
рассвета тень пылится там, в углу,
толпа зевак повытопчет траву,
не принесёт на праздник ничего,
смешно-грешно отвоет грешного,
на скатерти засохшее вино,
а мамка божья головой в окно
колотится, с ней рядом мать моя
глядит, глядит с укором на меня,
а я кричу, но на губах печать,
мне криком получается молчать,
холодным лбом к разбитому стеклу
припасть и плакать – всё, что я смогу

Ирине Айдаровой

она боялась смотреть на звёзды,
была красива (в масштабах местных),
такая правильная, серьёзная,
мила в общении, интересна,

она ходила – спина прямая,
открытый взгляд, на губах – улыбка,
она была мне подругой, зная,
что я – ошибка,

мы пили кофе на кухне узкой
в моей хрущёбе, курили молча,
она умела и по-французски,
а я по-русски так-сяк – не очень,

она – москвичка, в глазах – усмешка,
мол, ненадолго живу в изгнании,
и муж достойный, сама успешна,
ей ссылка – в радость, мне – в наказание,

но вот однажды настал ноябрь,
тоскливый, серый, как я – безлицый,
и снегу вроде бы лечь пора бы,
да тучи чёрные – дьяволицы —
к земле всё ближе, ко мне плотнее,
по окнам капли сплошным потоком,
и от дыхания запотели
бойницы стёкол,

она пришла. взгляд прямой. в нём – жалость.
– ЕГО НЕТ БОЛЬШЕ, – сказала просто,
вдруг подурнела и как-то сжалась,
сильнее стала, но меньше ростом,

не обнимала, не сожалела,
она умела молчать, как надо,
на небо звёздное не смотрела —
боялась, видимо, звездопада

притча во крестах

Неземля моя на семи китах,
на семи ветрах мой несад-недом,
незвезда моя – притча во крестах,
переходы рек вброд с пустым ведром.

Добрести бы мне до прекрасных пор,
по сырой траве ног не наколов,
и не видеть бы, как снесёт топор
за один  присест тысячи голов,

Не смотреть в глаза отлучённым от,
не смотреть в глаза обречённым на.
Ах, зачем же ты, глупый чёрный кот,
переходишь где перечёркнута
недорога-путь, не тропа в лесу,
и не малая непроезжая,
замороженных птиц птенцы несут —
лето выпало нынче снежное.