Adeu. Сон в моих руках

Машина проезжает мимо, потом тормозит и сдаёт назад. Ко мне. Моё.

Человек что-то говорит мне, но я не понимаю и не хочу. Омерзительный слабый человек. Омерзительный звук. Пусть он молчит.

Трогаю машину. Холодная. Гладкая. Очень нравится.

Человек открывает передо мной дверь. Мне нравится. Машина пахнет просто восхитительно. Я прикасаюсь к стеклу, глажу сидение. Моё.

Сажусь. Чувствую спиной холодную кожу, вдыхаю одуряющий, потрясающий запах сигарет, бензина, одеколона, ботинок, пота, шампуня. От удовольствия хочется кричать, но я не кричу, чтобы не потратить ни грамма этого воздуха. Дышу тяжело, глубоко. Трогаю стекло. Всё это моё. Моё!

Мы едем долго. Я вдыхаю запахи и не хочу останавливаться. Закрываю глаза, чтобы чувствовать запахи сильнее. Дышу так, что кружится голова.

Мне не нравится мерзкий слабый человек. Я не хочу, чтобы он был здесь. Я кричу изо всех сил, потому что не знаю, как это – не изо всех. Кричу. Я хочу, чтобы слабого человека не было. Я чувствую запах его страха. Я хочу ещё.

Вцепляюсь ему в волосы, тяну – изо всех сил. Машина с воем останавливается – мне не нравится! Я кричу, переходя на ультразвук, мне не нравится! Запах страха заполняет всё вокруг, его слишком много. Отпускаю волосы человека, он мешком вываливается из машины и наконец оставляет меня одну.

Моё.

На моих пальцах кровь. Облизываю её и слышу свой стон удовольствия. Моё.

Выхожу из машины.

Иду.

Темно и холодно. Пахнет асфальтом, соснами, пылью. Иду долго. Много боли. Боль мне нравится. Хочется ещё.

Иду и иду.

Иду и иду.

Пахнет морем. Вдыхаю глубоко, чтобы море стало моим. Тянусь к нему, но не вижу и не могу прикоснуться. Моё.

Иду.

Иду.

Иду.

Море близко. Мне нужно море, я хочу море, я слышу море, всё вокруг – море. Иду по ступенькам вниз, их невыносимо много, они отделяют меня от моря, мне не нравится, я спотыкаюсь и бьюсь пальцами ног. Боль мне нравится, мне нравится море. Моё море, моё, моё, моё.

Лечу вниз.

Не могу дышать. Не могу кричать.

Я не хочу.

– Камилла. Тссс. Тише, тише.

Воздух. Воздух. Я дышу. Я жива.

– Тише, – медленно повторял мягкий голос. – Если хотите, руку можно отпустить.

Я не хотела. Прижималась к гальке лбом, хрипела и кашляла, пытаясь вспомнить, как правильно дышать, и изо всех сил держалась за Александра, как за единственную ниточку между смертью и жизнью. Казалось, отпущу его сейчас – и тьма сожрёт меня снова, теперь по-настоящему.

Что, были какие-то сомнения? Не верилось? Ну теперь-то достаточно убедительно?

Отдышавшись, отцепила наконец свою обессилевшую руку – и Александр задумчиво пошевелил пальцами:

– Если бы я знал, что вы так царапаетесь, надел бы на вас строительные варежки.

Я подняла голову и взглянула на него – его рука была изодрана в кровь почти до самого локтя. Охнула в ужасе, но он тут же меня остановил:

– Пустяки, дело житейское, – его голос звучал странно, и движения были какие-то непривычные.

– Вы видели? – спросила я, даже не пытаясь подобрать слова.

– Я видел, – кивнул Александр. – Но теперь вы точно знаете, что ничего страшного не произошло.

– И правда, вообще ничего страшного, – с ноткой истерики подтвердила я. – Да вы видели? Я могла его убить. Я могла его сожрать, Александр. Я хотела его сожрать. Прямо физически. Да я всё хотела сожрать, и теперь тоже хочу, господи…

– Тссс, никто никого не сожрал, – повторил он этим своим плюшевым, как кошачьи лапы, голосом. – Всё пройдёт. Видите, как хорошо, что в тот вечер у вас дома вы додумались запереть двери.

– И окна.

– И окна.

– Вы же знали, да? – вдруг сообразила я. Мысль всплыла в голове совершенно неожиданно, и почему она раньше не возникала? – Вы звонили мне миллион раз тем утром, и никакой кран у вас не сломался.

– И утром, и ночью, – он пожал плечами. – Мне подсказали, что вам нужна помощь.

– Вам там ещё и подсказывает кто-то. Я никогда в жизни не курила, но сейчас могла бы убить за сигарету, – задумчиво произнесла я, нежно перебирая пальцами шершавые камешки. Вокруг внезапно оказалось невероятно много запахов – цветов, мокрой земли, жареного мяса, водорослей. Каждый из них очень хотелось вдохнуть целиком и унести с собой, вместе с запахом сигаретного дыма. Мне казалось, что я одновременно пьяна и при смерти. – У вас нет сигареты?

– Нет. Придётся спасаться как-то иначе. Ещё чая? Заодно погладите кота.

– Нет, – эхом отозвалась я. – Хватит с меня котов и чая. Расскажите ещё про одержимость. Как это работает?

Я легла на спину, уставившись в звёздное небо, и всем видом постаралась выразить максимальную степень готовности внимательно слушать. Придумывать такие вопросы, чтоб они не звучали по-идиотски, было очень мучительно, поэтому я надеялась, что Александр как-то сформулирует мысль сам.

– У вас есть знакомые, может быть старые друзья, с которыми вы когда-то были очень близки, а потом у вас внезапно не осталось ничего общего? Как будто в один момент все их интересы, вкусы, взгляды переменились, и они начали делать и говорить что-то им раньше совершенно не свойственное?

– Конечно, – растерянно ответила я. – У всех есть такие друзья и знакомые, и даже родственники. Вы что, хотите сказать, что в них всех вселились духи, да так и остались?

– Нет, конечно. Не во всех. Но иногда именно так и есть. Чем больше времени любое существо проводит в человеческом разуме, тем сильнее срастается с ним, и однажды они становятся неотделимы. Причём это происходит довольно быстро.

– То есть, – я вертела слова в голове так и эдак, чтобы выстроить из них что-то похожее на логическую цепочку. – Дух – или кто-то ещё – может не только утащить меня на морское дно в своём горячем душевном порыве, но к тому же будет не против буквально стать мной?

– Да.

– И никто ничего не заметит?