Сэр Гавэйн и Зеленый Рыцарь

Строка 694. Уиролл, расположенный в области Чешир, пользовался в 14-м веке дурной славой. Вот что пишет в статье «Чешир в средневековье» H. J. Hewitt: «Бандиты, укрывавшиеся в Уирролском лесу, так досаждали жителям Честера, что они обратились с челобитной к Эдварду Вудстоку, Черному Принцу об «обезлесении» Уиррола, (то есть не о вырубке леса, а лишь об отмене его статуса как королевского леса – В. С.), что позволяло служителям Короны и в особенности шерифу въезжать в лес с вооруженной свитой, задерживать и предавать суду обнаруженных там разбойников. Такой указ был в конце концов издан, но не Черным принцем, в то время герцогом Чеширского палатината (то есть территории, владелец которой обладал королевскими правами, пользуясь полнотой судебной и исполнительной власти – В. С.), а его отцом, королем Эдвардом Третьим, 20 июля 1376 года, через полтора месяца после смерти Черного принца. Тем не менее лес почти до конца 14-го века оставался убежищем разбойников.»

Строка 713. Отшельники, нечто вроде наших леших. В оригинале – «лесные люди», волосатые чудища, изображения которых сохранились во множестве на английских средневековых картинках.

Строка 765. В одном рыцарском романе, содержащем схожие элементы повествования, описан замок, обнесенный частоколом. Все его колья тесно утыканы головами; одно место пустое, то есть зарезервировано за героем. Здесь паль выглядит не столь зловеще.

Строка 771. Святой Юлиан, покровитель путешественников.

Строки 783–790. Знатоки отмечают соответствие укреплений замка последним достижениям крепостной техники середины –конца 14-го века.

Строка 803. Обитель, разумеется, не в смысле монастыря, а в смысле пристанища, дома.

Строка 812. Главного христианского привратника, святого Петра, ключаря райских ворот.

Строки 815–830. Комизм этой сценки напоминает чичковские приезды к различным помещикам.

Строка 856. Одни объясняют: это – Тарс, другие – Tharsia (Тарсия, Фарсия?, т.е. Персия?), третьи Туркестан, четвертые Турция, я оставил Туркестан, как в переводе Мэри Борофф, да и нам оно как-то ближе.

Строка 894. Гавэйн попадает к ним в последний день Рождественского поста.

Строка 895. Характерное смешение, без вводных, сразу нескольких голосов, здесь – застольцев, Гавэйна, и самого поэта, обыкновенно влезающего в лирический эпизодец с едким замечанием.

Строка 898. Я употребляю это старинное русское слово в значении, которое предложил историк Н. Павлов-Сильванов («Феодализм в России»).

Строка 907. В отношении Гавэйна, как и многих других рыцарей Круглого стола, чем больше романов, тем больше мнений. И если в этом романе Гавэйн выведен рыцарем целомудренным, то о нем же ходила и иная слава: дамского угодника и покорителя сердец. Неясно, с какой целью автор сталкивает лбами две версии о том, кто такой Гавэйн (во французских рыцарских романах 13-го века Гавэйн похотлив и распущен, и полнит тридесятые царства и государства эпохи Артура своими незаконнорожденными детьми.)

Строка 968. Славу этой злой находки приписывают советскому поэту М.Светлову.

Строка 1011. Я немного усилил здесь сухость авторского отчета о происходящем за столом, полагая, что такое неожиданное отступление вполне в его юмористическом духе. В оригинале так: «рассказывать подробно выйдет довольно нудно, хотя я и мог бы сообщить все до последней детали. Скажу, однако, что Гавэйн…»

Строка 1027. Поэт в отношении цифр – совершенный пифагореец, и ему важно выдержать задуманную их симметрию: ровно год между первой и второй встречей Гавэйна с Зеленым рыцарем, три дня Гавэйна в замке, три искушения, три охоты, и т.д. По мнению большинства критиков, с этой целью в этом месте поэмы он пускается на плутовство и нечаянно роняет один день. Как гласят многочисленные комментарии, Гавэйн прибывает в замок под вечер 24-го, пирует 25, 26, 27, и об этом сказано в поэме. Три охоты занимают три дня, 29, 30, 31-го, таким образом, в поэме ничего не сказано о 28-м числе. В тексте так: «много всякого пирования было в тот день и на другой, Вот и третий день пробежал за ними, Всем на радость развлечения в день Святого Иоанна, И был он последним праздничным днем для всех гулявших…» День святого Иоанна – 27-е число. Знатоки толкуют текст в том смысле, что гости разъезжаются утром 27-го, и вечером того же дня Гавэйн заключает пари с хозяином. Если так, то первая охота должна прийтись не на 29-е, а на 28-е, что противоречит счету. Следовательно, 28-е действительно выпадает из повестования. Один из первых толкователей текста, сэр Израиль Голланц, предположил, что одну строку, посвященную 28-му декабря, выпустил переписчик, а один из первых, если не первый переводчик поэмы Толкиен предложил в скобках свой вариант этой якобы пропущенной строки «Под ликование избранных прошел и День Избиенья младенцев». Я поддался его примеру, но хочу заметить, что, по-моему, все легко встает на места и без этой строчки. 27-е было последним днем застолья, и гуляли до позднего вечера, а разъезжались гости с утра 28-го, и разъезжались весь день, что часто так и бывает поныне: не толпой же они все поднялись! Вечером того же 28-го хозяин и Гавэйн заключают пари, оставляя три дня для охот и искушений. 28-е декабря, День избиенья младенцев, считался одним из самых несчастливых дней в году. Заключать сделки в тот день не рекомендовалось; Гавэйн этим правилом пренебрег, на свою же голову.

Строка 1088. Долго боролся этот вариант с другим: «мили две – и тех-то нет», и все-таки победил более русский.

Строка 1117. Егерь, по-немецки, охотник, стрелок, потом служитель в охотничьей форме при дворе вельможи, только потом солдат. Если и есть здесь анахронизм, то, смею думать, небольшой.

Строка 1118. Всю эту строку либо принимать художественно, либо нет, а по-моему, и «махнуться» тут допустимо, и «медведь» весьма в духе оригинала.

Примечания к Песне Третьей

Строка 1139. Автор, не отступая от основных параметров строки, в сценах охоты резко меняет ее ритм.

Строка 1152. Попарно. В оригинале «couples huntes of kest.» Как объясняют специалисты, это не борзые, а легавые. Легавых пускали по запаху, чтобы поднять зверя, а затем спускали борзых для «гона по зрячему» при прохождении зверя мимо охотничьих застав (постов). Итак, лягавые попарно спускались на зверя, а загонщики с борзыми на поводках в это время расходились по своим постам.

Строка 1162. Трубные сигналы. В сценах охоты следует различать, по разъяснению специалистов, три трубных сигнала: the mote, the recheat, and prise. При выпуске гончих в первый день охоты подаются три сигнала «mote». Это три простые ноты, которые могли звучать отрывисто или протяжно.

Когда убит олень, подается сигнал «prise», из четырех нот, затем пауза, а затем еще четыре ноты, звучащие чуть протяжнее первых. Этот же сигнал охотники повторяют, возвращаясь с добычей домой.

Во второй день при загоне кабана охотники трубят «recheat». Это сигнал из четырех нот, повторяемый трижды для науськивания гончих.

Строка 1168. В оригинале автор различает самца благородного оленя (red deer, Cervus elaphus), родственнного нашему лосю, или сохатому,

и оленя поменьше, самца лани (fallow deer, Dama dama), родственного, насколько я могу судить, нашему чубарому оленю (Даль). Чубарый – т.е. крапчатый; по объяснению специалистов, рога у него не кустятся высоко, как у сохатых, а стелются широко. Поэтому в оригинале про сохатых сказано: «с высокими статными головами», а про крапчатых – «с широкими рогами.»

Строка 1270. Героиня говорит языком своего мужа, называя здесь Бога «Хозяином небесных хором». Будь Гавэйн литератором-типистом, по выражению Достоевского (т.е. вставляющим подслушанные типичные слова в записную книжку), он бы уже заподозрил неладное, ибо та же речевая манера была присуща и Зеленому рыцарю при посещении Камелота. С другой стороны, автор сам так любит эти развернутые характеристики имени Господа, что под конец начинает вставлять их уже и в уста Гавэйна, снимая речевую индивидуализацию своих героев.

Строки 1300–1303. Эффекта ради пришлось здесь – в первый и последний раз – отступить от схемы рифмовки.

Строки 1323–1324. Ибо спали тогда без ночных рубашек.

Строки 1340–1370. Ритуальное изображение разделки добычи, существующее во многих средневовых охотничьих руководствах, и составлявшее большую часть всей охоты. Позже, предъявляя добычу Гавэйну, Берсилак просит его оценить не только его мастерство охотника, но и как раздельщика туш. (?onk ?urз my craft serued).

Строка 1407. Это словцо «мазу» несколько замарано современным употреблением, однако искони оно означало именно то, что хочет сказать сэр Гавэйн: что «домазывать» новые условия в заключенное пари они не договаривались. См., например, в Словаре Даля: «маз – в банковской игре – прибавка, примазка к ставке.» Или у Гоголя: «Швохнев: Черт побери, пароле! Утешительный: И пять рублей мазу!»

(«Игроки». Явление VIII).

Строка 1425. Аллюзия на Евангельский текст («Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня» (Ев. от Луки, 22; 34).

Строка 1460. «Гикают, гавкают, галдят». В старинной Турбервилиевой книге (Turbervile, Booke of Hunting – «Искусство охоты») говорится: «вы должны поднимать страшный шум, пугая вепря, иначе он разорвет ваших собак в клочья».

Строка 1493. Вауэйн – в мидлендовском диалекте W и G могли чередоваться. Хотя в этой переводной строчке можно было бы и обойтись без изменения Гавэйна на Вауэйна, так как правило – три слова, начинающиеся на «В», выдержано, все же хотелось показать, как это делается в оригинале.

Строка 1494. Что Гавэйн искушен в играх любви считалось на основании ряда французских рыцарских романов.

Строка 1541. В оригинале нет в точности ссылки на книжки науки любви, но такие книжки, например «Роман о Розе» были в большом ходу и чести у средневековой знати и в аллегорической форме учили многим уловкам, так что я счел допустимым этот «книжный пассаж».

Строки 1609–1603. Вероятно, прозвучали три сигнала. Первый: перед смертью оленя, второй – как первый кусочек вынули из плоти при разрезке туши и третий, названный «curеe». Могли быть и другие погудки, а подавались они для псов в отъезжем поле.

Строка 1664. В замке Берсилака компания проводит время в пении, танцах или прочих музыкальных развлечениях. В первый вечер поют менестрели, в другой вечер гости танцуют, взявшись за руки (carolling) или поют более серьезный кондак conductus. «Кондак» – религиозная песнь с текстом на метрической основе, исполняемая тенором на музыку не церковного происхождения, а переработанную из светской. Вот пример текста кондака:

Veri floris sub figura,

Quem produxit radix pura,

Cleri nostri pia cura

Florem fecit misticum

Preter ususm laicum,

Sensum trahens tropicum

Floris a natura.

К середине 14-го века кондак в Британии петь уже перестали, поэтому появление его в тексте «Гавэйна» сообщает поэме налет древности. «Кэроли» того времени сочетали в себе пение и танцы: леди и лорды, поочередно, взявшись за руки, танцевали под аккомпанимент менестрелей, игравших на трубах и барабанах («pipes and tabors»).

Строки 1702–1707. Эти строки описывают идеальную погоду для охоты, ибо, как гласит пассаж в книге «Мысли об охоте» под редакцией Ото Пажета, «запах неустойчив при северном или восточном ветре, исчезает в бурю при падении барометра, хорошо стоит в теплую несолнечную погоду и при морозце». Многое в запахах зависит от типа и влажности почвы. В третий день охоты все признаки удачи налицо: день ясен, однако солнце поднялось в тучах, что означает высокое атмосферное давление, поле подернуто морозным инеем, то есть почва в прекрасном состоянии.

Строка 1712. Выжлок, «kenet» от старофранцузского «chenette» – маленькая собачка. По-видимому подразумевается коротконогая гончая «beagle dwarf hound», выжлец, выжловка, они бегут по следу по запаху с низко склоненной головой в отличие от собак более высокой породы. Именно она берет след, в то время как остальные собаки еще маются на привязи.