Жемчужина его жизни

Все утро ей казалось, что Антон незримо присутствует рядом.

Словно смотрит, как она лукаво поглядывает в серебро зеркала раскосыми глазами, и удивляется сама себе, будто впервые видит. Отвернется и снова глянет. Неужто эта яркая, смешливая девчонка и вправду она, Фарида?

Будто видит, как она перебирает вещи в шкафу, обдумывая, в чем сегодня пойдет к на встречу, чтобы произвести то самое впечатление, которое останется с ним навсегда. Наблюдает за ее поспешными движениями и смеется: ну что же ты, Фарида, разве нужны мне твои тряпки? Как, вывалив на кровать ворох разной одежды: теплой, легкой, осенней, зимней, – сидит на полу посреди этого раздрая, прижав к холодным щекам горящие от волнения ладони, расстраивается: а ничего приличного-то и нет!

Или вместе с ней ждет, когда закипит чайник, боясь, как бы его гнутая вилка не выпала из чуть опалившейся розетки.

Это удивительное ощущение чужого ненавязчивого присутствия придавало ей сил, будто раскрывая невидимые крылья за спиной.

И только запивая булочку несладким чаем, она вдруг замерла от неожиданной мысли.

Сегодня она обещала приехать к бабушке в деревню! Но эби не знает о том, что её впервые в жизни позвали на свидание, и потому в деревню она не поедет.

Ее нужно срочно предупредить!

Она точно знала: бабушка будет ждать уже с утра. Напечет вкусностей: или сладкий пирог с капустой, или румяные оладьи, и обязательно заварит ароматный чай с травами, засушенными на чердаке еще с прошлого года.

Девушка представила себе, как бабушка в своем бледно-розовом с пионами платке поверх колфака, повязанным двойным узлом (чтобы не слетал) под подбородком, выглядывает на дорогу: не идет ли ее «алтыным», золотце, любимая внучка?

А к натруженным ногам в белых шерстяных носках, что Фарида сама связала к Курбан-байраму в том году, будет ластиться приблудившаяся кошка Мырау, и Зайнап эби будет ей приговаривать: «Как бы не опоздала Фарида, пирог-то совсем остынет, станет невкусным».

Девушка спешно прошлась щеткой по волосам, отчего они затрещали электричеством, натянула старенькое платьице и побежала на автовокзал.

«Не успею, не успею», –  колотилось сердце. Дыхание перехватило и отдалось болью в правом боку.

Дорогу перебегала в неположенном месте, один раз даже на красный свет, но зато на автовокзале оказалась минута в минуту к отправке автобуса до деревни.

На большой площади с небольшой сумкой в руках стояла и тревожно оглядывалась её подружка, бывшая одноклассница, тоже решившая попытать счастья в городе.

– Айгуль, Айгуль! – задыхаясь от бега, закричала Фарида.

Подружка тут же повернула голову на звук, и облегчённо вздохнула:

– Ой, хорошо, что ты успела, Фэридэ! Где ты ходишь? Где тебя носит?

– Айгуль! Я в деревню сегодня не поеду. Скажи Зайнап эби, что останусь в городе и приеду в следующие выходные.

– Что случилось? Расскажи мне! – в худенькой, даром что из деревни, девушке чувствовался живой интерес, нетерпение новой сплетне.

Но тут водитель автобуса, толстый мужик в смешной кепке с заломленным козырьком, посигналил, поторапливая заболтавшихся пассажиров.

Фарида с облегчением от того, что не придется выдумывать небылицы, обняла и расцеловала Айгуль, на прощание помахала рукой озадаченной подружке и обрадованно побежала обратно в общежитие.

У неё впереди ещё было много дел: надо было красиво заплести косы, погладить мятую юбку.

Посмотрела на огромные часы автовокзала и поняла, что времени-то у нее достаточно.

И обратно возвращалась пружинистым, размеренным шагом. Дорогу перешла по зебре, покачала головой, когда парнишка в белых брюках перебежал на красный сигнал светофора, посчитала шаги от белой алебастровой клумбы, подготовленной под посадку цветов, до тропинки, протоптанной студентами.

– Девушка! Девушка!

Фарида остановилась и резко обернулась на мужской голос.

Запыхавшись, ее догонял незнакомец – белая рубашка, курчавые волосы чуть ниже мочек ушей, доброжелательная улыбка.

– Д-девушка, а ведь я вас еще на автовокзале п-приметил… – откинув голову, чтобы набрать воздуха, сказал он и доверительно посмотрел прямо в глаза.

– Зачем же?

Фарида искренне удивилась, даже плечами повела: никогда прежде с ней не знакомились на улицах, а тут сразу два дня подряд! Неужели в городе так принято?

Молодой мужчина чуть тряхнул головой, отчего кадык прошел вверх-вниз, и, снова набрав полной грудью воздух, выдал, споткнувшись в начале:

– П-познакомиться с вами хочу!

Девушка захохотала чисто, звонко. Незнакомец поддержал и тоже посмеялся открыто, приятно.

– Так я на улице не знакомлюсь! – задорно ответила она, искрясь весельем.

– Э-это не беда, давайте познакомимся в кафе…

Он развел руки в стороны, будто хотел захватить это концентрированное безоблачное довольство, которым горела Фарида, или показать, мол, смотри, я такой, как ты, и не представляю угрозы.

– Но я действительно не хочу, – вдруг сделалась она серьезной. – Ведь я уже познакомилась!

Молодой человек опустил руки. Улыбка пропала, но через секунду уже играла на его губах снова:

– Тогда я п-поздравляю!

– Спасибо!

Фарида развернулась к тропинке и побежала к общежитию, довольная, радостная.

Паря над землёй, словно теплый майский ветер, она прошмыгнула мимо комендантши, что постоянно цокала на молоденьких девушек.

– Бегают все, бегают. Что им неймется? – неодобрительно покачала та головой и поджала сухие губы.

Фарида сделала вид, будто не слышит, подозревая, что женщина с усталым лицом и ненакрашенными губами вряд ли поймет ее счастье, и, чтобы не оказаться вовлеченной в серый, пустой разговор, не стала ждать лифта, который натужно гудел двигателем лебедки, опуская кабину на первый этаж, а запрыгала по ступенькам наверх.

Закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной, невидяще уставилась на окно с «гуляющим» от сквозняка тюлем, вдохнула полной грудью и снова почувствовала в себе это удивительное ощущение праздника.

Глава 3

Антона разбудило радио «Маяк», традиционно включавшееся на кухне в 6:30 утра.

Под бравурную музыку дед, до этого времени сделавший зарядку и убравший спартанскую постель, обыкновенно пил чай.

Антон хотел бы ещё поваляться в кровати, но они часто ссорились с дедом по этому поводу, а в это утро ругаться ни с кем не хотелось.