Щясте. Роман-лего

Говорили о родных, разлетевшихся по свету. От Маришки, как уехала, не было вестей. Светлана вздыхала и качала головой. Оля искала в интернете сведения об Африке и убеждала мать (и себя, конечно!), что во многих странах там современная жизнь, не сильно отличающаяся от привычной для нас. Но у Светланы в голове материк ассоциировался с измождёнными и голодными, поминутно умирающими чёрными рабами, СПИДом, каннибализмом, дикими племенами, опасными животными, с нищетой, голодом и инфекциями.

Ольга показывала ей фото африканских городов с многоэтажными домами, машинами, «по-человечески» одетыми аборигенами и убеждала, что ни в какие племена Маришка не попадёт, этой экзотики сохранилось не так много. Светлана верила больше своим дурным предчувствиям, а это здоровья не прибавляло.

О Павлике, младшем своём племяннике, Светлана вспоминала с чувством вины. В пятнадцать лет оставшись сиротой, он отдалился и замкнулся в своём горе, надо было его поддержать и обогреть, а тут навалились свои заботы, и Олег так недолго потом прожил, и маленькая Юля, и Серёга как раз служил, за него переживалось… Но в Германии хоть всё цивилизованно, и Кэтрин его поддержит на родине. В том, что она давно самостоятельная, сомнений не было.

А Лёня совсем как отрезанный ломоть, видать, ушёл по стопам Павла в академическую науку и с тем счастлив. Впрочем, его вполне можно представить в роли оратора за кафедрой. Только прячет он что-то своё за научностями и шуточками, непроницаемый и неуловимый сердцем. Слышно, женился и отправился неожиданно в Финляндию – вот уж оригинал! Интересно, жена оттуда или русская?

– Мам, так если Лара. Наверное, у финнов другие имена в ходу.

– Всякое бывает.

Долго вспоминали город, куда он уехал – так и не сумели воспроизвести сложное название.

– Не филологи мы с тобой, мама, и географию помним не слишком хорошо.

Интересно, не это ли Ольгино замечание повлияло: Светлана купила карту, повесила в своей комнате. Она часто развлекала себя сканвордами, в трудных случаях обращаясь к карте и толстенной энциклопедии советских времён, которой в юности за что-то премировали Олега.

Когда гуляли втроём – Ольга с матерью и Альма, Светлана любила пообщаться с встречными собаководами. Обменяться историями о питомцах, кормах и прогулках, постоять и посмотреть, как играют собаки. Ольга же в разговорах участвовала мало.

Однажды прицепился бессобачный дедок, всё спрашивал про Альму, не до конца веря в её беспородность. Говорил, что такой собаке непременно надо пройти курс дрессировки. Светлана возразила: дорого, а Ольга одна воспитывает дочь. «Ну вот зачем мама всегда эти подробности!» Дедок за словом в карман не полез: «А чего – дочка? Путь в детдом её сдаст да и займётся собакой!» Во даёт! И даже ни тени иронии или сомнения!

Ещё одну историю запомнили надолго.

Меж лугов и кустов притаился небольшой прудик. Альма первая его обнаружила по весне. Без сомнения почапала в заросли камыша. Глубина была, вероятно, меньше метра. И каждую прогулку собака стала принимать водные процедуры. Скорее, грязевые, ей это доставляло несомненное удовольствие. Что там было на дне – неведомо, женщины из-за топкости к берегу подойти не могли.

Как-то они разговорились с хозяином лайки, тот о прудике слышал впервые, и отправились к водоёму вместе. Светлана сказала:

– Кто его знает, что там на дне! Может, и стекляшки с банками – сейчас побегут, поранят лапы!

Альма стремглав по привычке понеслась в воду, лайка за ней. Буквально через минуту Альма взвизгнула и выскочила на траву. За ней тянулся кровавый след. Испуганный хозяин подозвал своего пса, бегло оглядел его лапы и опрометью кинулся прочь. Мать и дочь, поражённые, лишились дара речи. Рассечённую лапу долго пришлось лечить.

Вообще Альма не доставляла особых хлопот. Очень быстро поняла, как себя следует вести. Жила в доме, не на цепи, Ольга позволяла ей валяться на старом диване – разумеется, после того, как вытерли лапы. По приходе домой стояла у двери и ждала, когда снимут ошейник с поводком. В еде не привередничала, была деликатна: учуяв на столе вкусное, безмолвно сидела и ждала, когда с ней поделятся. Впрочем, была рада и куску хлеба. Сама лишь однажды покусилась на оставленный у края стола бутерброд, но после Ольгиного выговора больше опыт не повторяла.

Альма знала команды и довольно хорошо ходила на поводке. Но если вдруг поблизости оказывалась «конкурентка», шерсть на загривке вздыбливалась, собака не могла сдержать эмоции и утробно рычала. Ольга с трудом удерживала поводок, скрученный до минимума, и повторяла вполголоса: «Тихо, тихо». Впрочем, через десять метров к Альме возвращалось спокойствие. Не любила она пьяных и странно пахнущих, в громоздкой одежде мужчин, подозревая в каждом угрозу для хозяйки. Специально охранные навыки никто не развивал, но если Ольге случалось гулять с Альмой в глуши, собирая малину или грибы, поводок частенько оставался лежать отцепленным где-то в траве. Собака тут же по собственному почину укладывалась рядом. А по молодости она в таких ситуациях бегала по округе, и требовалось скомандовать: «Ищи поводок!»

Ольга увлекалась фотографией: пейзажи, небо, цветы, бабочки. Это можно бесконечно щёлкать, а потом рассматривать на компе, изменять оттенки, выискивать лучшее. Не то что во времена её детства – плёнка в жалких 36 кадров, которую надо проявлять и фотки потом печатать, сокрушаясь об испорченных кадрах.

Цветы в полях попадались и редкие: ночная фиалка, например. Затерявшаяся среди густой травы, она источала удивительно красивый и сильный аромат. Ольга не срывала, приходила нюхать и фоткать. Через пару лет вся полянка благоухала, белых красавиц вылезло много. Хорошо, что в густую траву кроме Ольги и собак никто не лез, не рвал, не мял. Хвостатые вели себя прилично.

Впрочем, парочка курьёзных случаев была. Резвясь, Альма умчалась за деревья. А выскочила оттуда незнакомая собака, сплошь чёрная. Во что она окунулась, неведомо. Ольга с трудом признала чудовище, еле отмыла потом.

На их окраине часто встречались утки. Нередко даже зимой грелись на теплотрассе. В остальное время плавали в прудах-болотах. Охотничий нюх Альмы гнал её за добычей, птицы проворно взлетали перед её носом. В тот раз, видимо, утка оказалась флегматичной. Она плавала в болотце среди зарослей ивы. Альме воды было до пуза, разогнаться негде. Ольга стояла на топком берегу. Собака и утка играли: птица шустро плыла, охотница пыталась её догнать, громко хлюпая лапами. Они кружили возле ивовых стволов с полчаса, Ольга охрипла, уговаривая Альму образумиться и отказаться от провальной затеи. Наконец удалось ухватить собаку за ошейник и, жертвуя обувью, выволочь на берег.

Обычно Альма слышала от Ольги только ровную и негромкую речь. Как-то попалась на глаза заметка, из которой узнала: слух собак острее человеческого в десять раз. То есть даже шёпот прекрасно слышен. И к чему тогда оскорблять барабанные перепонки? И как же достаётся беднягам в праздники от дурацких фейерверков! Альму берегли, надевая на уши связанный специально для таких случаев толстый «ободок».

Глава 16. Юля в школе и после

После смерти Юрия Ольга просила Кэтрин забрать из их дома пианино, чтоб не напоминало лишний раз.

– Пусть Юлечка учится играть, всё-таки гены… Я сама буду с ней заниматься!

Действительно, Кэтрин дала племяннице несколько уроков. Когда уезжала, поручила её заботам хорошей знакомой. В шесть лет Юля стала ходить в музыкалку, но к восьми совершенно забросила занятия, Оля устала уговаривать, и пианино из дома увезли. Отцовой тяги к музыке у девочки не возникло.

Гораздо интереснее оказался вариант с художкой.

В художественной школе была своя система: подготовительная группа, куда принимались дети до 10 лет, нулевой класс, и только потом – первый. Для тех, кто учиться хотел не с начала, проводились экзамены.

Юля поступила в подготовительную группу в девять лет. У неё выявились хорошие способности. Умиляла взрослых своими рисунками и пространными рассуждениями. Простым карандашом с поразительной точностью копировала гипсовые бюсты и денежные купюры.

А математический склад ума уже к третьему классу одолел все действия с дробями, Ольга рассказала дочке про степени и квадратные корни, а потом помянула логарифмы, о которых сама помнила довольно смутно, – что это сложно, Юля разберётся, когда доучится до десятого класса. Но ребёнок канючил, требуя подробностей. Тогда Ольга просто принесла старый обшарпанный «Справочник по элементарной математике». У тёти Зины, бывшей математички, была целая полка справочников и методичек. Все их слизнул жадный пламень. Эта книжка осталась от старой хозяйки дома, сын которой когда-то учился в техническом вузе.

Юлька примчалась быстро, и Ольга услышала её неуступчивое и бойкое: «И ничего тут нет сложного. Логарифм – это…» Определение ребёнок выдал без запинки. Собрав остатки знаний, мать припомнила: «А ещё бывают десятичные логарифмы». – «А я сейчас тебе про какие рассказывала?» Занавес.

В один из летних дней Ольга с дочкой возвращалась от Гладковых. К чему прозвучало слово «фотосинтез», она не запомнила. Но двадцатиминутная, изобилующая научностями лекция, которую Юля ни разу не позволила перебить, была из ряда вон. «Через дорогу, зелёный, давай руку», – Юля морщилась и нервно трясла головой, раздражённо бросая: «Не перебивай!»