Выжить любой ценой. Часть вторая

– Любители легкой наживы. Вы конченые люди! Ты что-то сказал про жену и дочь? – рявкнул Алексей.

– Да! Там! В нашем убежище. И еще жены и дети тех парней, которых ты убил!

– Что прямо у каждого по жене и ребенку? – усмехнувшись спросил Алексей.

– Нет. Только у троих! Если ты убьешь меня, то через несколько дней у них кончиться еда и они умрут.

Парень с надеждой посмотрел на Смирнова, но тот остался беспристрастным и заговорил:

– Ты кажется настолько глупый, что ничего не понимаешь. Я не стану убивать тебя. Смерть – слишком просто. Ты будешь долго мучиться. Обещаю…

Выдернув нож, Алексей ударил раненого рукоятью в голову и тот потерял сознание. Открыв багажник ближайшей легковушки, он загрузил тело и захлопнул крышку.

– Дядь Лёш, а мы с ним не слишком жестко? Все-таки у них же дети, – спросил Егор Алексея, когда они продолжили путь.

– Даже если он сказал правду и жены с детьми реально существуют. Мы ничего не в силах сделать. Они сами решили свою судьбу, – ответил Алексей.

– Почему люди стали такими? – с грустью спросил мальчишка. – Нас ведь и так мало, зачем убивать друг друга?

– Тут все просто – отсутствие закона порождает преступность и беспредел. А выживают, как правило, сильнейшие…

– Я понял. Дядь Лёш, мне что-то есть сильно захотелось. Дойдем до леса, привал устроим?

– Обязательно. Отдохнем пару часов, и снова в дорогу. Нам предстоит долгий путь…

Глава 17 Немного из прошлого

В две тысячи седьмом году я уехал на обучение в Новосибирск. К родителям, в родной Златоуст, ездил довольно редко. Один-два раза в год. Обучаться в академии ФСБ нравилось, хотя это было сложно. Языковая, математическая, юридическая и физическая подготовки здесь были на очень высоком уровне. В академии преподавали легендарные личности, о которых, к сожалению, у меня нет времени рассказывать, но скажу одно – почти все из них удостоены звания Героя Советского Союза и Героя России. Многие предметы преподавали в особых кабинетах. Туда нельзя было вносить ни листка, ни ручки. Все, что там до нас доносили, было под грифом «секретно».

Каждый день служба в академии начиналась с семи утра и продолжалась до позднего вечера. Да-да, я не оговорился, именно служба, а не обучение. Так-как дороги назад уже не было. Такие загруженные и насыщенные дни создавали сильный эмоциональный и физический прессинг.

Поступить в академию для меня не было особой сложностью, но запомнился один момент. Полиграф. Там ты словно становишься прозрачным. Все твои внутренние убеждения становятся доступны кадровику, и создается впечатление, что находишься в чистилище.

Нам было запрещено светить статусом обучения в АФСБ в социальных сетях. Даже друзья не знали об этом. Круг лиц, знающих где я обучаюсь, был очень ограничен. На моем факультете было несколько девушек, очень особенных и уникальных. Интеллектуальные и сдержанные, с отличной физической подготовкой.

Многие из нас нашли в Академии вторую половинку. Один товарищ женился спустя три года обучения, а другой сразу же после получения диплома. Возможно, я тоже мог жениться, если бы не настолько серьезно относился к обучению, но по факту у меня просто не оставалось свободного времени, поэтому как-то не вышло.

На четвертом году обучения случилось, то, за что я себя до сих пор не могу простить – погибли Родители. Так, впервые в жизни, будущий боец Антитеррористического подразделения столкнулся лицом к лицу с проявлением терроризма. По воле злого рока, в определенный момент мои Родные оказались ни в том месте и не в то время. Они ехали в Сочи на поезде отдыхать. Отцу тогда было ровно пятьдесят, а маме сорок один. Произошел захват поезда террористами. Как бывший военный, отец не смог смотреть на это и атаковал террориста, который находился ближе всего. Сломав шею, он завладел оружием. Это был Калашников. Отец решил дать бой. В одиночку он уложил четверых, пока автоматная очередь не сразила его. У террористов было огромное преимущество, они могли стрелять не целясь, а отец не мог себе этого позволить, так-как кругом были люди. Мама, и еще около сорока человек, погибли при штурме поезда бойцами Альфа ФСБ.

Когда я вернулся после похорон в Академию, меня практически не замечали в течении месяца, а затем начались проверки. Все ждали, что «сломаюсь». Снова полиграф и беседы с психологами. Меня заставили пройти огромное количество тестов, но отклонений в психике обнаружить так и не смогли. Психически неустойчивым и негодным к службе признали гораздо позже, в две тысячи девятнадцатом. А пока, я продолжил обучение и службу.

Каждый выпускник АФСБ после получения диплома, должен пять лет посвятить службе Отечеству. Кто-то из нас попал в «горячие точки». Я же по окончанию обучения, из-за гибели родителей, выбрал только один путь. Пошел служить в «Альфу» и был одним из немногих, кто сумел в двадцать два года попасть в это подразделение. Мне удалось прослужить там семь лет и побывать во многих местах. А потом было увольнение…

– …как-то так. – закончил я рассказывать.

– Да! Не думал, что твой отец погиб при таких обстоятельствах, – Михаил Филиппович сидит напротив меня за столом, и с трудом сдерживает слезы. – Когда это случилось? Поезд захватили в две тысячи одиннадцатом. Но по телевизору про него ничего не говорили. Сказали только число погибших, да и то гораздо меньше сказанного тобою. Что-то около десяти, если не ошибаюсь.

– Если быть точным, то в СМИ было объявлено о девяти погибших, – сказал я, разглядывая маленького паучка на стене. – Удивительно, что вы запомнили примерное число погибших. Тогда этим не афишировали. Кризис как никак.

– Конечно помню. Я ведь тоже бывший военный. Каждый теракт, который происходил в стране, был для меня ударом. Вот только одно непонятно, зачем власти занижали число погибших? В СССР такого не было…

– Зачем занижали цифры? – спросил я. – Чтобы не раздражать общественность. Лучше об этом спросить у Матвей Григорьевича. Он у нас приближенный к президенту.

Матвей сидит на ящике в углу и проводит ревизию имеющегося у нас оружия. Подняв голову, он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Я решил ответить за него.

– Взять к примеру Сирию. Какие десятки? Там мы несли тысячные потери. Но власти считали, что людям незачем это знать и называли другие цифры. А по поводу страны Советов, я с вами не соглашусь Михаил Филиппович, там тоже о многом не говорили в СМИ, но там хотя бы не врали так открыто как в Российской Федерации. А моему отцу наше правительство дало звание Героя России. Посмертно. Но об этом никто не узнал…

– Ну и черт с ним, с этим телевизором, – воскликнул Михаил Филиппович, и встал со скамьи. – Ты сказал, что не можешь простить себя за гибель родителей. Что ты имел в виду?

– Я не навещал их десять месяцев. Постоянно в учебе. Не было времени даже позвонить. А после их гибели нашел тысячи причин, чтобы приехать к ним, но они были мертвы.

– Не кори себя за это. Такова жизнь. Иногда она преподносит уроки, поэтому мы должны сделать выводы, и жить дальше, – Михаил Филиппович нахмурился, и продолжил: – Ну ты понял меня…

– Давай завязывай Филиппыч. Не тебе такие речи толкать, – вставил реплику Матвей, собирая разобранный пистолет-пулемет.

– И в правду, что-то я не то понес, – сказал Филиппыч. – Игнат, расскажи-ка ты лучше почему тебя из ФСБ уволили. Уж больно интересно мне!

– В другой раз расскажет. – сказал Матвей. – Уже десять часов, пора выдвигаться…

Через двадцать минут, мы направлялись в сторону военной части. Из оружия с собою пистолет-пулемет «Витязь», с одним дополнительным магазином и пистолеты «Грач» и «Стриж», с четырьмя дополнительными магазинами к каждому. Когда прошли небольшую поляну, я заговорил:

– Заметил, ни одна тварь к Филиппычу не забредает. Странно…

– Это же хорошо. Значит не хотят с ДШБшником связываться. Знаешь почему я тебе «Витязя» отдал? – спросил Матвей.

– Потому что нести не охота, – улыбнувшись, ответил я.

– Это верно! – засмеявшись кивнул Матвей. – Но основная причина в другом. Я наблюдал за тобой. Там, в Вашингтоне. Ты ни разу не промахнулся. Даже я так не умею. В рукопашном бою сильнее себя противников не встречал. Но по части стрельбы скажу – Шухов, у тебя талант. Таких стрелков единицы. Скажи, ты же знаешь, о чем я говорю?

– Знаю, – ответил я. – Когда делаю выстрел, то даже не задумываюсь о том попаду или нет. Но я промахивался. Так-что не настолько крут. А по поводу зачистки военной базы – у нас может не хватить патронов. Умение метко стрелять не поможет.

– Да брось, Игнат, нам главное внутрь попасть, а там мы что-нибудь придумаем…

За полтора часа удалось пройти около восьми километров. Мы пересекли асфальтированную дорогу и две проселочных, а затем снова начался неплотный березовый лес.

– А вот и первый зараженный, – сказал Матвей, показывая рукою на тварь, которая когда-то была рядовым солдатом.

Зараженный просто стоит возле дерева, совершенно не двигаясь. До него около ста двадцати метров и пока что он нас не учуял. В отсутствие звуков и людей зараженные впадают в ступор.

– Стрелять нет смысла, слишком много шума поднимем. Он как будто в спящем режиме. Может осторожно обойдем? – спросил я, но тварь будто услышала голос и подняв голову, посмотрела в нашу сторону.

– Поздно Шухов, – пробормотал Матвей. – Придется убивать. Эй вояка! Что встал как истукан? Айда подходи.

Услышав голос, зомби ринулся в нашу сторону.

– Ну вот! Придется убивать… – сказал я. – Мне боя с Филиппычем хватило, так что давай, Матвей Григорьевич, показывай навыки…

Я отошел от Матвея на четыре метра назад и на всякий случай снял «Витязь» с предохранителя. Тварь находится в сорока метрах от нас и довольно быстро приближается. Тем не менее Матвей медлит, ничего не предпринимая.