Инская Коммуна. Город

Инская Коммуна. Город
Никита Ковальков

Новый мир, новые правила. На дворе 1958 год. Но это совершенно другой 1958. Политическую карту мира делят 4 супердержавы: КБМ, 6-я республика, Директория Ганди и Содружество Коммун, ставшее нашему герою новым домом.

Теперь уже Николай не обладает большинством так необходимых попаданцу кусочков кнопки «убить всех» в виде знания истории мира, наличия карманного крейсера или еще чего похуже. Единственные его бонусы – это взгляд на систему со стороны и небольшая технологическая фора.

Ну а мы сможем понаблюдать за его потугами и заодно полюбоваться движением шестеренок нового мироустройства.

Никита Ковальков

Инская Коммуна. Город

Глава 1. Речка Каменка

Был понедельник. По счастливому стечению обстоятельств уроков в школе не случилось, и я встал, как и полагается истинному оболтусу, где-то между девятью и двенадцатью. Рассвета я не застал, и кольцо за окном блестело в майском солнце мокрым асфальтом. Я всегда любил именно такую погоду, когда пыль только прибита дождём и температура болтается в районе 20 градусов.

Привычно сделав фотографию и залипнув минут на 20 в новостях, я прошлепал из комнаты прямо и упёрся в ванну. Там я и обнаружил, что понедельник – день тяжёлый: у коммунальщиков 7 пятниц на неделе (или понедельников), и вместо отключения горячей воды во вторник, а электричества в четверг всё это произошло сегодня. Вероятно, они так же запутались, как и я, в этих днях недели. Но это всё равно что-то особенное – первый раз слышу о таком.

Плюнув на эти размышления, которые уже по своей сути стали напоминать мне тот самый клок волос из слива в ванной, я принял холодный душ и, отфыркиваясь, вышел на кухню, снова погрузился в атмосферу мая. Это совершенно особенный для меня месяц. Месяц перезагрузки: конец учебного года, День Победы и… мой день рождения!

Мама уже убежала по делам, оставив мне сообщение: «На завтрак блинчики, сметана в холодильнике и бабино варенье. Целую!». И это, черт подери, была отличная новость!

Добравшись до компьютера, я снова пролистал новости. Несколько интересных заявлений сделал Минсельхоз. Как же их, новостей, в последнее время стало много… Из одного только телеграм-канала за полтора часа набежало 13 штук. Ох, сказал бы кто-нибудь мне из года эдак 2018, что мы так весело будем жить… Не поверил бы я ему, в общем!

Прорешав в сотый раз ЕГЭ по математике, я довольный откинулся на спинку кресла, вообразив, что оно у меня есть и я сижу не на стуле. А страшный суд близится… В смысле, ЕГЭ… Математику вот приурочили к Дню защиты детей – хороший юмор, но нехорошо, что это уже через 13 дней… Ну, прорвёмся…

После видео о двойной бухгалтерии, половину которого я так и не понял, я собрался на тренировку и вышел из дома. Выехал я на велосипеде – прекрасный вид транспорта. Его единственный минус – это мокрая от грязи спина, если дождь расставил по городу лужи. Ехать мне предстояло по улице Ипподромской – улица эта протекает в овраге вместо реки и фактически является магистралью. Частями тротуары по ней отсутствуют.

И вот как раз там, где их нет, сбоку от дороги пустырь. Или стройплощадка. Что-то среднее. Недолго думая, я решил объехать одну из расставленных луж (которая, к слову, левым своим краем заползла на вторую полосу) по вышеупомянутому «чему-то среднему».

Это была плохая идея. Песок, которым вперемешку с обычной землёй была засыпана эта (все-таки) стройплощадка, совсем раскис, и куски грязи липли к колесам. Каким-то образом эта гадость забила мне обе каретки, и ехать дальше стало решительно невозможно. Пришлось слезать и, ведя велосипед рядом и опираясь на него, перебираться с одного бетонного блока на другой. Естественно, такие трюки не оставили силу тяжести равнодушной, и она в один прекрасный момент приземлила меня прямо в мутную лужу. И тут началась какая-то фигня. В лужу, где сейчас стоял велосипед, не задавая воды рамой, я погрузился полностью. Муть не давала мне разглядеть ровным счётом ничего, и я почему-то резко разучился плавать. Я продолжал барахтаться, в висках застучало сердце, а в голове вместо мыслей патокой расползалась паника. Руками, которые словно жили своей жизнью, я наткнулся на что-то. Кажется, это была какая-то заиленная коряга. Я за нее потянул и вроде начал двигаться, но еще через секунду обнаружил, что её небольшой кусок остался у меня в руках… В такой ситуации может показаться, что перед глазами начинает пробегать вся жизнь или хотя бы трагическое «это конец!». Но такого не было. После этого вообще словно ничего не было. Либо книги врут, либо это был еще не конец…

* * *

Боль. Песок и рвота. Не самое приятное пробуждение в моей жизни. И какой страшный сон! Но что со мной, аааа! Ух, черт подери, кхе, ыхххх, ааа, буль-буль-буль-кхе-кхе… Я дёрнулся. Что-то давило мне на грудь. Давило ритмично, то отпуская, то нажимая до резкой колющей боли. Через ещё несколько мгновений я начал слышать какую-то возню, надсадное дыхание где-то близко, ругань… Нет, отборную брань, как умеет только старшее поколение. Я прохрипел: «Пхе-пхе-ххах» – по задумке это было «что случилось». В ответ мне: «Censored, censored, censored, очнулся! Censored, censored, сын! Censored я рот с тобой, censored! На речку… пхххх… хо-хх-дить, censored». Я так заслушался, что снова зашился и наконец смог сказать что-то относительно внятное: «Что за… кто… какого censored, censored?!»

«Ты, малец, за языком следи» – услышал в ответ.

«Где… я» – уже тише сказал я.

«Да как где, где обычно. Чего только на камни полез, удалец, censored».

«Какие камни, вы кто? Кажется, вы меня спасли? Я и как вас отблагодарить не знаю, господин, эээ?…» – сказал я, поняв, что мне делали СЛР. Помню, в автошколе меня столь впечатлило то, что в её процессе может сломаться несколько рёбер, что я это запомнил. Теперь, видимо, навсегда. Этот дед явно не жалел сил и делал всё как надо. «Спасибо вам огромное, эээ…» – запутался я в словах.

«Колька, Колька, ты чего? Ты там головой не стукнулся случаем? Ээй! Посмотри на меня» – он помахал рукой у меня перед глазами и сделал пис – «Сколько пальцев я показываю?»

«Римлянин бы сказал, что пять, но как по мне, два» – как всегда по-дурацки пошутил я. Голова на удивление быстро прояснилась, и уже не тянуло поближе познакомиться с остатками блинов. «Я, кстати, Никита. Вероятно, вы меня с кем-то спутали. И можете все-таки, пожалуйста, рассказать, что случилось. Я был бы вам благодарен!»

«Эхх, Колька, Колечка, пошли-ка мы до поликлиники…» – сказал дед и потянул куда-то от реки.

Да, я уже успел краем глаза её обнаружить. Сидели мы с этим… дедом на берегу речушки. Шириной метра 3, ну может 5. Судя по вырывающимся из-под воды камням, воды было максимум по щиколотку. Почти гладкая, лишь с небольшими каменными выбоинами, змея реки ползла куда-то, рассекая то ли деревеньку, то ли посёлок на две части, обе из которых спускались к реке, свысока наблюдая за нами. Выход к реке был эдаким зеленым порталом из каких-то прибрежных кустов или деревьев. Земля под ногами была такая «глинистая», какая бывает только у реки. Трава ближе к берегу редела и уступала место голой земле, а затем и воде. Чувствовался речной запах – и противный, и такой приятный одновременно. Наверное, журчала вода – я мог не обратить на это внимания. Овраг – подумал я о ситуации с домами. Почему-то кроме нас двоих в этом овраге были словно одни только избы, избы, избы. Да все какие-то древние – ни тебе пластиковых окон, ни всероссийских синих бочек в огороде. Ни одной, даже самой захудалой шестёрки у стены. Висит белье. В общем, все, как на картине… Репина… Приплыли…

Дед явно не хотел мне рассказывать ровным счётом ничего. Только тянул меня с приличной скоростью вверх по склону. И переспрашивать я уже не решился. Шли мы молча, шлепал я босыми ногами, а дед – какими-то предельно обыкновенными сапогами. Сам дед… Он был… Диссонирующий с пейзажем. Гладко выбрит, белые как лунь волосы средней длины смотрят назад, но не лежат. Словно он долго ехал, высунувшись из окна или на мотоцикле без шлема. Из прищуренных глаз смотрела сталь… Сталь, но спокойная… Не угасшая, нет, не сверкающая в силу лишь потёртости и бесконечных царапин, но по-прежнему столь же холодная. С этими глазами диссонировал крупный, добродушный нос. И вот он на меня взглянул, и из глаз всё то, что я видел ранее, исчезло, словно наваждение. Задача с носом решилась в пользу носа, и в краткий миг он показался мне простым уставшим стариком, желающим, как и все мы в глубине души, домашнего уюта.

И тут я споткнулся о какой-то камушек, что и вывело меня из такого «созерцательного состояния». Не, ну вот хорош: сам непонятно где, непонятно когда, что делать, а он решает проблему диссонанса дедового носа с глазами. Надо начать думать как человек, а не как наевшийся пирожного воздушный романтик. Или воздушное пирожное? К черту!

Что мы имеем? Вокруг глухая деревня (на вид), но рядом есть поликлиника. Для этого деда я Колян. Ну, главное, что не Кольян… Тьфу, думай, думай! Что это может значить? Я вроде пока не бухаю, рано ещё. Может, я забыл какой-то кусок жизни из-за той самой великой и ужасной ам-не-зии, ууууу… Прям как в отечественных сериалах, которые так любит бабушка. Может быть всякое, наверное. Утверждать не берусь, не врач. Но башка болела. Было бы, конечно, прикольно, как эти самые попаданцы, в свое время начитался книг о них. Всегда мечтал стать таким же, хех. Не хватает сейчас только газеты, правда, или… второй луны, например. Ну, это, конечно, все забавно, но если я сейчас у деда еще и год спрошу. Так он вовсе не ответит, а-то и кондрашка хватит старого. Ну а вообще прикольно… Вот окажется сейчас, что я отправленный на воспитание в деревню сын олигарха или царька какого-нибудь, заживе-е-ем… Ладно, видимо, мне кажется, что голова прошла, раз такая муть в нее лезет. Может, дед прав и я… Да не, не могу я быть Коляном. Это насколько качественно приложиться надо, чтобы выдумать 17 лет жизни… Подождем до поликлиники. Может, к действительно больным они относятся иначе, чем к тем, кто пришел проходить комиссию. Терзают меня, конечно, смутные сомнения…

«Дед, а может у вас, кхм, нас в смысле… нормальная частная клиника есть? Что к врачу надо, это ты прав, но…» – с опаской сказал я.

Дед косо на меня посмотрел, отвернулся и набычено шел дальше. Неужели они такие дремучие здесь? Или думает, что стебусь? Больше тревожить я его не стал, поднявшись по склону, мы вышли на довольно просторную улицу, переходящую через знакомый уже овраг мостом, являющим собой выстроенные в ряд бетонные козлы, покрытые тонким ковром деревянного покрытия. Сооружение довольно забавное, но тем не менее весьма не деревенское. Кто в деревне станет строить мост через овраг, если тут с натяжкой и так пробраться можно? Деревенской концепции места моего появления оппонировали и весьма городские домики, построенные как будто еще до революции с одной стороны, и престранный кирпичный 3-этажный домик неопределенного возраста с другой. Повернув направо и проходя квартал за кварталом вот такой застройки по улицам с весьма переменным асфальтированием, мы подошли к серому зданию с большими окнами и серо-красной надписью «поликлиника». Внутри бросалось в глаза отсутствие бахил, написанные от руки объявления. Дед уверенно пошел мимо регистратуры на второй этаж, буквально ворвавшись в кабинет с табличкой «Зам. главврача», в котором пили чай две женщины. Одной было лет сорок, другой сильно за… А вот непонятно, старенькая очень.

Первой осознала произошедшее бабка и, что очень удивительно, без наезда спросила: «Эрнест Михалыч, что у тебя стряслось и чаво ты Кольку сюда притащил?»

«Уйди, старая, не до твоего любопытства сейчас!» – проскрежетал ей дед.

«Это он её из её же кабинета сейчас выгоняет?» – подумал я. Тем временем бабка явно готовилась покинуть столь негостеприимное место и со словами: «Ладно, Катенька, пошла я к себе».

После ее ухода дед как-то быстро и точно описал наш случай, явно переживая из-за него больше меня. Что было странно, казалось, что сейчас в нем говорит нос, а не глаза.

Только когда он замолчал, женщина как-то суетливо вскочила со стула и с мокрыми глазами начала ощупывать мне голову.

«Ну как так, Коленька, как так? Вроде целое все! Скажи мне что-нибудь!»

«Сначала скажите вы мне, где я? Какое сегодня число? И почему, черт подери, вы меня все Николаем кличите?»

«Ты совсем ничего не помнишь?! Даже как тебя зовут?! Не помнишь?!»

«Женщина, вы вообще кто?»

«Понятно…»

Женщина выбежала из кабинета, я дернулся за ней, но, услышав «сидеть!» от деда, успокоился. Судя по всему, этот мужик здесь со всеми так разговаривать может.

Через пару минут женщина прибежала с какой-то книгой в сером переплете, что-то найдя в ней, она спросила: «Что ты помнишь последнее? И помнишь ли что-то?»

На этом этапе мне уже не казалось лучшей идеей говорить этим людям правду, но как запудрить им мозги? Особенно после того, как я уже столько всего наговорил этому деду?

Ничего не придумав и поняв, что пауза затягивается, я решил состроить из себя больного, дабы получить время сориентироваться. Резко скручиваюсь, вызываю рвотные позывы, после чего меня корежит от уже вполне реальной боли. «Ухх, ребра…» – сдавленно выкашливаю я. Вопросы временно отпадают, мне, как водится, говорят выдохнуть, бинтуют грудь. Дышать становится тяжеловато и немного больно. Видимо, на стрессе я не обращал на это внимание, а эти цирковые выкрутасы что-то во мне расшевелили. Впоследствии мне удается вставить, что мне, мол, становится плохо, когда пытаюсь залезть в память, и вообще я плохо соображаю. В итоге из поликлиники мы выходили с записью о черепно-мозговой травме, повлекшей антероградную амнезию, и переломе одного ребра. Запись была завизирована печатью и подписью врача, а датой было указано «19» мая 1958 года. А на самой карте значилось:

Коммуна участия Ново-Сибирск

Поликлиника №1

Амбулаторная карта ф. № 037

Фамилия Канский

Имя Николай