Усташские лагеря смерти в Независимом государстве Хорватия в 1941–1945 гг.

Лидеры усташского движения обращали свои взгляды не только на Лику и Далмацию (хотя Лику в принципе можно считать колыбелью усташства), но и вообще на бедные деревни и села, на районы с низким уровнем жизни. Бедные, неграмотные, но любящие свою Родину крестьяне – вот кто был основным «сырьевым ресурсом» для Павелича и его приближенных. Повлиять на мировоззрение этих людей таким образом, чтобы они поверили в идею этнически чистой Хорватии, Хорватии без сербов и евреев, было не так уж сложно.

А вот научить этих людей убивать – сложнее. Тут в ход шли разные инструменты убеждения, в зависимости от конкретного человека. Например, молодым ставили в пример старших – уже состоявшихся убийц. Дальше все зависело от крепости психики «обрабатываемого» новичка и дара убеждения его более опытных товарищей.

Как это выглядело в жизни – то есть как проходило первое «боевое крещение» усташей – можно понять из рассказа усташа Йосипа Орешковича. Ему было всего 19 лет, когда в 1942 году его схватили партизаны. На вопрос, как он, такой юный, мог совершать все эти страшные злодейства, Орешкович рассказал целую историю, которая наглядно демонстрирует нам, как Павелич воспитывал своих палачей.

«Еще будучи учеником 6 класса госпичской гимназии, я в 1939 году вступил в ряды религиозной организации «Крижары». Там нас воспитывали в усташском духе. Наши встречи посещали Юрица Фркович и Юцо Рукавина, они читали нам лекции антисербского толка. Наш пароль был: «Во имя Христа – убей антихриста!» Антихристами для нас были сербы, евреи и коммунисты. Мы организовали ударную группу, которая по ночам нападала на всех «левых». Когда началась война и армия Югославии рассыпалась, мы участвовали в ее разоружении. Мы сразу же вступили в ряды усташей, поскольку считали это своим национальным долгом. Меня и еще некоторых из Госпича направили в лагерь Слана на острове Паг.

К нам приводили девушек-пленниц, раздевали их догола и говорили, что мы можем взять любую из них, но с условием: после полового акта их нужно будет убить. Некоторые из молодежи, опьяненные вином и желанием, легко убивали тех, кого выбрали. Я так не мог. Мне было это противно, о чем я заявил публично. Спустя пару дней в лагерь прибыл какой-то высокий чиновник из Загреба по фамилии Лубурич. Прибыл он, чтобы познакомиться с работой лагеря. И вот тогда-то, с его приездом, и началась настоящая мясорубка. Все море около острова Паг было красно от крови. Лубуричу доложили, что я и еще некоторые усташи не хотят принимать в этом участие.

Узнав об этом, Лубурич созвал всех усташей, построил нас и выступил перед нами с речью. Он сказал, что те, кто не способны убивать сербов, евреев и коммунистов – предатели усташства. После чего спросил – кто же тот усташ, который отказывается убивать пленных? Вперед шагнули я и еще несколько людей. Поскольку я шагнул первым, Лубурич подозвал меня к себе, поставил перед строем и спросил, какой же из меня усташ, если я не могу убивать сербов и евреев.

Я ответил ему, что готов в любой момент отдать жизнь за Поглавника, и что я могу легко убить врага в сражении – но не могу убивать беззащитных, а особенно женщин и детей. Услышав это, Лубурич рассмеялся и ответил, что и это – тоже борьба. Также он добавил, что сербы, евреи и коммунисты – не люди, а животные, и что наш долг – очистить Хорватию от этой чумы. Тот же, кто отказывается это делать – враг Поглавника и Хорватии. После этого он подозвал к себе человека из своего сопровождения и что-то шепнул ему. Тот ушел и через какое-то время вернулся с двумя маленькими (на мой взгляд, им было года два) еврейскими детьми.

Лубурич дал мне одного ребенка и сказал, чтобы я зарезал его. Я ответил, что не могу. Все усташи около меня прыснули от смеха, а затем начали меня дразнить и кричать, что я «усраш», а не «усташ». Тогда Лубурич достал нож и передо мной зарезал ребенка со словами «Вот как это делается». Когда ребенок закричал и брызнула кровь, я чуть не потерял сознание. Кто-то поддержал меня, не дав упасть. Когда я немного пришел в себя, Лубурич сказал мне поднять правую ногу. Я выполнил приказ, а он положил мне под ногу второго ребенка и приказал: «Ударь!» Я ударил ногой и, похоже, разбил голову ребенку. Лубурич подошел ко мне, похлопал по плечу и сказал: «Браво! Ты будешь хорошим усташем!»

Так я впервые убил ребенка. После этого я напился до полусмерти. Помню, что уже будучи пьяным, вместе с другими насиловал еврейских девушек – потом мы их всех убили. Прошло еще какое-то время, и мне уже не нужен был алкоголь, чтобы убивать. Позже, когда лагерь Слана был ликвидирован и все его пленники уничтожены, я был отправлен в Кореницу – очищать эти края от сербов. Что я тут делал, вы знаете…»

***

Отдельного внимания заслуживает усташский лозунг-приветствие: «За дом – готовы!» Откуда он взялся и что означает?

Как только стало очевидно, что гитлеровский режим падет, Павелич бежал в Аргентину (к слову, пределы Хорватии он покинул еще осенью 1944 года). Там, по договоренности с другими лидерами НГХ, он указом от 8 июня 1956 года основал так называемое Хорватское освободительное движение (ХОД). Помимо прочего, эта организация имела и свою газету. В одном из номеров этой газеты – за январь 1968 года – на второй странице была опубликована небольшая статья, в которой приводился разговор с Павеличем. Разговор этот состоялся летом 1957 года в Аргентине. В ходе беседы тогда уже бывший «поглавник» не просто утверждал факт изобретения усташского лозунга, но и достаточно подробно рассказывал, что же сподвигло его на это, каким образом «За дом – готовы!» появился на свет. Ниже – отрывок из его рассказа.

«К сожалению, некоторые эмигрантские газеты полагают, будто этот лозунг имеет сходство и даже прямое происхождение от итальянско-фашистского лозунга «Готовы!». Тот лозунг, который был придуман мной, не имеет ничего общего с какими бы то ни было итальянскими или иными иностранными лозунгами, приветствиями и так далее. Когда мы создавали новую Хорватию, возникла потребность в некоем усташском приветствии, которое было бы не только военным, но и общенациональным. И с этой целью я принялся изучать нашу историю, начиная с самых давних времен.

И однажды, листая архивы, я натолкнулся на интересное высказывание в тексте приказа короля Петра Крешимира IV, изданного в городе Нин в 1069 году. Помимо прочего, король писал: «Как наш всемогущий Господь наше королевство по суше и морю распространил, мы Нашей волей решаем и с готовым сердцем повелеваем…»

Во время правления Крешимира Великого наша страна распространила свою власть так широко, как никогда более – вся Босния была нашей. В том же приказе король писал о «нашем далматинском море». Для меня это было крайне символично: усташ никогда не отдаст ни хорватскую Боснию, ни наше море!»

«Я прекратил дальнейшие поиски» – продолжал Павелич. «Было ясно, что вот она – та основа, которая затем станет нашим приветствием. Готовы! Готовы отдать все, даже жизнь – за что? За то, что из земного нашего существования является для нас самым святым – за дом! В понятие „дом“ я вкладываю не только территорию нашей Родины: это еще и то, что понятно и близко каждому – домашний очаг, вообще все родное…»

…С 1935 по 1942 годы в хорватском городке Винковцы издавался ежедневник, ставший с первых дней войны проусташским. В номере ежедневника за 14 ноября 1941 года можно найти обращение (вероятно, одного из лидеров НГХ) к усташам.

«Дорогие усташские герои! Каждый день – будь то в школе, при встрече, на улице или дома – мы приветствуем друг друга нашим красивым усташским приветствием «За дом – готовы!» Это приветствие прекрасно, полно смысла и содержания. Чтобы мы могли еще сильнее полюбить это приветствие, чтобы мы произносили его с еще большим пониманием и уважением, я расскажу вам о том, что оно значит и почему мы, усташи, приветствуем друг друга именно таким образом.

Когда мы говорим «за дом», конечно, имеем в виду не какой-то конкретный дом, то или иное здание – мы имеем в виду общий дом для всех нас, хорватов. Мы имеем в виду нашу прекрасную хорватскую родину. Так же, как отдельный дом служит обиталищем для одной семьи, так и наша родина – один общий дом для всей нашей огромной семьи, имя которой – народ.

Но обратите внимание: не просто так слово «родина» («domovina») происходит от слова «дом». Когда мы еще маленькие дети – наш дом для нас и является родиной. Когда мы вырастаем – мы узнаем, что наша родина – нечто гораздо большее. И чем старше мы становимся, тем шире для нас становится понятие родины. Его конечное значение – вся наша страна, весь наш народ.

Народ – группа людей, которые имеют нечто общее: то, что они могут называть своим. То, чем они могут гордиться: например, как гордимся мы такими великими нашими личностями, как король Томислав, Крешимир, или Зриньские, Старчевич и другие. Как и наш поглавник, в том числе. Вы никогда не встретите представителя другого народа, например, серба, который бы назвал этих людей своими. Который бы гордился ими так же, как гордитесь вы.

А мы гордо говорим: они – наши! Они прославили имя хорватского народа на весь мир. Вы знаете, что нас, хорватов-католиков, везде в Европе называли «оплотом христианства». А хорваты-мусульмане в то же время были достойными представителями нашего народа во дворцах турецкого султана.

Когда нужно было защищать нашу землю, наши предки делали это. Мы были народом воинов и борцов за святой крест и золотую свободу. Но, кроме того, наш народ был богат и на тех, кто брал в руки не только меч, но и перо. На тех, кто описывал наши подвиги и тем доказывал, что мы – не только народ воинов, но и культурный народ писателей, мастеров искусства и науки.

И вот что важно, дорогие усташские герои: все то, что наши предки оставили нам – это и есть наш дом, это и есть наша родина.

Они, наши предки, защищали наши прекрасные края своей кровью. Мы должны быть им благодарны за то, что чудесное Адриатическое море мы можем называть нашим. Они оставили нам славу борцов и воинов, славу мастеров и писателей.

В нашей народной песне «Родина» отец спрашивает сына: «Готов ли ты, сынок, пойти по пути наших дедов?» И сын отвечает ему, что готов работать, учиться, сражаться – делать все, чтобы прославить свою родину.

Видите, дорогие усташские герои, этот ребенок показал, что же нам нужно понимать под словом «готов».

Готов! – работать, учиться, быть умным, готовым ко всякому труду, быть способным послужить во благо родины.

Готов! – быть дисциплинированным всегда, на каждом шагу – ведь без дисциплины невозможно ничего достичь.

Готов! – жертвовать своими личными интересами, ведь только на жертвах основывается величие хорватского дома.

Поэтому, дорогие усташские герои, произносите наше приветствие с уважением, чтобы показать всем: вы знаете, что оно значит.

Покажите в жизни, что вы поняли всю суть нашего приветствия. Произносите его не только словами, но и действиями. Покажите, что вы за дом – готовы!»

ОБРАЗОВАНИЕ НЕЗАВИСИМОГО ГОСУДАРСТВА ХОРВАТИЯ

…Неизвестно, по какому сценарию развивались бы в дальнейшем отношения Югославии и сил Оси, если бы не одно ключевое событие. Неожиданно для всех (в том числе и для Гитлера) князь Павел Карагеоргиевич, управлявший Югославией после смерти короля Александра, 5 февраля 1939 года сместил Милана Стоядиновича с должности главы правительства. Прежде всего эта отставка ударила по перспективам дальнейших отношений между Белградом и Римом. Будучи превосходным дипломатом, Стоядинович смог наладить отношения с Италией. Он добился того, что между Италией и Югославией возникло взаимопонимание, основанное на примерно равном тогда политическом весе двух стран. Одним из ключевых успехов Стоядиновича стал фактический отказ Италии от территориальных притязаний на Адриатике и в Албании. Устойчивое политическое равновесие и регулярные двусторонние контакты позволяют нам говорить о существовании «малой Оси»: Рим – Белград. После отставки Стоядиновича Италия немедленно вернулась к прежним территориальным вопросам.

Тем не менее, отставка Стоядиновича случилась не вдруг, как это могло бы показаться. Стоядинович, человек крайне талантливый и успешный, имел неосторожность недооценивать тех, кто его окружает. За четыре года на посту главы правительства он нажил немало внутренних врагов. Среди его политических противников были и хорваты, видевшие в нем убежденного «великосерба» и поборника белградского централизма. Между тем, едва заступив на должность главы правительства в 1935 году, Стоядинович начал делать все возможное для ослабления установленной еще королем Александром диктатуры. Доходило до того, что в печати вновь появились критические и оппозиционные материалы, открытая критика правительства. Но если сербская оппозиция к тому моменту была разрознена, этого нельзя было сказать об оппозиции хорватской. Особенно крепкой и единой показала себя Хорватская крестьянская партия во главе с Владко Мачеком.

Силу и единство ХКП во многом определяли личные взгляды Мачека: с одной стороны, он требовал от официального Белграда как минимум статуса автономии для всех хорватских земель; с другой, он не был ярым радикалом и всегда был сторонником диалога с властями Югославии. «Я признаю только Корону и государство» – говорил Мачек, имея в виду правящую Югославией династию Карагеоргиевичей и единое (по крайней мере, формально) югославское государство. Это политическое равновесие, нежелание бросаться в крайности, и помогло Мачеку сохранить свою партию и свой политический вес вплоть до начала нападения на Югославию.

Хотя Стоядинович и обещал Мачеку решить «хорватский вопрос», этого так и не было сделано. Конституция королевства 1931 года не давала такой возможности, а менять ее не хотел князь Павел. Единственная известная встреча Стоядиновича и Мачека состоялась в январе 1937 года и не дала никаких результатов.

Тем временем в 1937—1938 годах почти половина всех членов усташской организации вернулась из Италии в Югославию. Тем самым и центр их деятельности оказался перенесен в Хорватию. Вернувшиеся усташи взяли на себя обязательство воздерживаться от какой-либо политической деятельности. Но лидеры усташского движения – Миле Будак, Славко Кватерник, Иво Оршанич и другие – не согласились на роль пассивных наблюдателей и продолжили работу, прикрываясь членством в сторонних организациях.

В связи с этим в рядах ХКП стало появляться все больше и больше сторонников радикального решения «хорватского вопроса». Чтобы уберечь партию от приближающегося раскола, Мачек время от времени выступал с более резкими заявлениями в адрес Белграда, чем обычно. Но радикальное крыло партии продолжало расти.

Стоядинович же, взявший курс на либерализацию, вместе с тем взял курс и на сближение Югославии с Германией и Италией. Логика была понятна: налаживая связи с двумя центрами «новой Европы», он старался отвести от Югославии возможный удар сил Оси. Но тем самым он полностью подорвал к себе доверие значительной части простого сербского народа: ведь еще совсем недавно сербы выдержали кровавую войну с немцами. Курс на сближение с Германией многие сербы воспринимали едва ли не как предательство, измену родине.

Резкое, казавшееся тогда неудержимым сближение Югославии с силами Оси испугало князя Павла. Он не был готов к такой роли Югославии в европейской политике, поэтому и принял решение о снятии Стоядиновича с должности. Официально озвученная причина – так и не решенный «хорватский вопрос» – на самом деле не имела никакого отношения к реальному мотиву, побудившему князя Павла так поступить.

Для реального решения «хорватского вопроса» князю Павлу была нужна фигура иного типа – менее самостоятельная, чем Стоядинович, и более зависимая от королевского двора. Выбор пал на Драгишу Цветковича, министра здравоохранения и социальной политики: его политическое влияние было весьма невелико.

В это же время хорваты, а прежде всего – ХКП, поняв, что с уходом Стоядиновича наступил перелом, начали активно искать внешнюю поддержку. Мечта не только об автономии, но и о полностью независимом от Белграда хорватском государстве казалась теперь вполне реализуемой. Уже 12 февраля 1939 года неизвестный, представившийся доверенным лицом Мачека, посетил рейхсканцелярию в Берлине с просьбой о помощи в решении «хорватского вопроса». В предоставленном им документе было отмечено, например, что «независимая Хорватия присоединится к Оси и Пакту против Коминтерна». Но, как и меморандум Павелича тремя годами ранее, эта просьба осталась без ответа.

18 мая 1939 года положение дел для Югославии резко ухудшилось – Италия оккупировала Албанию. Князь Павел посетил Рим, где ему четко дали понять: от Югославии ожидают ясно выраженного приближения к Оси. Резко изменилась и позиция прежде мягкого и дипломатичного Мачека: он выразил нежелание заключать какие бы то ни было договоры с Белградом, потребовал от Италии займ в размере 20 миллионов динаров и сообщил итальянской стороне о готовности начать сепаратистскую деятельность – не исключая и возможность вооруженного восстания.

В итоге уже 26 мая Мачек подписал договор из шести пунктов:

1) Италия профинансирует восстание Мачека в размере 20 миллионов динаров;

2) Мачек обязуется подготовить восстание в течение 4 – 6 месяцев;

3) После победы повстанцев Мачек пригласит в Хорватию итальянские войска, чтобы они обеспечили в стране мир и порядок;

4) Хорватия провозгласит независимость в составе Итальянской конфедерации. Она будет иметь свое правительство, но министерства иностранных дел и обороны будут конфедеративными – общими с итальянскими;

5) Италия получит право постоянно содержать в Хорватии свои войска, а также право назначить там своего вице-губернатора, как и в Албании;