Запасный вход

Второй – терпеть. Быть рядом до логического конца, выхватывая проблески сознания, лелеять воспоминания о былом. Проявлять особую чуткость, ну как же, он непризнанный гений, и все ему должны. Понимать каждое движение его души, поддерживать во всем, в том числе и приносить наркотики «для богатых, для богемы», так это сейчас называется, и продается и на рынках и на улицах.

Третий – исключиться из процесса.

Наконец, приняв решение, вошла. Запах свежей краски, теплого масла и растворителя, навевали приятные воспоминания, но пахло также и «травкой». И раздражение от собственного бессилия, плотно сомкнуло ее губы.

На софе дремал Сережа. Лицо землистого цвета, руки опухшие и синюшные. Он приоткрыл глаза и бессмысленным взглядом уставился в пространство. Она присела рядом, заплакала.

Несчесть, сколько слёз пролилось за эти годы. Ничего не помогало, ни мольбы, ни уговоры. Враг рода человеческого насылает такую беду, будь то алкоголь, никотин, наркотики, он как бы вселяется в слабого духом и навевает желание опрокинуть стаканчик или затянуться отравой. С каждой затяжкой, это желание становится все сильнее, в итоге зависимость, которую преодолеть самостоятельно очень сложно, и любая помощь со стороны, это только костыли, которые выдаются больному. А далеко ли он на них проковыляет?

Расфокусировав взгляд, глянула над головой. В зыбком мареве явно просматривались уже не «усики». Из макушки наркомана торчал белесый стержень. Подключение. Идет мощная откачка энергетических ресурсов.

В самую их первую встречу, она по доброте душевной и по неопытности «полезла» спасать юного художника, голыми руками. Было ощущение, что это «нечто», это плохо, от этого надо избавиться.

Придя в себя после обморока, она поняла, что нужна «защита» и для нее самой. Сейчас, привычно укутавшись энергетической защитой, надела «перчатки».

– Но это ненадолго, Сережа, к сожалению, это опять на время… и в последний раз. Извиняющимся тоном прошептала заплаканная девушка, привычно отсекая «подключку».

В кастрюльке варился консоме из говядины. Оленька снимала пенку, когда Сережа обнял ее со спины.

– Осторожно, горячо…

– Ты пришла, ты пришла, любовь моя…

– Да, надо поговорить.

– Почему такой строгий тон? Я в чем-то провинился, лапушка? Пойдем в постельку? Холодно-то как, согрей меня.

– Вот, кстати по поводу «согрей», тебе придется самому оплачивать и мастерскую и отопление.

– Намекаешь, что я альфонс? Ну-ну, и что же дальше?

– А дальше все просто, я уезжаю в Москву.

– Это с Васькой, что ли?

– Василию Степановичу пришел перевод в столицу.

– Ну и пусть катится, ты причем? Ты же мне клялась, что у вас ничего нет!

– А и нет ничего, и не может быть. Я пришла поговорить с тобой. Наши отношения зашли в тупик, Сережа. Ты – одаренный художник, однако, методично и последовательно уничтожаешь искру Божию, что есть в тебе.

У тебя, дар, Сережа и это преступление, втаптывать его в грязь. В своих полотнах ты можешь рассказать людям о красоте, о любви. А ты, что делаешь? В тебе гаснет искра, ты понимаешь? Неужели ты этого не замечаешь?

Где свет, что был в твоих ранних работах?

Он померк.

Где эмоции, тонкие, возвышенные, благодатные?

Их нет. Чернота. Сплошь чернота в душе и на полотнах.

И я устала подчищать за тобой все эти склоки, дрязги, пьяные дебоши. За что ты так ненавидишь Василия? За то, что он постоянно вытаскивает тебя из кутузки?

– Вася. Вася, Вася, я только и слышу это имя! Ты лгала мне, все это время лгала, глядя прямо в глаза! Чем он лучше меня? Аааа, деньги, эти проклятые деньги… ты с ним из-за денег? Да?

Сергей вскочил со стула и схватил Оленьку за плечи, ложка жалобно звякнула об пол.

– Да заработаю я тебе денег, все тебе отдам, душу продам…

Он попытался силой поцеловать ее, она легонько оттолкнула это тщедушное тело, но легонько не получилось, к тому же, Сережа наступил, пятясь на ложку, упал и замер.

– Сережа! Серженька, родной мой, ты ушибся? Тебе больно? Где? Она бросилась перед ним на колени и стала ощупывать голову, плечи, ноги.

Он схватил ее руку, пытаясь засунуть себе под брюки.

– Вот здесь у меня болит, стерва, вот здесь потрогай, дрянь! Ты использовала меня, сучка, а теперь бросаешь??? Кобели со всей округи гоняют за тобой, я знаю, я все знаю! Со всеми переспала? Или через одного? Не выйдет, я тебя не отпущу, ты моя!

– Оближи края!!!

Взвизгнула Оленька, и сама удивилась этой вспышке.

Справиться с ним было не сложно. Истощённый вечной хандрой, непонятной тоской, даже безумие иногда проскакивало в его глазах, он был слаб физически. Ополоснув ложку, она опять стояла к нему спиной.

Гнев и раздражение уходили, осталось сожаление, что не может справиться с силой, которая сильнее ее. Вот, если бы дядя Сева, он бы смог, наверное, убрать эту рогульку навсегда. Но если она присосалась, то так просто не отпустит. Уберешь «подключение», почистишь, залатаешь дыру, через время глядишь, опять подсоединилась.

За несколько лет работы в больнице, она поняла, что и пациент должен быть сам заинтересован в выздоровлении. А, Сереже, казалось, доставляло удовольствие изливать желчь на окружающих, и одновременно раздуваться как жаба от собственной гордыни. И эта его вечная ревность, которая утомляла, изматывала и постепенно разрушала то светлое чувство, которое изначально толкнуло их в объятия друг друга. Но самое страшное это наркотики, у нее просто опускались руки в бесплодных попытках избавить его от этой напасти.

За спиной послышался шорох, шаги и внезапно звук распахнувшегося окна.

Ветер, угрюмо завывающий на улице, теперь ворвался в мастерскую. Эскизы, наброски, взлетели под потолок, исполняя танец хаоса под надрывную декламацию Сережи.

Смерть предо мной сейчас,

Как запах мирры,

Как прогулка под парусом под дуновением ветра.

Смерть предо мной сейчас,

Как запах цветов лотоса,

Как сладкое пьяное безумие.

Смерть предо мной сейчас,

Как жажда вернуться в дом родной,

После многих лет в плену…