Запасный вход

– Этого больше не повторится, никогда, слышишь, никогда, никому я тебя не отдам, маленькая моя, хорошая, просто я с роду «этого» не делала, не было нужды, вот силы-то и не подрасчитала…

– Ты, видишь, ты, слышишь? Я вернула нашу девочку, и никому не дам ее в обиду. Все будет хорошо, все будет хорошо,– обращаясь к портрету на стене, шептала Опера – и тебя отыщу, ты только дождись меня, дождись меня…

Она смотрела на акварель восточной красавицы в желтом ханбоке, что любовно выписывала сто лет назад его рука.

– Ненаглядный мой, желанный, где ты??? Посмотри, что стало с твоей любимой «иппун».

Внезапно, по всему телу Оперы, пробежала судорога, и душа, с последним выдохом, устремилась ввысь.

Одряхлевшие члены потеряли старческую неповоротливость, она вдохнула полной грудью, без свиста и кашля, легко и свободно взмахнула руками, словно птица, вырвавшаяся из клетки.

– Я иду! Прими, я умоляю, и не отпускай, обессилевшую Оленьку, истраченную, истерзанную от вечных поисков.

Назови, как прежде называл – «иппун[10 - Иппун – корейск. – красавица], мама Чан Ми», позволь воссоединиться с тобой навсегда.

Она уже чувствовала его теплую ладонь, что скользила по волосам, опускаясь к плечу.

Еще немного, и он обнимет ее как тогда, впервые, на Кавказе…

Она уже почти восстановила, его образ в своей памяти.

Еще самую малость, и они встретятся, и, теперь уже навсегда.

Но вот, давление на голову усилилось, стало жестким, непримиримым, и она полетела обратно, вниз.

– Нет, Лиён, нет!!! – Отчаянно закричала Оленька – Лиён!!!

Она медленно приходила в себя, опять навалилась тяжесть физического тела, которое сотрясал холодный озноб. – Не хочу, не хочу, – что-то липко сопротивлялось внутри, отторгая эту немощь.

И, вдруг, она почувствовала теплую ладошку Чан Ми на своей плешивой макушке.

Зеленые, раскосые глазёнки лучились благостью.

– Мама…

Она схватила ручку девочки, прижала ее к губам, и скупые старческие слезы бесследно исчезали в ее глубоких морщинах, смывая тлен.

Глава 9.

«Все в природе вещей». Избушка в лесу 2007 год.

Никита Николаевич был прав в своих догадках. Воспоминание о потерянном ребенке навсегда поселилось в ее сердце незаживающей раной. Не уберегла, не уследила, не просчитала последствия. Ну, что делать, ей было всего двадцать пять, ОН звал ее «Иппун», что значит – красавица, да, она знала за собой такую особенность. Но как он ей это говорил! Ни один мужчина ни до ни после него, не вызывал в ней такую бурю эмоций. А еще в ней была сила, этот проклятый дар небес и, казалось, что весь мир принадлежит ей и только ей безраздельно, включая их маленькую дочь, которая как, оказалось, одинаково любила и маму и папу.

Все когда-то случается впервые. Уговоры, мольбы, слезы, угрозы, ничего не помогало. Нашла, как говорится, коса на камень, характер на характер. А всего-то – надо было отождествиться с ним, глянуть на ситуацию с его стороны. И его понять, ведь он любящий отец, да и законы на его родине отличаются от наших поконов.

«Красота без ума пуста», и не было на тот момент рядом ни понимающей мамы, ни мудрой бабушки, чтобы подсказать, научить уму-разуму.

Красоту женщины во все времена воспевали великие поэты, музыканты, драматурги, и все они писали о гармоничном и прекрасном создании природы, о женщине. Но цельный, идеально развитый человек, телом и духом, бывает только в сказках. Чтобы стать таковым, мы можем лишь стремиться к возможно, придуманному, или навеянному, теми же художниками кристально чистому образу. Человек слаб, по своей сути, и, чтобы достичь желаемого, надо много трудиться над собой, а тут еще и лень-матушка, которая, говорят, родилась раньше человека.

Сколько раз, за всю ее долгую жизнь, к ней в избушку являлись эдакие, красавицы, с воображаемой короной на голове. А в глазах, нет, не пустота, там четко светится, как бы не прогадать, как бы подороже, себя продать, этот вечно медово-ищущий взгляд, невинной смиренницы.

Но вот «красавица», нашла себе «жертву», мужа или любовника. И, превращает его в безвольную тряпку, терроризируя, требуя, ну, как же, она королева, и ей все должны. А как только «жертва», в буквальном смысле лишившаяся своей энергии, пытается сбежать, вот тут – то, эти несчастные, и бросаются искать бабушку-колдунью, чтобы приворожила, не допустила, а то и порчу навела на соперницу.

Знали бы, эти красавицы, кто помогает им творить такое беззаконие, бежали бы за тридевять земель, по пути теряя и корону, и одежды царские. Но таким экземплярам, она быстро давала отворот поворот, это не к ней вопросы. Рогуль-чилим,[11 - Рогуль-чилим – нечисть из нижнего мира] вот это туда, это к ним, вот только никогда не откроют они, не скажут правды, чем расплачиваться придется…

Она тоже, когда то была молодая, красивая и забубённая,[12 - Забубённая – отчаянная, пропащая, способная на все] так обозвала ее бабушка, за то, что по дури своей, враз лишилась и дочери и любимого человека, и божественной силы. Осознание того, что натворила, пришло быстро, и появилась уверенность в том, что можно все исправить. И не единожды перед ее взором вставали картины прошлого, и она усилием воли оборачивала время вспять, выстраивала иной ход событий, чтобы найти, спасти.

И когда в ее доме, через, страшно сказать, сколько лет, появилось дитя – она вздохнула с облегчением, полдела сделано. Она, Оленька, из прошлого, нашла способ вернуть Чан Ми, сюда, в настоящее.

Опера, не выпуская руки своей дочери, посмотрела на лежащего, на полу Никитку.

Глупенький, глупенький ты мальчик. Профессор, а так ничему и не научился. К отцу ревновал, к Николаю Антоновичу, а он был мне просто другом, преданным другом. Не можешь никак смириться, что тебя отвергли? Так сердцу не прикажешь…

Всю жизнь шпионил, обвинял в колдовстве. И вот лежишь сейчас, беспомощный, и никогда ты не поймешь, что на самом деле нет никакого колдовства, нет ни чёрной, ни белой магии. Есть просто энергия, обыкновенный закон физики. Закон о взаимодействии материи, естественный переход из одного состояния в другое. Правда, есть еще и божественные силы, но это уже другая история.

Тем временем в избе, кроме шепота старухи, возникали и другие звуки. Наталья Ивановна, сидя на полу, близоруко щурясь, вертела головой, пыталась на ощупь найти очки. Никита Николаевич, встал на четвереньки, непонимающим взглядом водил по бревенчатым стенам избушки, поднялся, наконец, увидел Оперу и спросил – « А что случилось?» – Опера, оторвавшись от девочки, бросила испытующий взгляд на Никиту, ответила:

«Землетрус» – и в подтверждение энергично кивнула два раза головой.

– Спасибо… – отозвался доктор – ну, я пошел…

– Секундочку, – кряхтя и охая, поднималась Опера – вы не написали рецепт.

– Да? – продолжая озираться по сторонам, удивился Никита Николаевич.

–Я что-то не припомню…

– Я и напомню, и продиктую, присядьте…– усаживая доктора одной рукой на табурет, другой подвинула бланки рецептов и ручку.

Наталья Ивановна, обнаружив, в конце концов, свои очки, водрузила их на нос. Мир вокруг нее, из размытого пятна, опять стал ясным и понятным. – «Землетрус»? Замечательно, – подумала она, взглянув на золотые часики на руке, – пора домой.

– Домой, домой, – бурчала сзади Опера.

– Что-то она сегодня неважно выглядит, – подумала Наталья Ивановна об Опере, открывая дверцу машины и приглашая доктора, который, словно цапля на болоте, высоко поднимал колени, и растерянно оглядывался по сторонам.

Глава 10.

«Влюбленный гармонист». Деревенька на отшибе 1921 год

– Оленька! Держись крепче, сейчас грунтовка пойдет!

– Что?

Скрипнув зубами, Степаныч прокричал:

– Лицо прячь, ветками в кровь отхлещет!

Она уткнулась лбом в мокрое пятно между лопатками, сцепила покрепче руки на талии всадника. Ее била крупная дрожь, от пережитого, от хлесткого ветра, от недоумения, почему все так обернулось? Что она сделала этим людям? Откуда эта ненависть? Она же ни в чем не виновата, покойница нездорова была, и это все знали. Ей казалось, что эти хищные руки, до сих пор, тянутся за ней, тычут в спину, секут по коленям, треплют за волосы.