Эхо прошлого

– Не надо! Я встану! Я пойду! Я могу идти!

Он перестал тянуть прядь волос, которую держал в кулаке. Замер, словно обдумывая сказанное ею. Тяжело дыша, Алисия уперлась руками в пол перед собой. Горячая слезинка упала на кисть ее левой руки и быстро сбежала вниз между пальцами.

– Если ты меня обманешь или снова попытаешься бежать, я буду избивать тебя каждое утро, каждый вечер. По долгу. Пока ты не умрешь здесь.

Снова нотки какого то первобытного безумного торжества начинали прорезаться в его низкой голосе. Его рука разжалась и выпрямившись он шагнул в сторону, к противоположной стене коридора, давая ей возможность подняться на ноги. Пытаясь успокоиться Алисия выпрямилась, продолжая стоять на коленях и тыльной стороной правой руки вытерла мокрые от слез глаза. Затем медленно, облокотившись о стену, она поднялась на ноги. Голова кружилась, ноги того и гляди норовили подкоситься. Не смея поднимать на него глаз, она шаг за шагом поплелась вперед по коридору, в сторону ведущей наверх лестницы. Он продолжал стоять на своем месте. Она не оборачивалась, но точно знала, что взгляд его в эту секунду прикован к ней. Взгляд этих безумных глаз следил сейчас за каждый ее движением, подобно змее, которая готовиться к решающему броску на свою жертву. Она в буквальном смысле ощущала его взор на своей спине. Он холодил кожу, покрывал ее мурашками. Ступив на нижнюю ступень она остановилась на секунду и посмотрела вверх. Дубовая дверь на верху была открытой. В дверном проеме никого не было. Дневной свет заполнял собою пустое пространство. Она не могла спутать его с электрическим или каким то еще. Просто не могла. Он был сейчас так дорог. Тот воздух, которым она дышала вчера во дворе и в лесу. Воздух свободы. Он пах. Пах не соснами и травой. Нет. Пах надеждою и свободой. Надеждой на то, что все еще не так плохо, не потеряно окончательно и безвозвратно. Как не хватало ей этого света в темном чреве подвала, где запах свободы и надежды, ей заменяли мрак и сырость.

– Поднимайся наверх – с этими словами он медленно зашагал по направлению к ней.

Она тоже пошла вверх, медленно преодолевая ослабевшими ногами ступеньку за ступенькой. Вот их осталось три. Две. Одна. Знакомый вид снова предстал перед ее глазами. Те же светло-голубые обои на стенах коридора, ведущего в гостиную. Она шагнула через порог и по прежнему не смея обернуться пошла вперед. Медленно, словно боясь того, что в какой то миг человек сзади заподозрит ее в намерении сбежать и забьет до смерти, как и пообещал. Она верила ему. Знала, что он способен на это и на многое другое тоже. Чувствовала это. В гостиной никого не было. Стекло в окне, через которое она вчера выбралась во двор, было целым. Видимо он застеклил его еще вчера. Может сегодня. Она даже не знала, сколько сейчас времени. Из кухни, до ее слуха донесся негромкий звон посуды. Она остановилась, не зная как поступить. Он тоже остановился за ее спиной. Его низкое монотонное дыхание казалось совсем рядом, словно он стоял сейчас вплотную к ней.

– Иди на кухню.

Голос его по прежнему был тихим и спокойным. Но она прекрасно понимала, что сделай сейчас она хоть одно резкое, неверное движение, как он снова прейдет в бешенство, которое она наблюдала вчера в подвале. Попытайся она сейчас броситься к двери или к окну, как он тут же настигнет ее и тогда уж точно ей не поздоровиться. Нельзя сейчас его злить. Нельзя испытывать удачу такой ценой. Больше всего на свете сейчас, ей хотелось увидеть Марту. Прижать к себе и больше никогда не отпускать, не расставаться ни на секунду. Ради этого она готова была стерпеть теперь любую боль, любые унижения, возможно уготованные ей. Та самая старуха, которая кричала вчера стоя на лестнице, возилась теперь с горой мытой посуды, неторопливо протирая каждую тарелку белым вафельным полотенцем и составляя их одна на другую, на край дубового лакированного стола, засланного белоснежной скатертью с вышитыми по краям узорами. Казалось она даже не слышала присутствия Алисии, стоявшей теперь за ее спиной. Тарелка за тарелкой, она продолжала усердно возиться, пока наконец не поставила последнюю протертую полотенцем тарелку. Густой аромат свежезаваренного кофе висел в воздухе. К нему примешивался запах корицы и чего то еще, очень знакомого Алисии. Она не могла разобрать, чего именно. Старуха была одета в черную шерстяную юбку и темно-коричневую кофту, по верх которой был повязан грязный, весь в пятнах и разводах фартук. Седые волосы были собраны хвостиком на затылке.

– Садись – голос раздавшийся за спиной заставил ее вздрогнуть.

По прежнему не смея обернуться и посмотреть на своего мучителя Алисия села на деревянный стул, глядя перед собой.

Стоявший сзади нее человек тот час вышел из кухни. Она не знала, куда и с какой целью он направился, но чувствовала на подсознательном уровне, что он по прежнему остается где то поблизости и полностью контролирует ситуацию.

Старуха по прежнему не обращая на нее никакого внимания, подошла к навесным шкафчикам и протянув морщинистую руку, открыла один из них. До слуха Алисии доносилось еле различимое пение хозяйки дома, пленницей которого она была. Слов она разобрать не могла, да и не хотела этого, но сам факт, само это еле уловимое на слух напевное сопение казалось ей каким то зловещим, даже отвратительным. Может быть это была обычная, вполне нормальная и адекватная реакция ее психики, столь потрепанной и измученной событиями последних дней, что даже один единственный, совсем крохотный намек на какое то веселье или спокойствие был для нее сейчас все равно, что запах, исходящий от полуразложившегося трупа. Да нет. Пугало и одновременно вызывало в ней чувство отвращения именно то спокойствие, которое исходило от хозяйки дома. И то, что последняя сейчас напевала себе под нос, лишь лишний раз подчеркивало этот факт. Поставив на стол большую металлическую банку, старуха подняла голову и спокойным тихим голосом проговорила, глядя прямо перед собой – ты плачешь?

Алисия медленно подняла голову и взглянула в эти пустые бесцветные глаза, глядящие в стену.

Ты плачешь? – повторила та все тем же тоном.

Нет – Алисии так хотелось, что бы ее голос звучал как можно увереннее.

– Я знаю, что это не так – улыбнулась хозяйка дома. Зачем ты мне врешь?

Ее вопрос прозвучал как то не естественно. Даже по детски. Доля какой то обиды проскользнула в нем.

– Ты же прекрасно знаешь дорогая моя, что ложь является большим грехом.

Она укоризненно покачала головой. Взор ее серых глаз по прежнему был устремлен в стену перед собой.

– Тебе разве никто никогда не говорил об этом? – теперь в ее интонации звучало какое то детское изумление. Я то знаю, что ты ревела пол ночи, я слышала тебя в подвале. При этих словах старуха улыбнулась.

– Что вам от нас нужно? – выдавила из себя Алисия. Голос ее предательски дрожал, готовый вот вот сорваться.

Старуха словно не услышала ее. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Она по прежнему невинно улыбалась, продолжая смотреть в стену перед собой.

– Такой взрослой, как ты, должно быть очень стыдно сейчас, за то, что хватило наглости врать в лицо пожилой женщине. Да еще и будучи у нее в гостях.

– Что вам нужно от меня и моей дочери?

И на этот раз старуха будто не слышала ее вопроса. Она наконец то отвернулась от стены и повернула голову в ту сторону, где сидела Алисия.

– Ты наверное хочешь есть? Улыбка сошла с ее губ. Бедная, бедная девочка – произнесла она с какой то толикой заботы в голосе.

Алисия почувствовала, что ее тошнит. Тошнит от омерзения. Омерзения этой почти что невинной заботы по отношению к ней, со стороны хозяйки дома. Каким чудовищным и кощунственным казался ей сейчас этот тихий голос. Старуха словно издевалась над ней, по матерински сокрушаясь и качая головой.

С невероятным усилием воли она постаралась как можно спокойнее и тише ответить – я не голодна. Как можно тише и спокойнее. Но предательская дрожь все же прокралась и прозвучала в ее голосе.

– Не ври мне – старуха слегка повысила голос. Не ври, что не голодна. Я знаю, что это не так. С этими словами она повернулась и направилась к холодильнику, стоявшему в противоположном углу кухни.

– Ты обязательно должна попробовать мой мясной рулет – проговорила она. Я точно знаю, что тебе это понравиться – добавила она с самодовольной ухмылкой.

– Где моя дочь? – Алисия сама не заметила, как поднялась со стула. Ее собственные ноги сейчас, словно не были ей подвластны.

Старуха, успевшая открыть дверку холодильника, на секунду замерла, словно раздумывая, что ответить. Выпрямившись она медленно повернулась в сторону Алисии. Взгляд ее казался сейчас каким то отстраненным. В нем читалось какое то недоумение, словно она и вправду не понимала, о чем идет речь.

Старая карга похоже совсем выжила из ума – пронеслось у Алисии в голове.

Она сделала шаг по направлению к хозяйке дома.

– Ты не ешь мясо? – с удивлением вопросила старуха, растерянно глядя перед собой. Ты вегетарианка?

– Где моя дочь? – голос Алисии дрогнул. Дрогнул и сорвался. Что вам черт побери нужно от моей семьи?! Она не сразу поняла, что уже не говорит во весь голос, а кричит. Громко и яростно. Кричит на весь дом. Что тебе нужно от моей дочери? Слезы быстро наворачивались на ее глаза. Кулака она сжала так сильно, что ногти впились в кожу, которая тут же ответила резкой колющей болью.

Старуха продолжала растеряно глядеть перед собой. Однако новых вопросов она не задавала. В воздухе комнаты повисла тишина.

– Где моя дочь? – тихо прошептала Алисия. На этот раз ее вопрос прозвучал так, если бы она задавала его самой себе, не замечая, что говорит вслух.

– Ты злишься, потому что голодна – улыбнулась старуха.

– Ты сумасшедшая – проговорила Алисия, медленно приближаясь к ней.

– Нет – возразила хозяйка, замотав головой. – Нет, это вовсе не так. Я просто очень хорошо разбираюсь в людях и знаю, что тебе сейчас не помешал бы хороший стейк или еще что ни будь в этом роде. Ты злишься от того, что голодна. При этих словах она внезапно разразилась диким безудержным смехом. Кожа на ее щеках натянулась, будто чья то невидимая рука внезапно стянула ее как маску, сзади на затылке. Она смотрела сейчас прямо в лицо Алисии, хотя та прекрасно понимала, что старая ведьма не может ее видеть, ровным счетом, как и все остальное вокруг себя. Ее серые глаза напоминали сейчас мутное стекло. Ее скрипучий смех разорвал в клочки тишину, еще минуту назад царившую в доме. Он отдавался от стен скрипучим звонким эхом, разлетаясь вокруг. Поперхнувшись старуха замолкла на секунду и отвернувшись от Алисии прокашлялась в кулак.

– Ты думаешь, что я больна? – проговорила она с каким то едва уловимым победоносным торжеством в голосе. Ты ведь решила, что я с ума сошла? Не так ли? Она ехидно улыбнулась.

– Ты и есть сумасшедшая… Такая же, как и твой сын – ответила с презрением Алисия.

– Не смей так говорить о моем мальчике! – взревела хозяйка дома. Слюна брызнула с ее губ. Не смей! Ты не имеешь права оскорблять моего мальчика!

Алисия почувствовала, как капли пота проступили на ее лбу, влажные и теплые. Даже горячие. Воздух в помещении показался ей сейчас жарким, как в духовке. Жарким и липким.

– Ты убила моего сына! – взревела старуха, разбрызгивая слюну. Ты убила моего мальчика! Моего бедного мальчика! – Ее крик перешел на еле различимый для слуха шепот, напоминающий шипение змеи, готовящейся к броску на врага. И после этого ты еще смеешь называть моего мальчика сумасшедшим?! Ты грязная шлюшка! – завопила она и выставив перед собой руки бросилась вперед. Ее поступок был настолько неожиданным и мгновенным, что Алисия даже не успела увернуться. Уже в следующее мгновение она почувствовала, как пальцы старой карги впились ей в лицо. Резкая боль мгновенно вывела ее из растерянного оцепенения. Закричав от боли Алисия попыталась оторвать руки старой ведьмы от себя, подавшись назад, но из этой затеи ничего не вышло. К ее огромному удивлению, хозяйка дома обладала приличной силой, казалось бы не свойственной для женщины ее возраста и комплекции. В следующее мгновение Алисия почувствовала, как ее спина прижалась к стене. Поняв, что высвободиться в таком положении ей не удастся, Алисия повернулась боком, влево, настолько, насколько для нее сейчас это было возможным и начала клониться вниз, одновременно наклоняя и своего противника. Руки старой карги мертвой хваткой вцепились в щеки Алисии. Кожа лица горела огнем. Выставив вперед правую ногу, Алисия резко повернулась и подалась вправо всем телом, не устояв на ногах и повалившись на пол, вместе со своей соперницей. Старуха оказалась снизу. Падая она громко вскрикнула от неожиданности и отпустила Алисию. Сквозь шум борьбы Алисия расслышала стук закрывшейся входной двери и быстрые шаги. Звук приближался с каждой секундой. Оказавшись сверху она не теряя ни минуты драгоценного времени, ухватилась левой рукой за горло старухи, а правую сжала в кулак и что было силы ударила. Удар пришелся в область носа. За ним последовал второй. Еще и еще. Она их не считала, просто била с отчаянным остервенением. Била до тех пор, пока не почувствовала на своей шее чью то руку, крепкой словно тиски хваткой вцепившуюся в нее сзади. Второй рукой он схватил ее за прядь растрепанных волос и резким рывком стянул со своей матери, распластавшейся на полу и к этому времени уже прекратившей сопротивляться. Старуха лежала без движения, с широко открытыми глазами и ртом, жадно ловя воздух. Ее верхняя губа была рассечена. Стащив с нее Алисию, сукин сын принялся методично и жестоко избивать ее ногами, норов попасть по ребрам. Удары были сильными и сыпались один за другим. Каждый новый нес с собой очередную порцию боли, тотчас отдававшейся во всем ее теле.

– Помоги мне встать! – прохрипела старуха.

Он словно и не слышал ее, продолжая свою работу. Очередной удар носком ботинка пришелся чуть ниже сонного сплетения. Алисия почувствовала, что не может дышать. Словно ее легкие наполнила смола. В след за ним он ударил ее в живот, заставив ее тем самым согнуться в три погибели.

– Дик! Дик! Черт тебя побери! – яростно прокричала старуха – помоги мне подняться!

Ударив Алисию еще два или три раза, он остановился и теперь наклонившись над ней пытался отдышаться. Его тяжелое сопение нависало над ней. Казалось даже, что она чувствует его, ощущает на коже.