Вновь: первые сыны

– Вот видишь, только перестаешь думать о работе, как фанатик, так сразу и жить по-другому ощущаешь. – Ковак уже хотел что-то ей сказать, но она, поглаживая его лицо, не смогла удержаться: – Когда-нибудь я сама сбрею эту твою козлиную бородку.

Не успел он толком решить между раздражающим ее сарказмом или же началом торгов ради своей выгоды, как двери лифта открылись, оттуда выскочил по направлению к ним Адама.

– Отлично, вы проснулись, надеюсь, все свои дела там сделали. – Он говорил спешно, тревога читалась слишком хорошо, чтобы не отнестись к ней легкомысленно. Приятная атмосфера утра в теплом освещенном аккуратном зале начала окрашиваться естественным для них преобладанием холодной мысли надо всеми чувствами.

– Что случилось? – Ковак проявил себя лидером, глядя прямо в глаза Адаме, который всегда думал слишком много и громко, порой напоминая параноика.

– Вы со вчера Банкера видели?

Ковак взглянул на Анну – та дала строго отрицательный ответ. Адама продолжил.

– Так, тогда слушайте. Последние два дня, как вы сами знаете, мы с ним заканчивали упаковку проекта Рассечения. Все шло хорошо, пока он закрывал документацию, я же переправил своих Скелетов на склад, отключил их и зафиксировал на стойках, чтобы наши сменщики приняли их с нулевым содержанием системы. Все делали по технике безопасности и протоколам передачи рабочего места. Но вчера под ночь Банкер что-то открыл… или изобрел. Он позвонил мне, когда я уже спал, начал что-то говорить про «гениальное решение», которое поможет совершить революцию в его проекте Рассечения. Вы знаете, он еще тот затворник и фантазер, так что я подумал, что он вновь к утру накидает десяток теорем, которые никуда не приведут. – Адама уже видел, как Ковак и Анна хотят ускорить его рассказ. – Но самое странное было то, что он просил никому ничего не говорить.

– Это нормальное решение. Даже правильное, наши проекты соприкасаются…

– Он пропал.

Звучало это еще хуже, чем могло казаться.

– Может, он просто спит у себя? – Анна трезво прорабатывала варианты. – Мы к нему не заходили еще. Как и ни к кому другому.

– Когда я проснулся, то его не было. Потом спустился вниз, но вместо цельной установки с пломбами я увидел следы пары включений с очищенным дневником событий.

Ковак помрачнел, Адама же наконец чуть успокоился, принимая их непростое положение в норму дня. Анна незамедлительно подошла к двери номер три, чтобы проверить, там ли сейчас Банкер. Дверь открылась, внутри лишь привычный бардак – ни записки, ни указания того, где он может быть.

– Может, он у Ирины? Они частенько, как бы так сказать, ну, увлекались. – Анна вновь предполагала желанный вариант.

– Нет. Я встретил ее внизу, когда сюда поднимался, и она сама его не видела, спросила у меня так же, как я сейчас у вас.

– Я правильно понял, – Ковак подводил нежеланный итог, – мы не можем найти Банкера на Буревестнике?

– Ни его коммуникатор, ни датчик, ни один журнал не указывают на его присутствие здесь. И я знаю, что вы знаете, какое объяснение напрашивается само собой, но если он правда запустил Рассекатель без контрольной группы, то тогда у нас как минимум карантин, а как максимум… – Адама сам не хотел это произносить, – как максимум мы вряд ли покинем базу в ближайшее время.

– Он мог провести эксперимент на себе? – сквозь силу спросила Анна,

– Хотел бы я ответить «нет».

– Бывало ли так, что объект исчезал бесследно?

– А здесь я хотел бы «да»…

– Значит, – Ковак искал надежду, – если он все же решился, то мы не можем не найти… остатки, верно?

Адама кивнул, борясь с образом того ужаса, которым может стать его друг.

– Я надеюсь, Олдуай еще не знает об этом? – Анна спросила пугающе строго.

Все они переглянулись с жутким осознанием неминуемости, возможно, самого сложного и опасного дня за год работы здесь. Помимо потери одного из коллег, предстоит придумать обман их лидера, чья власть распространяется буквально на все здесь с целью уберечь внешний мир от каждой исходящей из Буревестника угрозы любыми доступными способами.

5

Алви и Изабелла стояли спиной к стене лифта, прямо позади Ковака. Зловонный запах усиливал мрачность испачканного кровью и грязью лифта с присущими животному недовольству нахождения взаперти следами в виде царапин, вмятины от ударов и, кажется, остатка экскрементов. Единственная невредимая лампа из угла над головой Изабеллы одаривала легким мерцанием.

– Ответь, – Алви удивил Изабеллу строгим требовательным отношением, – что мешает мне начать простреливать тебе конечности, пока ты расскажешь мне все, что я хочу знать?

Ковак даже не шевельнулся, заговорив с неизменной усталостью от тяжести событий:

– Что вы знаете про проект Рассечения?

Алви молчал, лишь кратко взглянув на Изабеллу непонятным ей взглядом то ли злости, то ли раздражения. Сама она, пусть и желала более дипломатичного подхода, особенно после выскочившего на них монстра, все же была согласна с таким прямым и грубым методом общения.

– Ну раз ничего не знаете, то вместо многих слов достаточно будет вам просто показать.

– Что, если и этого недостаточно? – спросила Изабелла

– Зависит от того…

– От чего?

– …зачем вы пришли на самом деле.

Лифт ехал скрипя, будто бы ворча на все вокруг от недовольства.

– У нас тут вообще-то карантин, официальный, полномасштабный. Никакой новой смены сюда бы не прислали.

– Тогда почему ты нам помогаешь?

– Это не я вам помогаю, а вы мне.

Лифт остановился сразу же на его словах, двери открылись, легкий свет ударил в лицо, что замедлило лишь Изабеллу и Алви.

– У нас тут гости.

Ковак сказал это громко, бесстрашно идя вперед.

Когда они сделали пару шагов, то свет поутих, и они увидели, что оказались прямо перед залом, почти такого размера, как тот, куда они попали через комнату Ковака. Здесь пахло жуткой стерилизацией, было холодно, как наверху. Ожидаемо в целом, подметила Изабелла, быстро считав их расположение и даже глубину в примерные пятьдесят метров, если не ошиблась с оценкой скорости лифта, внутри которого был лишь сенсорный экран, скрывающий из-за своей системы общее количество этажей. Но тут все было для нее просто: впереди у стены один стеклянный квадрат со сферической конструкцией внутри, состоящей из активных пластин на рельсах, составляя этакие рубленые слои луковицы, по сторонам от него за искусственными стенами – еще по одному аналогичному строению с разными датчиками по углам. Только вот слева находилось с десяток мертвых голых тел существ, грубо сваленных одно на другое, внезапно измазанных бледной кровью. Они похожи на людей, таких же извращенных поломанной генетикой, как и тот, кого Алви пришлось застрелить в порыве спасения. В другой, правой, стороне от Рассекателя было пусто. А вот уже вдоль стены по правую руку они увидели в двух единственных не приглушенных темной пеленой камерах еще по одному существу. У них были отрублены руки по локоть.

Слева вдоль стены все было приглушено. В центре, где наверху были игры и книги, здесь с потолка свисали тонкие клешни манипулятора, держащего за специальные крепления на спине цельную броню из черного, жадно поглощающего свет металла. Она была столь черной, сколь любой свет не мог создать ни малейшего блика, что мешало даже понять структуру этого чуждого образа, который казался дырой в материи.

Крепкий, широкоплечий, немного мягкотелый мужчина активно прикреплял к этому неровному, почти уродливому скафандру какие-то датчики вокруг головы. Стоило ему обернуться, как они увидели юное мягкое лицо без волос с глазами, в которых сквозь жуткую усталость и стресс все равно проглядывалась наивная доброта.

– Ты нашел ее?

– Да. Но биология все же проиграла физике. Запиши два в минус.

Толстяк не сокрыл тяжесть от услышанного, после чего вернулся к знакомству.

– Меня зовут Банкер. – Он словно искал что-то в Изабелле и Алви, но не физическое, а некое понимание. – Ничего тут не трогайте.