Боже, а ведь он похож на Дрю – тот же разрез глаз, те же густые брови. Может, все австралийские мужчины выглядят одинаково? Однако высокомерие не было свойственно мужу сестры, очарование которого заставило Гвен потерять голову от любви с первого взгляда. Незнакомец вопросительно приподнял бровь… Знакомая до боли мимика Дрю.
Бел попыталась сосредоточиться на цели своего визита в клинику. Сегодня у нее нет времени разбираться с эгоистичными иностранцами. Ее немного разозлило, что пришлось уступить ему место у стола администратора. Она нарочито медленно скрепила бумаги между собой, затем отошла от стойки и направилась в уютную зону ожидания, где села на диван, чтобы закончить с документами.
Бел пыталась найти разумное оправдание его плохим манерам. Возможно, здесь лежит его умирающая жена. Возможно, он сам смертельно болен. Она издали изучала незнакомца. Мускулистый, сильный, с отличной осанкой. Потрясающе смотрится в джинсах. Нет, такое тело не может быть больным. И когда он снова провел рукой по все еще влажным волосам, Бел отметила, что жены у него нет.
Значит, грубиян.
Она погладила свой пока еще плоский живот. Через пару часов в нем поселятся две жизни, у которых будет набор хромосом Дрю и Гвен, но которые станут ее детьми. Рочестерами.
Сердце Бел забилось часто-часто. Она ничего не знала о материнстве. Но других вариантов не существовало. Конечно, от эмбрионов можно было избавиться, отдав их другим женщинам или навсегда оставив замороженными. Но сама Бел была изгоем в собственной семье и твердо намеревалась добиться того, чтобы никто из Рочестеров не чувствовал себя нежеланным родственником.
Она шумно вздохнула, заставив администратора посмотреть в ее сторону. Мистер Грубиян наконец закончил длительные переговоры и теперь стоял, облокотившись о стойку.
Бел демонстративно громко хлопнула папкой с документами прямо около его локтя.
Администратор полностью переключила внимание на нее:
– Доктор ждет вас, мисс. Знаете, куда идти?
– Да, спасибо. Хорошего дня, – сказала Бел в надежде преподать урок вежливости мистеру Грубияну.
Администратор встала, чтобы пожать ей руку:
– Удачи.
Бел кивнула, но перед тем, как повернуть в сторону коридора, снова встретилась взглядом с мужчиной. Глаза его смотрели по-прежнему равнодушно, но в них появился новый оттенок.
Ей показалось или она прочла в них сожаление? Неужели он раскаивается? Бел покосилась на его жесткое лицо и засомневалась, затем подняла сумку и решительно направилась к палате.
И только на полпути к цели она вдруг поняла, что совершенно перестала нервничать.
– Уже слишком поздно просить о наркозе? – поинтересовалась Бел, пытаясь сдержать дрожь в голосе.
Она смотрела на батарею пробирок, трубок и длинных-предлинных иголок, стоящих возле нее, снова и снова пытаясь понять, правильно ли она поступила, отказавшись от наркоза. Судя по всему, все было готово к подсадке, и совсем скоро наступит момент, когда эмбрионы Гвен окажутся внутри ее. Кроме того, врач принял решение проводить операцию через пупок, учитывая ее… статус, и теперь она имела возможность наблюдать за его действиями под местной анестезией.
Сестра положила ужасный с виду шприц на поднос.
– Совсем поздно, – улыбнулся доктор Кабаналло.
– Может, стоило все-таки провести подсадку обычным способом?
Сестра хихикнула, а доктор в ужасе запротестовал:
– И я лишился бы возможности стать свидетелем непорочного зачатия? Шутишь?
Ах да. Шутки о девственницах всегда были в моде. В отличие от доктора Кабаналло, считавшего происходящее чудом, присяжные так и не смогли определиться, какое обстоятельство кажется им самым абсурдным: рождение детей у девственницы или то, что девушка из Челси может к двадцати трем годам оставаться нетронутой.
– Все правильно, – спокойно сказала она. – Я и забыла, какое это имеет для вас значение.
– Конечно, имеет, Бел. Вы читали договор перед тем, как подписывать его?
Несмотря на дружескую иронию, они с Марко Кабаналло прекрасно ладили. Бел побывала в трех репродуктивных центрах перед тем, как попасть к нему.
– Хорошо. – Доктор оторвался от микроскопа, стоящего в другой части палаты. – Приступим к главному…
В коридоре послышались громкие голоса. Медсестра нахмурилась. Видимо, происходило что-то необычное. Голоса не замолкали, более того, они постепенно приближались. Доктор Кабаналло замер. Обе медсестры последовали его примеру. Заволновалась и Бел.
– Что за черт… – Врач снял перчатки и направился к выходу из операционной, как вдруг в предоперационную палату вошли двое мужчин в деловых костюмах, охранник и недавний знакомый Бел.
Мистер Грубиян.
Когда он увидел Бел на операционном столе, его глаза округлились, а над бровями образовалось такое количество морщин, что лоб незнакомца стал похож на карту пересеченной местности. Бел осмотрела себя, чтобы убедиться, что все важные части тела закрыты, поскольку теперь в палате было полно людей. Кроме небольшого кусочка живота, видного через квадратное отверстие, проделанное в накидке, ничего не было видно. Доктор Кабаналло загораживал проход в операционную, тихо обсуждая что-то с господами в костюмах. Он взглянул сначала на Бел, потом на своих собеседников, затем замотал головой, сопровождая все это эмоциональными жестами, свидетельствующими о его итальянских корнях.
Бел нахмурилась. Незнакомец внимательно наблюдал за ее реакцией. Словно пытался понять что-то важное.
Доктор Кабаналло стянул вниз маску для лица и продолжал мотать головой. Бел пыталась понять по губам, о чем именно он говорит. Дискуссия становилась все более жаркой, затем один из мужчин поднял руку, призывая закончить спор. Австралиец не сводил с нее глаз, но при этом хранил молчание.
Бел повернулась к нему и вопросительно подняла брови. Немного поколебавшись, он достал из кармана какой-то документ, развернул его и прижал к стеклу, чтобы она смогла прочитать, что там написано.
Весь текст издалека прочитать было невозможно, поскольку он был набран мелким шрифтом, но Бел сумела разглядеть заголовок. Она почувствовала, как у нее свело живот, когда увидела слова, набранные крупными буквами: «СУДЕБНЫЙ ЗАПРЕТ».
Ее тело внезапно стало ужасно тяжелым. Затем Бел взглянула на лицо, выглядывающее поверх судебного предписания.
Полное ненависти. И жестокости.
Девушка зарыдала.
Глава 2
Прекрасное лицо Белинды Рочестер скривилось, и из ее глаз хлынули потоки безудержных слез. Флинн Брэдли понял, что победил. Ведь избалованная принцесса привыкла получать все на блюдечке с голубой каемочкой. Как и ее младшая сестра.
Потом она закрыла лицо руками, словно пыталась спрятаться от них всех. Спрятаться от правды. Если только она рыдала не от злости. Нет, ее слезы были совершенно искренними – слезами отчаяния. Так же горько плакала его мать, когда пришло известие о гибели Дрю. Они узнали об этом от правоохранительных органов, а не от великих и могущественных Рочестеров, которые снизошли лишь до того, чтобы прислать им краткое соболезнование.
Казалось, весь медицинский состав клиники собрался, чтобы успокоить младшую сестру Гвен. Один из медиков что-то бормотал о гормонах, которые ей кололи, и о реакции на их действие. Но говорил он это скорее для собственного спокойствия. Наконец она взяла себя в руки. Итальянец метался по палате, постоянно поглядывая на часы. Охранник был готов ко всему. Юристы сохраняли спокойствие и терпеливо ждали конца истерики.
А он…
Флинн едва стоял на ногах, испытывая неимоверное облегчение. Он все-таки успел.
Десять тысяч миль по воздуху, три часа бешеной езды на автомобиле – и вот он прибыл к самому началу. Он повел себя неразумно, решив пройтись по окрестному парку, но ему надо было успокоить нервы, почувствовав под ногами привычную землю после хождения по асфальту. Получение судебного запрета стало первой победой Флинна. Он перехватил его по пути из Хитроу у судебного пристава и сразу бросился в клинику, в юридический отдел.
Когда он узнал, что операция по подсадке эмбрионов проходит именно сейчас, его чуть не хватил удар. Юристам пришлось догонять его на пути в операционную.
Флинн снова взглянул на сестру Гвен. Ее огненно-рыжие волосы были подняты наверх, на лице совсем не было косметики. Казалось, ей всего лишь шестнадцать.
– Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Тонкий голос Белинды Рочестер прекрасно сочетался с ее наружностью. Флинн с удивлением понял, что это та самая девушка из приемной с длиннющими ногами в высоких замшевых сапогах. Ее вопрос на мгновение выдернул его из состояния потерянности, в котором он пребывал с того самого момента, как начал решать вопрос с получением судебного запрета.