Точка невозврата

– Но и мы не в проигрыше, – ожесточённо щёлкнул чётками Халес, – мы ещё заманим этих же шайтанов в смертельный капкан. Я уверен, что они обязательно сунутся в Салау, а там – кяризы по всей долине! Вот где мы возьмём их в клещи по-настоящему. Жаль, что миномётчиков с нами нет.

– Всему свой срок. Миномётчики у нас появятся не раньше лета. Фил Кроу с Усамой хоть и гоняют их до седьмого пота, но артиллерийская наука совсем не проста… – ответил Антонио. – Достопочтенный Юнус, скажи мне, зачем твои моджахеды впустую тратят патроны, паля по русским с расстояния почти в километр? Ведь всё равно не попадут.

– Никогда заранее не знаешь, попадёшь или нет, – глубокомысленно изрёк крёстный отец Нангархара, – на такой большой дистанции траекторией пули управляет Аллах, и только он знает, куда она полетит. Ты погляди, шурави бегут, петляя, как трусливые зайцы!

«Делать твоему Аллаху больше нечего, как управлять летящими пулями», – подумал про себя американец, а вслух сказал, – «бегут по правилам военной науки. Судя по всему, это разведрота во главе со своим командиром, за голову которого вы назначили немалое вознаграждение.

Халес со скрежетом сжал в кулаке бусины чёток и со злостью сплюнул на камни грота.

– Этот шайтан мой личный враг!

– Хотите поквитаться с ним за Сурхруд?

Халес молча развернулся в сторону американца и уставился на него вопросительным взглядом.

– Есть у меня одна задумка. Если бригада сунется в Салау, то скорее всего будет действовать по сегодняшнему шаблону: батальоны блокируют и прочёсывают кишлак, а разведчики, как и сегодня, ведут наблюдение за долиной. Запустим шурави в кишлак, пусть они поиграют там в кошки-мышки с «аистами» Аббаса. В кяризы они не сунутся, а когда пойдут обратно, ваши люди сядут им на хвост. Прикрывать их отход, кроме разведроты, будет некому, а в ходе боя отряд Ариана, вынырнув из-под земли, появится около разведчиков совершенно неожиданно.

– Мне по нраву твоя задумка. Да услышит тебя всевышний! – Юнус Халес молитвенно сложил ладони у груди и склонил голову. – Очень нравится.

Офицеры, выпускавшие солдат, подбадривали их, как могли, улыбались и шутили, прекрасно осознавая, что согласно теории вероятностей, после очередного удачного забега, шансы на благоприятный исход для оставшихся уменьшаются. Всё, как в русской рулетке, где с каждым последующим нажатием на курок, вероятность получить пулю в висок значительно возрастает. У любого везения, разумеется, есть предел, но в направлении боевых машин уже отправилась последняя солдатская пара, отчаянно сверкая подошвами горных башмаков. Тридцать бойцов целыми и невредимыми проскочили между струйками свинцового дождя. Боевые машины роты из своих пушек и пулемётов вели огонь по склонам, пугая засевших в скалах, духов, стремясь хоть как-то помочь своим товарищам.

Беглый огонь артиллерии, длившийся непрерывно все три этих долгих минуты, прекратился. Стало значительно тише. Стреляющие горы тоже взяли паузу: не вижу – не стреляю, закон и, если машины не уходят, значит, под горой ещё кто-то остался и, скорее всего, те, кто остался – командиры. В споре Удачи со Смертью был взят тайм-аут.

Казачёнок подошёл к лейтенанту и стоящему рядом с ним Галиеву, достал пачку сигарет, и все трое, молча, закурили. Четвёртым, незримым, участником перекура был страх, на который они, вроде бы, уже привыкли не обращать внимания, но куда от него денешься? Страх не терпит одиночества, ему не выжить без людей. Он, как конченный наркоман, всегда появляется там, где можно разжиться изрядной дозой адреналина. Он всегда должен быть с людьми. С живыми людьми… А те уже заканчивали короткий перекур, сигареты в их пальцах слегка подрагивали, ведь каждый из них понимал, что у подброшенной монетки не может всё время выпадать только решка…

В тени грота было сумрачно. Гулявший по переходам подземелья ветерок приятно остужал обожженную солнцем кожу, ласково трепал выгоревшие волосы офицеров и по-матерински нежно гладил остриженную наголо голову солдата, а за пределами пещеры, лениво наблюдая за людской суетой, слепило глаза, безжалостное афганское солнце.

– Чутьё-то, что подсказывает? Прорвёмся? – Максим старался не смотреть в глаза ротному, давая тому возможность ободряюще соврать.

Струйка сизого дыма от тлеющей сигареты причудливой спиралью тянулась к выходу из грота и растворялась в белёсой голубизне воздуха. Виктор щелчком отбросил в сторону догорающий бычок.

– На этой войне я многое повидал. И со смертью встречался, и удача не раз навещала, но такого везения припомнить не могу. Я, если честно, Бога молил, чтобы выжили все, а сам думал, что трёх-четырёх обязательно зацепит. А вышло так, как вышло… Они уже вытащили свой счастливый жребий. Теперь наш черёд. О теории вероятностей на время лучше не забыть. Главное –удачу не спугнуть. Докуривайте, и вперёд! Галиев по центру, мы с тобой по бокам. Как говорится, масть идёт лишь пять минут. Прикинь, как духи ждут последнего забега! У них ведь полный облом пока. Накажет их Аллах за это! Обязательно накажет. Не их день… Макс, залп реактивной установки сколько по времени длится? – неожиданно спросил Виктор, забрасывая за спину свой АКМ и поправляя снаряжение.

– Восемнадцать секунд, – с полуслова поняв намёк ротного, ответил лейтенант и посмотрел на Галиева, но тот уже протягивал ему телефонную гарнитуру своей радиостанции.

– «Амур», я «Туман», реактивщики по цели 101 и 102 готовы? Поправки предыдущей пристрелки учли? Приём.

– Поправки учли, по целям готовы. Приём, – ответила огневая.

– Не подведите, родные. Двумя БМ. Цель 101 и102. По полному пакету. С Богом, огонь! – облизнув языком пересохшие губы, скомандовал лейтенант.

– Пуск! Полётное 31. Удачи и до скорой встречи на огневой позиции!

– Ну что, мужики? Как ракеты завоют – бежим! Друг на другом следить! Сзади нет никого, подбирать нас некому будет… – заслышав приближающийся гул ротный первым двинулся в сторону боевых машин, стоящих, вроде бы, так близко.

Из-за яростного свиста в ушах не было слышно ни одиночных выстрелов карабинов, ни пулемётных очередей, ни даже грохота разрывов снарядов двух установок «Град». Лишь изредка, скосив взгляд на бегущих рядом, они видели фонтанчики от ложащихся им под ноги пуль, ну а пуль, летящих в них самих, они не замечали, и только выбитая ими каменная крошка слегка секла по ногам. Первым, как ни странно, цели достиг, бежавший с тяжёлой радиостанцией за спиной, Галиев, с самого утра жаловавшийся на подвёрнутую ногу. На десятую долю секунды позже него из расщелины показался Казачёнок. Следом за ними до брони добрался, стартовавший последним, Кольченко. Он немного задержался, чтобы оценить залпы своей родной реактивной батареи.

Духовский огонь к этому моменту достиг уже какой-то невероятной плотности. Оттолкнувшись ногой от стальной гусеницы, лейтенант одним прыжком взлетел на бэрээмку. По ней вовсю плясали пули, словно майский дождь по жестяной крыше. Сделал последний шаг, Максим рыбкой нырнул в открытый люк боевой машины. Он успел подумать, что наверняка разобьёт голову о какие-нибудь торчащие там железяки, но притормозить хоть на сотую долю секунды было выше его сил. Его голова и плечи уже начали своё погружение в десантный отсек, кровь в висках бешено пульсировала, а в мозгу синей птицей удачи билась восторженная мысль – живой!!! Но радоваться было рано. В БРМ смогла вместиться лишь верхняя часть туловища Максима. Неожиданно выяснилось, что машина была забита людьми до самого предела. Кильки в консервной банке, пожалуй, чувствуют себя свободнее. Ноги офицера гребли в воздухе, но это совсем не помогало ему погрузиться внутрь хотя бы на сантиметр. Свинцовый дождь, усилившись до ливня, яростно хлестал по стальной броне – духам очень хотелось прострелить геройски торчащую из люка задницу лейтенанта Кольченко. И в это мгновение случилось страшное – одна из их пуль всё-таки нашла свою цель.

Обжигающий поток раскалённой лавой хлынул по спине Максима, сковав душу и тело смертельным ужасом. В следующие мгновенье этот поток уже вовсю лизал своими жаркими, липкими языками грудь, плечи, шею. Лейтенант вскрикнул и, перестав дергаться, застыл. Боли он не почувствовал, в горячке боя так бывает. В этот момент он отчётливо увидел красавицу Смерть, как две капли воды похожую на молодую Джину Лоллобриджиду. Невзирая на трагичность момента, она умирала от смеха, буквально покатывалась, держась за живот. В её сверкающих карих глазах дрожали слёзы, естественно, то же от смеха.

«Сука!!!» – промелькнуло в лейтенантской голове.

Максиму было ужасно обидно, надо же, как не повезло, ведь эта пуля запросто могла разнести вдребезги его буйную голову, и он уже не испытывал бы ни малейших мучений. Но у него сроду всё никак у людей, а ей, дуре, смешно! Ранение в ягодицу в полевых условиях – смертельно. Кровь из перебитых артерий не остановить, а до медсанбата не добраться, ведь вертушки раньше вечера не прилетят. Вспомнился бой в Печдаринском ущелье, как долго и мучительно умирал раненый в горло солдат, пытаясь пальцами остановить кровотечение. Как он всё смотрел и смотрел на бегущих по камням муравьёв, словно пытался постичь некую, внезапно открывшуюся ему, тайну…

По обмякшему телу офицера прерывистой волной пробежала предсмертная дрожь. С его губ сорвался жалобный стон, и горячие, солоноватые капли покатились вниз на плотно сидящих бойцов. Оттуда, из глубины, как из тумана загробного мира, до него донеслись растерянные солдатские голоса:

– Лейтенанта убило! Лейтенанта убило!

Максим успел прожить на этом свете двадцать четыре года, но, как ни странно, кадры прошедшей жизни не мелькали перед его глазами. Лишь хохочущая, зараза Смерть, которая вот-вот подарит ему свой ледяной поцелуй. Вспомнилось, не к месту, что риск – это поцелуй Жизни в губы… Дорисковался. Оказалось, не Жизни, а Смерти… Поцелуй красавицы с карими глазами… Ему захотелось в последний раз глянуть на голубое небо, увидеть хотя бы маленький его кусочек, но как разлепить залитые кровью глаза? Кольченко поднёс слабеющую руку к лицу и провёл ладонью по слипшимся от крови векам, приоткрыл глаза: крови на руке не было, но она стала мокрой от какой-то горячей жидкости. Не кровь? А что же? Не может быть… Отказывающийся разумно мыслить, умирающий мозг лейтенанта ещё успел подумать, что, наверно, пуля пробила мочевой пузырь, и это всё равно смертельно. Лучше бы уж кровь, как-то романтичнее и красивее… Какая-то, уж совсем нелепая, Смерть…

Сидящие внутри БРМ бойцы, видимо сумели всё-таки сделать полный выдох, как-то поджались, и умирающий лейтенант проскользнул внутрь салона на подхватившие его солдатские руки. Когда истерзанная душа Максима уже собралась окончательно покинуть тело и отправиться в район третьего круга рая, откуда-то издалека, из уже остававшейся в прошлом жизни, раздался тихий голос, который растерянно, но очень ясно произнёс:

– Это не кровь. Это отвар верблюжьей колючки. Хлопцы, да у него ж просто фляжка прострелена!

Возвращение из мира мёртвых свершилось мгновенно.

– Фляжка – не ляжка!!! – во всю глотку заорал внезапно оживший лейтенант, он хотел ещё что-то добавить, но не успел – замкнутое пространство салона БРМ заполнилось раскатами гомерического хохота разведчиков.

Нервное напряжение после забега под душманскими пулями, наконец-то, нашло свой выход. Громче всех смеялся Максим, вспоминая, почему-то, хохочущую красавицу. Отставшая истерика, всё-таки, догнала его. Внутри боевой разведывательной машины царило дикое безудержное веселье, а по броне настойчиво, каплями смертельного, но уже не опасного, дождя продолжали стучать пули…

А экипажу соседней машины в это время было не до веселья. Трофейная БМП не заводилась. Сидевший рядом с механиком-водителем ротный, на секунду прикрыв глаза, представил, что с ними произойдёт, если духи развернут каким-то образом доставленную к разлому зенитную пулемётную установку. Она продырявит их недостаточно крепкую броню, как консервную банку. Стартер явно был не исправен, а вот внутренняя связь в машине работала превосходно.

– Церенов, у тебя буксировочный трос есть? – тихим, вкрадчивым голосом спросил Казачёнок у механика-водителя, маленького флегматичного бурята, с узкими щелочками глаз, сквозь которые пронзительно сверкали агатовые бусинки цвета спелой вишни.

– Так точно, есть, – как-то враз всё поняв, и заметно побледнев, ответил солдат.

Он снял руки со штурвала и слегка откинулся на спинку сидения. Чтобы взять на буксир трофейный БМП, стоявшая справа БРМ подъехала своей кормой к его носу. Вторая БРМ встала слева, стремясь максимально прикрыть от обстрела люк над головой бедолаги, которому предстояло вылезти из-под зонтика стальной брони под свинцовый дождик, спрыгнуть на землю, снять буксировочный трос, сцепить им машины и, по возможности, целым и невредимым вернуться обратно.

– Я предупреждал, что техника должна быть исправной? – грустно спросил у бойца командир роты. – Вперёд, боец, цепляй трос к БРМ.

Секунд пять рядовой Церенов сидел неподвижно, видимо молился каким-то своим буддийским богам. Потемневшие до черноты агатовые глаза, окончательно сузились и, не мигая, смотрели через триплекс на фаркоп гусеничной машины, подъехавшей спереди к его БМП. Сделав глубокий вдох, солдат открыл крышку люка и стремглав выскочил наружу. Внутри боевой машины повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь цокотом пуль, бьющихся о броню. Через пару секунд он ввалился обратно, сделал глубокий выдох и, расслабленно улыбнувшись, задраил тяжёлую крышку люка.

– Нет, Церенов, так не пойдёт! Быстро вылезай и цепляй трос, никто за тебя этого делать не станет! – начал злиться Казачёнок.

– Так я всё уже зацепил, товарищ старший лейтенант! Можно ехать! – теперь и эту машину посетил приступ бурного веселья.

Как можно было произвести сцепку машин за столь короткое время, навсегда останется загадкой, и ни сам Церенов, и никто из тех, кто присутствовал при этом, так никогда и не смогут понять природу этого свершившегося на их глазах чуда. Боевые машины разведроты, под мерное постукивание пуль по броне, двинулись к выходу из безымянного ущелья.

Это боестолкновение стало первым, но далеко не последним на той лагманской операции. Главные события были ещё впереди.

Разведрота в сплошной темноте упрямо карабкалась в горы. За плечами разведчиков было немало боевых выходов. И только для двух взводных, прибывших на прошлой неделе по замене из Закавказского и Среднеазиатского военных округов, этот выход был первым. Лейтенанты производили хорошее впечатление, но были не обстрелянными. Первый бой – суровый экзамен и далеко не каждый способен выдержать его успешно. При возникновении смертельной угрозы человеческий организм мгновенно перестраивается и начинает функционировать на пределе возможностей, работа органов чувств обостряется настолько, что порой удаётся каким-то образом взглянуть на самого себя со стороны. В первом бою всё страшно и непонятно: совершенно новые звуки, непривычные ощущения. Терпкий запах реальной опасности, как отравляющее вещество, пытается парализовать твою волю и сковать твоё тело. Первый бой отдалённо напоминает первый прыжок с парашютом, только всё в сотню раз круче и жёстче, да и длится он несравнимо дольше. Бой ждёт разведчиков где-то впереди, а пока цепочка, состоящая из тридцати трёх человек, ползла вверх по скалам.

По склонам соседнего отрога выдвигался десантно-штурмовой батальон. Впереди, там, где отроги соединялись седловиной, располагался перевал через основной хребет, а за ним, в долине Салау, находился кишлак с таким же названием. В нём, по данным каскадовской агентуры, размещалась база душманов.

Басмачи, населявшие долину реки Алингар, в тактическом плане были подготовлены, пожалуй, лучше других. При приближении Советской армии они оперативно уводили женщин и детей в безопасные места и занимали заранее подготовленные оборонительные позиции. На вооружении, кроме автоматов и пулемётов, у них имелись лёгкие миномёты, и даже горные пушки, которыми они весьма грамотно пользовались. Но основной тактической изюминкой считалась их умение мгновенно сближаться с противником на минимальное расстояние, не позволявшее подразделениям бригады использовать свои главные преимущества: помощь авиации и огневую поддержку артиллерии. Дистанция, с которой духи открывали огонь, как правило, была меньше величины вероятного рассеивания снарядов, а так как в бригаде уже имелись потери от «дружественного огня», то комбриг запретил применение артиллерии и авиации в подобных ситуациях. Одно дело, когда солдат гибнет от пули противника, и совсем другое, если убит своими. Мгновенно возникает сутулая фигура военного прокурора, и начинается нудный поиск виновного с последующим наказанием, вплоть до тюремного срока, ведь прокуроры, как всегда, правы. А называть душманов духами, скорее всего, начали именно здесь, в Лагмане, за то, что они всегда появлялись внезапно, как черти из табакерки, с той стороны, откуда их не ждали, а при необходимости, так же внезапно исчезали. Видимо, у них были хорошие инструкторы.

Десантный батальон выходил к заданной точке тремя ротными колоннами: первая рота шла по левому склону отрога, вторая рота и миномётчики – по правому, по гребню хребта продвигалась третья рота во главе с управлением батальона. В каждой роте было по сотне человек. Батальон со своими пулемётными и гранатомётными взводами и миномётной батареей представлял весьма грозную и мощную боевую единицу.