Прости мне мои капризы

На дворе пестрыми, волшебными красками блистало лето!

Весело «катившееся в июль»…

В эту чудесную, безмятежную, замечательную пору, ночное времяпрепровождение значило для меня очень много! Чрезвычайно много! Оно заключало в себе – высокий, во всех, имеющихся в русской лексике толкованиях – смысл! Высокое свое значение! Вызывало в душе трепет! Благоговение! Лучшего времени суток для себя я не мог и представить! Ведь именно ночью (включая и вечерние минуты…) мы с Ириной проводили вместе времени едва ли не больше, нежели днем, когда надо было – святое дело – побыть с родителями, отвлекаться на какие-то домашние дела.

Мы подолгу – не зная устали, всегда в приподнятом настроении, которое рождали в наших сердцах цветущая юность, неуемная жажда жизни, ее постижения (с разных сторон и во всей ее, жизни, многогранности – насколько это было возможно в силу наших возрастных особенностей и, собственно, имевшихся в головах тех, или иных знаний…), все возрастающая тяга друг к другу, – бродили по тихим, «осребряемым луной» улицам и улочкам моего родного, старинного, существующего уже несколько сотен лет (!) села, претерпевшего за многовековую свою историю немало всевозможных драматических эпизодов (оказываясь, порой, в самой гуще важнейших исторических событий…), забредая, иногда, на окраинах, в настоящие, труднопроходимые джунгли (особенность сегодняшнего времени…), состоявшие, в основном, из высоченных, широких в обхвате, но одряхлевших от старости ракит, и кустарников; часто попадались кусты вольно растущей малины, с мелкими и острыми шипами на ветках, не вполне еще созревшими плодами которой мы набивали свои рты…

От всего этого у меня и у Ирины возникало удивительное ощущение, что из конца двадцатого века мы вдруг попадали в другое – гораздо более отдаленное время, в сказочное «Берендеево царство», и что из-за каждого куста, или дерева за нами внимательным своим оком наблюдает сам царь Берендей – мудрый и добрый, в царском одеянии, с длинной, до пояса, бородой.

Иногда встречались душистые, медоносные липы.

Полной грудью дышали чистым, слегка остывшим, после дневной жары, воздухом. И вели пространные, представлявшиеся нам архиважными, не терпящими ни минутного отлагательства, беседы о всякой всячине.

Для расширения географии прогулок и обретения полноты ощущений, в дневные часы, при хорошей погоде – совершали захватывающие поездки на велосипедах. Передвигаясь: то рядом друг с другом, бок о бок – если позволяла ширина дороги, то я впереди – в труднопроходимых местах (к примеру, на узких, извилистых тропинках…), Ирина (раскатывавшая на женском, с открытой рамой, велике…) за мной, то впереди Ирина – по ровной, прямой дорожке, я за ней. Последний вариант был для меня более предпочтительным, нежели первый и второй. Потому что для поездок Ирина надевала практичные и удобные, а в моем восприятии еще и очень привлекательные, в своем роде, вещи: черное, эластичное трико, плотно облегавшее крепкие ее бедра, гибкий стан, который и сам по себе неизменно притягивал мой взгляд, но намного выразительней представлялся, когда она, с усердием и азартом, прогнув спину и подав вперед корпус, крутила педали, или бежевые спортивные шорты. Я не мог отвести от велосипедистки глаз, следуя за ней почти наугад, не обращая внимания на дорогу. Так, что однажды, засмотревшись на двигавшуюся впереди меня девушку, я не заметил возникшую перед колесом кочку, на которую и наехал. Колесо круто вывернулось. Велосипед встал колом. И я, перелетев через руль, с маху шлепнулся на землю. Мне повезло, что я приземлился на четвереньки, ничего не сломал и не вывихнул. Поездка наша на этом завершилась. С колесом пришлось потом изрядно повозиться, чтобы его выправить.

Один раз мы с Ириной оказались в самой что ни есть экстремальной ситуации. Во время катания – как-то очень быстро, почти внезапно налетела громадная, свинцово туча, и разразилась гроза. Такой силы, которую трудно вообразить. Свинцовое небо – как будто «павшее на землю». Беспрерывно следовавшие одна за другой молнии, озарявшие все вокруг. Оглушительные раскаты грома. Плотная стена дождя, которая буквально смела нас с наших неустойчивых машин. Картина была жуткой, устрашающей… Но одновременно и – потрясающе красивой! Как будто неземной! Хорошо, что низвергавшаяся с непроницаемых небес влага была теплой, и мы не заболели. О том, что молния могла в кого-то из нас (если не в обоих) попасть – мы подумали потом…

Посмотрели еще два художественных фильма: японскую страшилку «Легенда о динозавре» режиссера Дзюндзи Курата и югославскую мелодраму «Пришло время любить» Зорана Чалича.

Картины произвели на нас впечатление! В одной – громадное доисторическое, с длинной, как у жирафа (или еще длиннее) шеей, чудовище, объявившееся вдруг на прекрасном, живописном озере Страны восходящего солнца, откусывало огромными и острыми зубами у находившихся в водоеме людей ноги и руки, перекусывало их пополам, обильно разбавляя водоем кровью несчастных купальщиков – отчего непривычная к подобным зрелищам публика то и дело замирала в страхе, эмоционально, общим гулом и шумом выражая свои чувства… В другой показана романтическая история первой любви между парнем и девушкой – десятиклассниками; не без острых моментов.

– На ее месте я, наверное, не стала бы делать… ну… этот самый… аборт, – выйдя после просмотра югославского фильма из Дома культуры на улицу, задумчиво произнесла Ирина. – Тем более, с риском для жизни.

– А как бы ты поступила?

– Что значит – как? Кроме двух вариантов, есть еще другие?

– Кажется, нет…

– Кажется…

Ирина рассмеялась.

– Значит, ты решилась бы родить ребенка?

– Возможно.

– В шестнадцать лет?

– А что?

– Ничего, наверное, просто рано.

– Бывает, рожают и в более раннем возрасте. Стала бы молодой мамой.

– А потом и молодой бабушкой.

Про молодую бабушку я сам не понял – зачем сказал?

– Может, и бабушкой, – спокойно восприняла мои слова Ирина. – Но, вообще-то, – прежде чем… заняться «динь-динь» (вероятно, Ирина вспомнила комедийный фильм «Синьор Робинзон» итальянского режиссера Серджио Корбуччи, который я смотрел в городском кинотеатре…) – следовало подумать о последствиях. То есть – принять меры предосторожности.

– Все-то ты, Иринка, знаешь…

– Это должен знать каждый!

– Как: кто не работает, тот – не ест?

– Угу…

Больше – ни фильмов, ни мультиков мы с Ириной в Доме культуры не смотрели.

* * *

Почти все имевшееся в нашем распоряжении свободное время – мы проводили вместе. Только однажды я встретился с Ириной не днем, как это обычно происходило, а когда солнце склонилось ужу к горизонту. Накануне она предупредила меня, что будет помогать дяде с тетей копать на огороде картошку.

– Какая картошка? – удивился я.

– Обыкновенная. Круглая, такая, по форме, или овальная, с коричневой кожурой, как у нас. Очень вкусная, если ее испечь в костре, то есть на углях, когда костер прогорит…

– Это мне известно! – перебил я ее. – Только для картошки вроде бы еще не пора…

– У нас сорт особенный – скороспелка. Она созревает быстрее. К тому же, в этом году, из-за ранней весны, посадка была на три недели раньше, чем в прошлые годы. Да мы не весь огород будем выкапывать, большую часть оставим на потом.

– Хорошо, я тоже найду себе какое-нибудь полезное дело.

Этот день, несмотря на занятость – я занимался починкой забора, отделявшего наш дом от улицы, который (забор) в некоторых местах обветшал – показался мне очень длинным! Я постоянно думал об Ирине. Испытывая неодолимое желание – поскорее с ней встретиться.

Из головы не выходило одно выразительное словечко, выпорхнувшее из уст Ирины.

Скороспелка!

В определенном смысле – звучное это слово, по моему разумению, вполне подходило к самой Ирине. А заключался смысл – в быстром физическом (в широком значении данного понятия…) ее развитии. Хотя «посажена», то есть зачата она была не ранней и теплой весной, а, как я успел уже подсчитать, поздней и холодной осенью…

При встрече – Ирина выглядела уставшей. Вялой. Похожей на сорванную с клумбы и утратившую первозданную свежесть и аромат, розу. В движении и разговоре была медлительной. Каждое слово произносила так, словно, играя на гармошке, с усилием растягивала меха. Как ни странно, но эта медлительность, «заторможенность» – удивительным образом – были ей к лицу.

– Не иначе, весь огород перелопатили? – после традиционного приветствия, спросил я Ирину.

– Нет! Я же говорила, что не весь… Просто потом я еще нарубила дров для печки. С запасом, на два дня. Тетя печет в печке хлеб… А топор такой тяжелый, как будто в нем пуд веса.

– Разве, кроме тебя, больше некому расколоть пару катков?

– Есть кому – это забота дяди. Но мне хотелось самой. Это ведь интересно!

(Не так ли интересно, как Тому Сойеру было интересно, по приказу любящей его тетушки Полли, красить забор, – усомнился я, но вслух ничего не сказал…).

– А затем я доила корову.

– Ты молодец, Иринка! Даже корову доить умеешь!