Гирей – моё детство

Гирей – моё детство
Николай Дмитриевич Попов

Воспоминания о детстве. Суть характера и жизни людей многонационального поселка Гирей.

Прислушиваюсь… Природа нежно и по-доброму объясняет: «Я создаю гармонию в хаосе мира, творя свои законы порядка. Но стихийные страсти разрушают мои гармонию и порядок, местами и в ненужное время, при этом, не разрушая моих законов. Стихии имеют законы, мною установленные, но страсти мне не подчиняются – не обладаю разумом».

Природе надо верить и понимать ее. Вспоминая себя в детстве – есть ощущение: природа была понятнее, чем поступки и действие людей – перед природой у меня не было вопросов, а перед людьми множество: зачем? И почему?

Сегодня мне исполнилось три года, и мама сказала загадочную фразу:

– Завтра мы пойдем в садик!

– Куда? – не понял я.

–Завтра узнаешь.

В моем воображении нарисовался этакий самостоятельный палисадник с невысоким забором и со всех четырех сторон – калитки. В палисаднике больше всего голубых и оранжевых цветочков…есть красные, белые и желтые вперемежку с зелеными листьями – радостное настроение…жду завтрашнего дня с нетерпением.

«Садиком» оказался большой до, за высоким забором, в который мама вошла, оставив меня сидеть на скамейке… Сейчас тут было много интересного и непонятного: Большой, но не высокий, ящик с песком – фигня, норы для лягушек не пророешь…в «пескначке» у пруда лягушки прыгают в прокапанные норы, когда солнце начинает жарить и в прохладе довольные квакают. Рядом была закопанная лестница…Папа и мама не разрешают взбираться по лестнице…кинулся покорять ее…и осознал, что не умею перемещаться по перекладинам.

Взялся за перекладину выше головы двумя руками…на перекладину выше земли подпрыгнул обеими ногами – приехали – дальше нет движения…и задница висит ненужным грузом…думаю…отпускаю правую руку, чтобы ухватиться за более высокую перекладину…задницу понесло в сторону…бьюсь ухом о деревянную стойку…боль!…ноги соскальзывают и коленки чиркают по перекладине…дикая боль!…что бы не зареветь, что есть мочи кричу на лестницу: «Сука!», но в моем сознании: «Я дурак!», слышу за спиной чей-то возглас: «Ой!» и материнское:

– Как всегда, нельзя на минуту оставить одного…

– Ничего страшного…подмажем «зеленочкой»…накормим завтраком…и Коля вольётся в наш дружный коллектив, – сказала добрая тетя, которая была больше моей мамы.

– Я, Валентина Петровна, буду твоим воспитателем.

– Мою маму тоже Валей зовут…зачем мне воспитатель?… у меня есть папа и мама, – пауза, мама и «добрая тетя» переглянулись и каждый о своем ухмыльнулся.

– Чтобы отвечать на твои вопросы…

– Хорошо, – сказал я утвердительно и с надеждой на множество ответов. Мама рассмеялась, понимая мои надежды.

– Пойдем, Коленька, иначе пропустишь завтрак.

«Зеленка» оказалась жгучее крапивы – слезы брызнули внезапно, но зареветь в полную силу не позволили руки Валентины Петровны, добрые и ласковые, как у моей мамы…стыдно плакать.

Помыв руки, ждал, что мне принесут поесть в аленькую комнату. Но Валентина Петровна отвела меня к двери напротив, открыла ее, там оказалась большущая комната, в которой за маленькими столами сидело множество девчонок и пацанов…аж испугался!…То ли множеству, то ли тарахтению ложками, то ли внезапной тишине с градом устремленных на меня взглядов.

– Дети, у нас пополнение. Мальчика зовут Коля, – представила меня «добрая тетя», а во мне была пугливая дрожь, и хотелось плакать.

– Коля садись за столик к Лене, Пете и Тане…сейчас принесут твою порцию, и ты покажешь, как едят настоящие мужчины.

Эти слова меня взбодрили. Принесли манную кашу, которая мне не по вкусу, но я уплетал ее, будто был голоден…и оказалось – можно есть.

–Он похож на Буратино, – неожиданно сказал Петя…не знаю что такое Буратино, но если все засмеялись, значит это обзывалка.

– А ты осёл! У тебя уши большие.

– А у тебя нос, – причем здесь нос?

После завтрака нас вывели во двор. Петя предложил поиграть в песке. Пришлось объяснить, что это не настоящий песок. Он строил из себя умника, что было противно, и я послал его на хутор бабочек ловить – одним трехбуквенным словом и объяснил, что не люблю играть, а люблю странствовать.

Пошел, не замечая, что обиженный Петя плачет, Валентина Петровна успокаивает Петю и что говорит мне вслед. На моем пути встречались незнакомые и непонятные вещи, но я теперь знал, кто мне о них расскажет.

Среди обычных девчонок увидел очень красивую и понял, что мне очень приятно смотреть на нее. Жаль, что у меня родился брат, а не такая красивая сестренка. После обеда, оказывается, здесь спят – я и ночью не люблю спать. Спится само собой. Пока Валентина Петровна укладывала других детей, я шмыгнул во двор. Подойдя к забору, обнаружил, что одна штакетина была оторвана, а вторая легко отодвигалась и я запросто пролез в образовавшуюся дырку. Оказался в неизвестном мне месте, слева колючий забор, справа обрыв, впереди дорога, куда она приведет?

Она привела еще к неизвестной мне улице. Улица начиналась от кручи, внизу, глубоко-глубоко блестела вода, дальше луг с коровами и далеко-далеко – гора. Даль и простор оглушительно восхищали – взгляд не отрывался, как от красивой девчонки, хотелось летать.

Ко мне подбежала тявкающая собачонка, хотел погладить, но она, заскулив, убежала, нырнув под калитку. Пошел за ней и увидел цветистый палисадник, цветы играли и звучали разными красками… радостно… и… тяжелая рука схватила меня за плечо.

– Миклухо-Маклай, с ума сведешь, – услышал я голос Валентины Петровны, задыхающейся от бега.

– Красивые цветы… – успел сказать и меня потащили, выкрикивая какие-то слова с угрозами.

Я не сопротивлялся, мне хотелось знать кто такая «миклуха-маклаха» и задал вопрос «доброй тете»…Она сняла тяжелую руку с моего плеча.

Это был первый и последний день пребывания…мама отправила на все лето к тетке в Гулькевичи.

Прошли годы. Три года, научился из букв складывать слова. С этажерки сестры взял случайную книгу. Открыл так, как она открылась, увидел портрет, похожий на моего отца. Читаю: Н-и-к-о-л-а-й, ошибся, дальше: М-и-к-л-у-х-о-М-а-к-л-а-й, опупеть! Значит, меня обзывали хорошим человеком, кто он? И в шесть лет выпросился в школу.

Прошли годы… Удалось не только что-то узнать о Миклухо-Маклае, но и прочитать его этнографические заметки и размышления о жизни далеких папуасов, в которых находил соответствие с моим образом мышления.

С трепетом и восторгом открывал для себя русских путешественников, мореплавателей и землепроходцев, для которых познание далекого неведомого, пройдя все возможные стихии природы, было потребностью ума, жаждой души и сердца, и все свои познания, открытия отдавать своей стране, независимо от того, кто ею управляет. Познать простор, стремление вдаль – черта русского человека, с помощью которой было создано великое пространство – Россия.

А что Буратино? Наш пацан, сующий нос во все щели, чтобы узнать, что там такое, интересное и познавательное.

Об одном дне «Миклухо-Маклая», уже во взрослом возрасте мне рассказала мама…Валентина Петровна слезно умоляла не оставлять меня в садике: «Он не признает никаких правил и границ, матерится, как сапожник, достал меня вопросами, на которые не знаю ответа…» В тот день и в дальнейшем за мои «странствия» мама напоминала о «Миклухо-Маклае» отцовским ремнем.

На крутом берегу извилистой Кубани был хутор Султановский, по имени хозяина. В конце XIX века по землям Султана Гирея протянули железнодорожную ветку из Ростова во Владикавказ, а возле хутора построили станцию и назвали её Гирей.

Предприимчивые люди по одной из стариц построили винокуренный заводик с посёлком для работников данного предприятия… В советское время вино типа водки перестали изготовлять – перевели на полное производство спирта. Предприятие стало называться «Спиртзавод», а посёлок «Спиртзавода».

Другие люди не мудрствуя лукаво – станция рядом, построили предприятие по производству сахара и посёлок «Сахзавода».

А граф Воронцов-Дашков на самом высоком гирейском холме построил подобие замка для одной из своих любимых женщин… Советская власть справедливо отдала «замок» народу, а точнее – «всё лучшее детям», – средней школе №11.

Что характерно, движение моего ученичества совпало с историческим развитием посёлка городского типа Гирей, правда, не по времени, а по смыслу: начальная школа на хуторе («в колхозе»), восьмилетка на спиртзаводе, одиннадцать классов – на сахзаводе.

Гирейцы считают, что весь Советский Союз знает о существовании Гирея – их сыновья и дочери живут во всех уголках этой необъятной страны… Вживаясь в культуру того края, которая превращалась во вторую родину, и по невидимым нитям связи передавалась в Гирей.

Есть «нездоровые» людишки, рисующие Гирей гадким захолустьем, из которого надо бежать туда, где лучше…а лучше, по их мнению, везде. А значит оставшаяся в Гирее часть населения непригодна к активной жизни?.. Как говорит тётя Мотя: «Поживём – увидим».

Житейская занятость и суета может вытравлять из души способность удивляться.

И вдруг увидишь звёздное небо, и почувствуешь свою принадлежность к Вселенной… И захочется умчаться в горы, очароваться бесконечностью хаоса… или к морю – захлебнуться восторгом от борьбы с неутомимыми волнами… или в лес – покориться бесчисленным количеством оттенков зелёного и волноваться природной выразительностью.

Жизнь теряет смысл, будь она ровной и гладкой… где бы это ни было: в Гирее, в Ярославле, в Чите или в Питере.