Оценить:
 Рейтинг: 0

История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
8 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Простояв два дня в этом селении, князь Орбелиани, через урочище Гогами, двинулся к селению Джарам, где, по достоверным сведениям, собрались в значительном числе аварцы, жители Джаро-Белоканского округа и подданные хана Казикумухского. Приготовляясь к обороне, они укрепляли Джары. Не считая для себя нужным исполнять только что данное обязательство, Сурхай требовал, чтобы князь Орбелиани оставил джарцев и отступил за р. Алазань.

«Известно нам, – писал он, – что российский государь не приказал войну вам вести против джарцев и расположиться в земле их. Джарская провинция не отделена от владения моего, и я за нее не должен щадить ни жизни, ни имущества. Я пришел сюда не с тем, что они Государя подданные; если вы хотите себе спокойствия, то переведите своих солдат по ту сторону реки, а то наша война продлится, и при помощи Божией ваших людей не оставим в спокойствии. Сии мои слова вы уразумеете»[131 - Кн. Орбелиани. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 713.].

Не обращая внимания на эти угрозы, князь Орбелиани, подходя к селению Джарам, отправил посланного с объявлением, что если жители желают пощады, то прислали бы знатнейших старшин с изъявлением покорности. Подвиги генерал-майора Гулякова были еще у всех в памяти, и джарские депутаты явились с обещанием внести всю дань, на них наложенную.

В Джарах находился аварский султан Ахмет-хан, наследовавший Омар-хану и писавший князю Орбелиани, что, желая вступить с ним в мирные переговоры, он намерен распустить свои войска и выслать их из Джар. Князь пригласил Ахмет-хана к себе в лагерь, куда тот и приехал. При свидании султан заявил, что прибыл в Джары с единственной целью, через посредство графа Гудовича, просить милости и покровительства русского императора, выхлопотать себе прежнее жалованье, удержанное, по его словам, несправедливо князем Цициановым, и, наконец, исходатайствовать дозволение тетке его, находившейся в Карабаге, возвратиться к отцу ее в Дагестан. По совету Орбелиани, Ахмет-хан удалился из Джар с своими войсками, оставив в нашем лагере прошение, которое и было отослано главнокомандующему.

Граф Гудович соглашался удовлетворить желанию аварского хана при том только условии, чтобы он выдал аманатов и дал письменное обязательство в своей верности[132 - Письмо графа Гудовича Ахмет-хану 3 декабря 1806 года, № 405. Исход. жури.]. Ахмет-хан прислал в аманаты двоюродного брата и двух старшин с обязательством, что будет сохранять верность, усердие и преданность; что запретит своим подданным производить грабежи, не будет удерживать у себя беглых русских подданных и, наконец, с дагестанскими хищниками будет поступать как с собственными врагами и неприятелями. Разрешив Ахмету взять сестру из Карабага, если только это не будет противно обычаям страны, граф Гудович торопился отправить хану жалованье, 2475 рублей, за полгода вперед и просил о производстве его в генерал-майоры. Император Александр изъявил согласие на ходатайство главнокомандующего, и высочайшей грамотой, 16 марта 1807 года, Ахмет-хан был произведен в генерал-майоры[133 - См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 703–707.].

Лишившись одного союзника, джаро-белоканцы окончательно потеряли надежду на успех борьбы с русскими и должны были безусловно покориться. Граф Гудович требовал, чтобы они выдали от каждого рода самого почетного аманата и тотчас же внесли все накопившиеся недоимки[134 - Предписание графа Гудовича князю Орбелиани 5 декабря, № 406. Акты Кавк. археогр. комиссии, том III, № 586.]. Князь Орбелиани отправил джарцам длинный реестр того, что следовало с них получить за прошлое время, и по поручению главнокомандующего объявил, что они последний раз вносят дань деньгами, а на будущее время обязаны будут платить шелком; что они должны выдать всех беглых и пленных, с письменным обязательством за всякого утаенного заплатить по 1500 рублей и, наконец, за всякий грабеж в наших пределах должны отвечать круговой порукой, даже и в том случае, если бы грабеж этот произведен был их союзниками глуходарами.

По причине крайней бедности джаро-белоканцы не могли тотчас же исполнить требования главнокомандующего, и князь Орбелиани сознавал сам, что оно слишком велико. «Отправил я джарской провинции лезгинам реестр, – доносил он, – что следует с них получить за прошлое время, по коему так много с них требуется, что им в короткое время выплатить трудно»[135 - Графу Гудовичу, в рапорте от 14 ноября, за № 361. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 586.]. В течение одиннадцати дней князь Орбелиани не получил дани, хотя ежедневно видел джарских старшин, уверявших его, что она будет внесена скоро. Предполагая, что горцы уклоняются от платежа и намерены, пользуясь временем, укрепиться, Орбелиани двинулся к селению Джарам, жители которого, оставив в домах часть своего имущества, скрылись сами в близлежащих ущельях. Поставленные в безвыходное положение отводом воды и прерванием сообщения с соседними деревнями, джарцы, имея с собою весьма малый запас хлеба, снова выслали своих старшин с просьбой о помиловании и с обещанием внести деньги в разные сроки и не позже 20 апреля 1807 года.

Видя крайнее положение лезгин, князь Орбелиани, из чувства сострадания к несчастным, отошел к селению Али-Абаду, успев взыскать с них 8339 червонцев. «Жители области Джарской, – доносил он, – жизненно хотя и не наказаны по той единственно причине, что не смели подумать поднять вооруженную руку, но имущественно так расстроены, что надобно великого времени к исправлению их, и во весь поход мой не смели даже изъявить негодования, когда, в глазах их, разбирают на продовольствие отряда все оставшееся в домах их заготовление»[136 - От 8 декабря, за № 476. Акты Кавк. археогр. комиссии, том III, № 587.].

Депутаты их, в числе двенадцати человек, были отправлены в Тифлис, где и явились к графу Гудовичу с повешенными на шеях саблями – знаком своего крайнего смирения. Прося пощады и помилования, они обещали исполнить безусловно все требования главнокомандующего и прекратить хищничество[137 - Отношение графа Гудовича Булгакову, 16 декабря, № 480. Исход, жури.]. Представители джаро-белоканцев обязались выдать аманатов по выбору князя Орбелиани, вносить в известные сроки и бездоимочно всю дань, половину деньгами, половину шелком; возвратить всех пленных на условиях, предложенных графом Гудовичем, и, наконец, не притесняя живущих у них грузин, предоставить им исповедовать ту религию, которую они захотят[138 - Прокламация лезгинам 16 декабря, № 423. Там же.].

С приведением к покорности лезгин явился в Тифлис и Ахмет, султан Елисуйский, с тринадцатилетним сыном. Он просил принять его в подданство России и, в доказательство своей преданности, оставил сына на воспитание в тифлисском училище. За такой поступок султан произведен был в полковники, с жалованьем по чину и с обещанием защищать его владения от всяких неприятельских покушений.

Глава 5

Предположение о занятии Эривани. Несогласия, возникшие между Россией и Турцией. Интриги Франции в Константинополе. Письмо Наполеона султану и ответ на него императора Александра. Нарушение Турцией трактатов, заключенных с Россией. Вступление русских войск в Молдавию и Валахию. Наставление, данное графу Гудовичу. Переговоры с Персией о мире. Посылка в Тегеран капитана Степанова

Покорность лезгин Джаро-Белоканского округа и большей части владельцев Дагестана, прекращение волнений в ханствах Карабагском (Шушинском), Шекинском (Нухинском) и, наконец, занятие Дербента, Кубы и Баку распространило владычество русских в Закавказье до берегов рек Куры и Аракса. Желание нашего правительства установить эти реки границей между Россией и Персией, казалось, готово было осуществиться, и, для скорейшего достижения цели, главнокомандующему оставалось только овладеть Эриванью и с занятием этого ханства положить естественный рубеж между двумя державами.

Получаемые извне известия были вполне благоприятны и сходились все на том, что Эриванская крепость слаба и защищается ничтожным числом войск, там находящихся. Баба-хан, оставаясь в Султанин, занимался внутренними преобразованиями: усмирением волнующихся и утверждением своей власти. Его стесненные обстоятельства давали нам полную возможность, воспользовавшись случаем, занять все главнейшие пункты по правому берегу р. Аракса. Существовавшие в то время враждебные действия между Персией и Турцией окончательно лишали Баба-хана возможности подать какую-либо помощь ханам Эриванскому и Нахичеванскому.

В июне карсский паша уведомил подполковника Симоновича, что паша, управляющий городами, граничащими с Багдадом, изменил султану и с подвластными ему народами перешел на сторону Баба-хана. Султан требовал выдачи изменника, но Баба-хан, вместо удовлетворения требованию, отправил на помощь паши свои войска. В ответ на это Порта разослала фирманы ко всем пограничным правителям, чтобы они собирали войска и открывали военные действия против персиян[139 - Рапорт Симоновича Несветаеву, 16 июня, № 181.].

С своей стороны, Баба-хан, зная, что паши Карсский и Ахалцихский неохотно подчиняются требованиям Порты, отправил к ним своего посланного с подарками и просьбой если не соединиться с ним, то оставаться нейтральными.

Привыкший двуличничать и всегда готовый ловить рыбу в мутной воде, карсский паша принял подарки Баба-хана и в то же время предлагал нам свои услуги.

– Карсский паша, – говорил брат его, присланный к Симоновичу, – зная, что Россия находится в войне с Персией, желает, для общей пользы и спокойствия, соединиться с русскими.

Паша предлагал поступить так: присоединить свои войска сначала к персиянам, подвести их в удобное место, неподалеку от селения Артик, и, отрезав им путь к отступлению, при первой атаке русских передаться на нашу сторону. Посланный клялся над Кораном, что все сказанное будет свято исполнено пашой, и обещал, для большей верности, прислать в аманаты своего старшего сына.

Предложение карсского паши было, конечно, отклонено. Россия не имела надобности прибегать к таким уловкам и находила неуместным вмешиваться в ссору двух держав, дошедших уже до открытых военных действий между собой. Юсуф-паша разбил Аббас-Мирзу, и с обеих сторон собирались новые войска для дальнейших неприязненных действий.

В Баязет из Эрзерума прибыло до 700 человек турок, с целью, соединившись с войсками паши Баязетского, действовать против Хусейн-аги Куртинского, бывшего в зависимости эриванского хана. Генерал-майор Несветаев опасался, что турки, в случае успеха над куртинами, овладеют Эриванью и тем предупредят нас. Пользуясь временным затишьем и спокойствием в занятых нами областях, он предлагал быстрым движением вперед занять Эриванскую крепость.

Наступление всего легче было произвести войсками правого фланга, как наиболее обеспеченными продовольствием из Памбакской и Шурагельской провинций. Оставив небольшой отряд для блокады Эривани, мы с остальными войсками правого фланга могли пройти прямо на р. Араке, мимо Эривани и Нахичевани, к Ордубаду и восстановить сообщение с тушинским отрядом. Путь этот был удобнее других, и притом куртины, из опасения нашествия турок, ожидали только прибытия наших войск, чтобы вступить в подданство России. Охваченные тогда с фронта и тыла, крепости Эриванская и Нахичеванская принуждены были бы сдаться[140 - Рап. Несветаева гр. Гудовичу, 10 сентября, № 2755, дело № 188.]. «Жители, – писал Несветаев, – сами сдадут крепость, ибо они чувствуют и ожидают, что ей не уйти от наших рук»[141 - Рап. его же Глазенапу 31 июля, № 2005. Книга донесений, № 241.]. В Эривани находилось тогда не более 1500 человек гарнизона, обремененного множеством больных и неспособных; там свирепствовала горячка, как в войсках, так и между жителями. От бывшего неурожая народ нуждался в хлебе, а между тем выпуск его из соседнего Карсского пашалыка был строго воспрещен. Грабительство эриванского хана и его поборы усиливали бедствия и заставили многих жителей покинуть дома и бежать в Карс, Баязет и другие места[142 - Рап. подполк. Симоновича Несветаеву, 29 сентября, № 311, дело № 209.].

Все это хотя и служило ручательством за успех наступательных действий, тем не менее предложение Несветаева не было принято главнокомандующим, опасавшимся, что, в случае разрыва с Портой, турки будут действовать во фланг нашим войскам или займут наши провинции, оставленные без защиты. Оставаясь все время в Георгиевске и никуда не выезжая из него, граф Гудович получал запоздалые известия из Персии и Турции, не знал современного состояния политических дел, не видел страны, вверенной его попечению, и, наконец, вовсе не был знаком с театром действий. Он опаздывал в своих распоряжениях и видел близкую опасность там, где ее не было.

Взаимные отношения России и Турции были действительно скорее неприязненны, чем дружелюбны, но окончательный разрыв не мог последовать так скоро, и быстрых наступательных действий со стороны турок ожидать было нечего. Ни в Карсе, ни в Баязете значительных сборов турецких войск не было, а в Анадолии происходило волнение, для усмирения которого пришлось употребить силу. Правда, в Ахалцихе был небольшой отряд турецких войск, но он собран был единственно для того, чтобы двинуться сухим путем в Абхазию для наказания тамошнего владельца Келеш-бека за укрывание у себя изменившего султану Таяр-паши Трапезонтского.

В мае 1806 года были отправлены в Черное море три турецких фрегата и восемь гребных судов. На вопрос Италинского, нашего посланника в Константинополе, для какой цели они туда посылаются, Порта отвечала, что они отправлены в Сухум для поимки Таяр-паши, бежавшего в Абхазию. При этом рейс-ефенди в разговоре с Италинским преднамеренно заметил, что начальнику эскадры будет содействовать чильдирский (ахалцихский) паша, вследствие отправленного к нему повеления. Ахалцихский паша мог оказать помощь флотилии только отправлением в Сухум отряда берегом моря, причем, по необходимости, турки должны были пройти через Кемхал, где учрежден был наш военный пост. Порта хорошо понимала, что следование отряда этим единственным, впрочем, путем могло подать повод к разногласию между двумя державами, взаимные отношения которых и без того были скорее враждебны, чем дружелюбны. Руководимая из Парижа, Порта в последнее время дозволяла себе поступки, противные трактатам, правилам благопристойности и должного уважения к России. Смотря равнодушно в течение нескольких лет на наши действия в Закавказье, турецкое правительство вдруг признало обидным для себя занятие русскими Кемхала и требовало, чтобы находящиеся там наши учреждения были уничтожены[143 - Письмо Италинского д. с. с. Литвинову, 2 (14) июня 1806 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 905.].

25 июля турецкая флотилия прошла мимо укрепления нашего, стоявшего при устье реки Хопи. Начальствовавший эскадрой требовал от Келеш-бека выдачи Таяр-паши и объявил, что тому, кто доставит его голову, будет отпускаться ежегодно по пяти кес[144 - Кеса (Kis), или кошелек золота, равен 1670 руб. 75?

коп.] золота. Келеш-бек искал нашей защиты и, собрав до 25 000 человек черкесов и абазинцев, имел намерение защищаться в Сухуме.

Получив сведение о появлении турецкой эскадры в виду наших берегов, граф Гудович, под предлогом извещения о вступлении своем в главное начальство краем, отправил посланного к ахалцихскому паше с известительным письмом. Посланному поручено было разузнать как о числе войск, собранных в Ахалцихе, так и о дальнейших намерениях Порты. В случае справедливости слухов и действительного вступления турецких войск в Абхазию главнокомандующий не приказал предпринимать против них ничего неприязненного, а объявить только турецкому начальнику, что такое поведение не соответствует существующей дружбе между двумя империями, и требовать, чтобы он предъявил повеление дивана, приказавшего ему пройти через места, находящиеся во владении России. Если, несмотря на эти внушения, начальник турецкого отряда все-таки вступил бы в пределы Мингрелии для следования в Абхазию, то император Александр приказал графу Гудовичу тотчас же двинуть войска и запереть ему обратный выход.

«Как скоро турки перейдут с левого берега реки Риона на правый, – писал барон Будберг, – без предварительного сношения о сем Порты с двором нашим, таковой поступок не иначе можно почитать как нарушением мирного трактата»[145 - Гр. Гудовичу, 3 сентября 1086 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1 – 13, № 4]. Графу Гудовичу в таком случае предоставлено право действовать по усмотрению и обстоятельствам.

Отказ Келеш-бека выдать Таяр-пашу и готовность его защищаться заставили флотилию возвратиться обратно, и никаких движений сухопутных войск со стороны Ахалциха замечено не было. Тем не менее попытка эта и притязание турецкого правительства ясно указывали, что Порта с каждым днем все более и более запутывалась в сети, расставленные ей Наполеоном. Интриги Франции в Константинополе не предвещали для нас ничего хорошего и клонились исключительно к тому, чтобы нарушить дружественные отношения, существовавшие между Россией и Турцией со времени Ясского мира.

Заключенный 29 декабря 1791 года мир этот положил границей между двумя державами реки Днестр и Кубань и убедил турок в необходимости сохранить самую тесную дружбу с Россией. Уклонившись тогда от долголетнего союза с Францией, Порта сблизилась с Россией настолько, что в 1798 г. был заключен договор, по которому обещана взаимная защита и оборонительный союз против французов, занимавших тогда Египет. Со вступлением на престол императора Александра, Порта несколько раз высказывала желание, и даже ранее срока, продолжить договор 1798 года. Начатые в 1804 году переговоры по этому вопросу окончились 11 сентября 1805 года подписанием трактата, по которому Россия получила право на покровительство христианам, подвластным Турции, и дозволение свободного прохода через Босфор для защиты островов на Средиземном море, находившихся под общим покровительством России и Турции.

Столь тесное сближение Порты Оттоманской с русским правительством и влияние последнего на дела Востока не нравились Наполеону, старавшемуся разорвать существовавшую дружбу и поссорить союзников между собою. Вскоре после Пресбургского мира французский официальный журнал стал доказывать, что с присоединением к Итальянскому королевству венецианской Далмации и Боко-ди-Катаро судьба Турции зависит исключительно от Франции. Король Италии, говорили официальные публицисты и политики, посредством этих приобретений сделался сорубежным с европейской Турцией, и французская армия в самое короткое время может явиться в Турцию для вспомоществования и образца турецким войскам. «Последствия, могущие произойти от нового сего устройства, неисчислимы; можно предсказать, что Турецкая империя вскоре воспримет прежний свой блеск, а войско ее прежнюю свою знаменитость; или же колосс сей, не имеющий более никакой существенной связи, вскоре совершенно исчезнет. То или другое событие зависит от будущих поступков Селима и министерства его против Франции».

Несмотря на такие угрозы, Наполеон долгое время не мог склонить на свою сторону правительство султана. Русский и английский посланники господствовали в Константинополе, то вместе, то порознь, и всеми мерами старались удержать Турцию от союза с Францией. Деятельность французской миссии была безуспешна настолько, что когда Наполеон отправил в Константинополь маршала Брюна с извещением о принятии им титула императора, то султан, следуя примеру России, не признал его императором. Брюн явился в столицу Турции с блестящею свитой, был крайне предупредителен, старался угодить Селиму и предлагал содействие Франции к осуществлению любимой идеи султана об устройстве регулярного войска, но, несмотря на все усилия, не успел исполнить с успехом данного поручения. Недовольный действиями маршала, Наполеон отозвал Брюна из Константинополя и написал султану полное угроз письмо, в котором старался напугать его завоевательными видами России.

«В то время, – писал он, – когда показываю вам всевозможное уважение и почести, зачем отказываетесь вы признать права мои? Зачем переносите вы терпеливо поступки России? Войско ее в Корфу простирается ныне до 15 000 человек. С какой целью находится оно там? Русский флот проходит часто в виду вашей столицы, и Россия не оставляет своего замысла о покорении греков. Сообразно ли с вашими выгодами не обращать на то внимания и действовать против меня? Если бы я не знал настоящей цели России, то не говорил бы с вами откровенно. Ваши министры преданы России. Предупреждаю вас, что если вы будете впредь доверять соблазнительным словам русских и откажете мне в выгодах, какими у вас с давнего времени пользовалась Франция, то должны будете видеть во мне своего неприятеля.

Диван не заботится о происходящем в Каире, Дамаске, Мекке и Медине, и между тем как русские покоряют Персию, – последствия чего падут на вас, – ваши министры даже не упоминают об этом и действуют против меня. При вашем дворе я не имею ни одного приверженного мне человека, и потому решился писать прямо к вам, убеждая вас ввериться Франции, вашей естественной союзнице, без чего вы подвергнетесь опасности, о которой я предупреждал вас. Я знаю, до какой степени простираются пагубные замыслы России против вас. Половина подданных ваших исповедует одну с ней веру и предана ей. На Семи островах у вас нет более подданных. Там на всех купеческих судах русский флаг. Даже ваши министры почитают корфиотов за русских. От вашего благоразумия не могут скрыться такие поступки дивана. Будучи вашей союзницей, Россия заключила отдельный мир. Когда дело идет о его выгодах, петербургский двор не обращает внимания на выгоды Порты и на обязанности, налагаемые на него союзом с вами. Отныне отношения наши зависят от большей или меньшей откровенности ожидаемого мной от вас ответа. Если вы хотите разрыва с Францией, то не буду жалеть о последствиях, которые из этого произойдут. Идите по следам ваших предков, султанов Селима и Мустафы».

Это предательское и полное укоров письмо также не имело желаемого успеха. Как бы в доказательство истинной дружбы и личного доверия, султан приказал сообщить петербургскому кабинету копию с письма, полученного им от представителя Франции. Император Александр благодарил Селима и писал, что старания Наполеона поселить раздор между союзниками доказывают только, что он считает дружбу их сильнейшей преградой своим властолюбивым видам.

«Полагаю даже излишним опровергать клеветы, – писал император Александр султану, – кои он в письме своем делает против России, ибо не сомневаюсь нимало, что ваше величество уверены в искренности моих чувствований, в незыблемости моей дружбы и в том, что самая существенная польза России требует сохранения целости и благоденствия Оттоманской империи. Личная дружба наша, сопряженная с наклонностью нашей сохранить ее навсегда, будучи необходима для самого благоденствия наших империй, налагает на нас взаимную обязанность вяще утвердить ее обоюдной доверенностью и скрепить постановлением, какое, по настоящим обстоятельствам, окажется нужным, для воздержания безмерного властолюбия Бонапарта и положения преград видам его, стремящимся к тому, чтобы повсюду давать законы. Ваше величество не можете не согласиться, что если бы Россия простирала виды на области Оттоманской империи, то она со времени французской революции довольно имела случаев для приведения оных в действо.

Я могу уверить вас, что даже блаженной памяти бабка моя, при конце царствования своего, переменила образ мыслей относительно империи Турецкой и приняла ту самую систему, какой следовал блаженной памяти родитель мой и каковой теперь я следую. Сие должно достаточно уверить ваше величество в откровенности моих чувствований. Хотя на обширных пределах нашей империи, обитаемой разными народами, и могут встретиться иногда от недоразумения или опрометчивости некоторых начальников какие-либо неумышленные происшествия, мы не должны, однако, допускать, чтобы они служили врагам нашим к поколебанию нашей искренней дружбы, но должны поспешить объяснениями исправлять оные. Самая готовность наша к тому будет служить доказательством желания нашего сохранить доброе согласие, чему я дал уже вашему величеству опыт посланными от меня предписаниями главнокомандующему в Грузии, тотчас по получении известия о случившемся против нашей воли и против распоряжений самого начальника[146 - Здесь идет речь о своевольном занятии генералом Рыкгофом турецкой крепости Анаклии.]. Уверяю вас, что с моей стороны всегда найдете равную готовность к сохранению дружбы нашей»[147 - Воен. учен, архив, № 47372.].

Письмо Наполеона и ответ на него императора Александра были пространно объясняемы дивану: с одной стороны, французским поверенным в делах, с другой – нашим посланником Италинским и английским министром Эрбутнотом. Совокупные убеждения двух посланников, русского и английского, имели успех уже и потому, что султан не доверял Наполеону, с тех пор как последний, в разговоре с лордом Витвортом, высказал предположение о разделе Турции и при этом заметил, что тогда Египет должен достаться на долю Франции. Такое заявление отдаляло Порту от сближения с Наполеоном, и султан снова уверял императора в неизменности своих чувств и истинном расположении к России. Но на свете нет ничего неизменного, и дела скоро приняли иной оборот.

Небывалые боевые успехи французов озадачили Порту, и она стала колебаться в своих убеждениях. Блистательный поход Наполеона в Австрию, кончившийся Аустерлицким сражением, заставил султана не только перейти на сторону Франции, но и подчиниться влиянию Наполеона. Порта считала невозможным противиться тому, кто победил соединенные силы двух великих держав. Султан признал Бонапарте императором и отправил своего посланника в Париж. Наполеон благодарил султана и назначил генерала Себастиани чрезвычайным послом в Турцию.

В июле 1806 года Себастиани приехал в Константинополь с большими полномочиями и с целой толпой офицеров всех родов оружия, с целью дать наставников и руководителей при устройстве турецких войск по европейскому образцу.

Себастиани поручено было, не пренебрегая ничем, употреблять всевозможные средства к тому, чтобы восстановить турецкое правительство против России, хотя бы и с обещанием помощи французскими войсками. Постоянно пугая Порту завоевательными видами России и обещая широкую помощь Франции, Себастиани успел достичь того, что Турция с недоверчивостью смотрела на все наши действия и, не придавая им прямого значения, старалась объяснить все в дурную сторону. Под влиянием такого взгляда и настояния Франции турецкое правительство стало приводить войска на военное положение, исправлять и вооружать крепости.

Военная свита Себастиани разъехалась в разные стороны и занялась укреплением Босфора, дунайских крепостей, устройством на европейский образец турецкой артиллерии и войск, а посол в то же время интриговал против России и Англии. Константинополь представлял тогда базар дипломатической купли и продажи, где представители трех держав боролись между собой. Себастиани успел вкрасться в доверенность султана, и по его проискам старое министерство заменено новым, преданным интересам Франции. Вступив в управление, новые деятели начали с того, что запретили всем грекам иметь на своих судах русский флаг, издавна ими употребляемый, а вслед за тем Порта объявила, что не будет более пропускать русские военные корабли через Дарданеллы. Такой поступок вызвал продолжительные переговоры, среди которых вспыхнуло восстание в Сербии, давшее случай французской миссии восстановить Турцию еще более против России. Обращая внимание султана на действия сербов, французский посол уверял, что господари Молдавии и Валахии, будучи преданы России, втайне покровительствуют восстанию и что удаление их необходимо. Происки Себастиани удались. Султан сменил князей Ипсиланти и Мурузи и без предварительного сношения с Россией назначил на их место господарями Молдавии и Валахии Суццо и Калимахи[148 - Депеша Италинского 11 августа 1806 года.].

Таким образом, ясский мир, по которому господари, избираясь на семь лет, не могли быть сменены без согласия нашего правительства, был нарушен, и Порта, дозволив себе подобный поступок, становилась явно во враждебные отношения к России. Разрывая давнюю дружбу с последней и становясь в неприязненные отношения к Англии, Турция приобретала только одного союзника в лице Франции, и, следовательно, от ее побуждений должно было зависеть дальнейшее поведение Порты. Изменчивая политика Наполеона не обещала ничего прочного и постоянного, и можно было предвидеть, что, пока Франция будет сохранять свое влияние в Константинополе, до тех пор Россия не может рассчитывать на продолжительность мирных отношений с правительством султана.

Постоянно выжидательное положение и зависимость войны или мира с Портой от прихотей Франции были несообразны с достоинством России, и император Александр положил, действуя твердо и решительно, одним разом уничтожить все сомнения и определить то положение, в котором должна находиться Россия относительно Турции. Он поручил Италийскому испытать еще раз, не представится ли возможным восстановить дружественные отношения с турецким правительством. Изложив все причины, подавшие повод к неудовольствию со стороны нашего двора, Италинский должен был требовать от Порты, чтобы прежние господари, князья Ипсиланти и Мурузи, были тотчас же не только восстановлены, но и несменяемы в течение семи лет, а вновь назначенные князья Суццо и Калимахи отозваны из Молдавии и Валахии; чтобы восстановлено было прежнее право русским судам, как военным, так и купеческим, проходить через Дарданеллы в Средиземное море, чтобы обеспечено было спокойствие Ионической республики обузданием самовластия янинского Али-паши и, наконец, чтобы были подтверждены все права и преимущества, приобретенные княжествами Молдавией и Валахией под покровительством России. В случае неудовлетворительности ответа Порты Италийскому приказано выехать из Константинополя, оставив там поверенного в делах[149 - Барон Будберг графу Гудовичу, 3 сентября 1806 года. Акты Кавк. археогр. комиссии, том III, № 911.].

«По нынешнему положению сношений наших с Портой Оттоманской, – писал император генералу от кавалерии Михельсону[150 - В рескрипте от 7 августа 1806 г. Арх. Мин. иностр. дел, «Campagne de Turquie», картон № 58.], – легко прерваться могут существовавшие поныне между обеими империями дружба и доброе согласие. Хотя и зависит еще от турецкого правительства сохранить оные принятием во уважение справедливого нашего требования о восстановлении паки господарей Мурузия и Ипсилантия, однако же, смотря по наклонности, каковую обнаруживает Порта ко внушениям французским, скорее ожидать должно, что она отринет и последнее сие средство, с правотой и умеренностью нашей ей предлагаемое.

Для чего и нахожу нужным предписать вам, чтобы вы, коль скоро получите известие об отъезде посланника Италийского, из Константинополя, со всей вверенной вам армией двинулись вперед, таким образом, чтоб войска, составляющие первую линию оной, приближались, поколико возможно, к Днестру, и были бы в совершенной готовности перейти через сию границу по получении первого повеления, которое о том от нас дано вам будет».

Порта молчала и на требование Италинского не давала никакого ответа. С одной стороны, русский и английский посланники убеждали ее сохранить с Россией мир и доброе согласие; с другой, французский посол своими требованиями вел султана к нарушению трактатов, следовательно, к враждебному действию против России. Султан Селим долгое время не знал, какому влиянию следовать: русскому и английскому или французскому. Озадаченный новыми победами Наполеона над пруссаками, он опасался дать решительный ответ и как будто выжидал указаний Бонапарте, в то время обращавшего на себя всеобщее внимание.

Возгоревшаяся между Францией и Пруссией война навлекла гибельные последствия на последнюю. В двух сражениях, при Ауэрштедте и Пренцлау, Пруссия лишилась почти всей своей армии, и Берлин перешел в руки французов. Города Штеттин и Кюстрин также сдались неприятелю, и Наполеон приближался уже к Висле. Император Александр, принимая живое участие в несчастий, постигшем его союзника, и не менее того помышляя об обеспечении собственных границ, приказал двум армиям, бывшим под начальством генералов Бенигсена и Буксгевдена, вступить в пределы Пруссии и, соединившись с королевскими войсками, действовать общими силами против неприятеля.

Одновременно с этим, чтобы не подать Порте повода к заключению, что Россия слишком озабочена действиями против французов, император приказал генералу Михельсону вступить с вверенными ему войсками в Молдавию и Валахию. Вступление это удивило членов дивана, не допускавших возможности, что Россия была в состоянии бороться одновременно с двумя столь сильными противниками. Хотя Себастиани и старался успокоить султана и убеждал его отвергнуть требование Италинского, но заявление английского посла, что он призовет английский флот к Константинополю, если не будут исполнены желания России относительно Молдавии и Валахии, заставило Порту согласиться на восстановление господарей князей Ипсиланти и Мурузи. Она сознавала, что движение Михельсона в Молдавию и Валахию, делая его владельцем запасов продовольствия, заготовленного для турецкой армии, было гораздо опаснее объявления войны.

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
8 из 10