Сикорский с унылым лицом выслушал Ратнера и, опустив углы рта книзу, сказал, разводя руками:
– Хорошо.
Карташев рассказал Сикорскому о предложении Ратнера.
– Я его проучу, – сказал угрюмо Сикорский.
И действительно, по обмеру Сикорского вышло на два процента меньше, чем у Карташева.
Ратнер только возмущенно развел руками.
А Сикорский сказал ему:
– Утешьтесь тем, что это всего на три тысячи рублей, и таким образом у вас в кармане осталось из тех денег, которые вы предлагали, семнадцать тысяч рублей.
– Я никому ничего не предлагал, – резко ответил Ратнер, – и буду жаловаться Полякову.
– Это ваше право, как право Полякова отдать вам хоть все свое состояние.
– Ну, знаете, что я вам скажу, – говорил Ратнер, пряча квитанцию, – от таких инженеров Поляков только разорится, потому что у таких инженеров могут работать только мошенники…
– Вон, негодяй!!! – завопил вдруг Сикорский, бросаясь на Ратнера, но Ратнер был уже у дверей.
– Ох, как испугался! – смерил он с ног до головы маленького Сикорского и, выйдя, хлопнул дверью.
– Дайте телеграмму, чтобы сейчас же выслали сюда двух жандармов, и пусть бессменно дежурят здесь в конторе.
Пришла очередь обмерять и рядчика Савельева.
Карташев, при всей своей неопытности, видел, что дело Савельева не из важных. Кормил он своих работников на убой и в этом отношении был выше всех подрядчиков. Но работы его были не из выгодных, – мелкие насыпи, без выемок, где оплачивался каждый куб вдвойне, почти без дополнительных работ, как-то: нагорные канавы, углубления русл и прочее.
Чем ближе подвигалось дело к концу, тем грустнев становился Савельев, тем почтительней становился он с Карташевым, смотря на него с мольбой и страхом.
Когда Карташев приехал к нему с обмером, он, стоя без шапки, сказал с отчаянием:
– Вся надежда только на вас.
Карташев смущенно ответил:
– Я сделаю все, что могу.
И начал обмер.
Целый день продолжался обмер. Уезжая, Карташев сказал:
– Обмер я передам завтра в контору дистанции.
А Савельев, как на молитве, кивая головой, молил:
– Не оставьте несчастного, господин начальник.
С сжатым сердцем уехал от него Карташев, предчувствуя драму.
Приехав домой, Карташев сейчас же засел за подсчет и еще в тот вечер передал итоги Сикорскому.
Савельев на другой день явился за расчетом.
– Триста двенадцать кубов у вас, – сказал ему Сикорский, – по три рубля…
Савельев сделался белым как мел и даже качнулся.
– Помилуйте, господин начальник, – зашевелил он побелевшими губами, – за три месяца харчей только вдвое больше вышло… Не может этого быть: ошибка тут вышла…
Сикорский сделал гримасу и сказал:
– Вы что ж, проверки хотите?
– Пусть сами Артемий Николаевич проверят: они ж, наверно, не захотят обидеть несчастного человека.
– Хорошо, я скажу ему.
Подъезжая в тот вечер к дому, Карташев увидел темную фигуру у своих дверей.
– Кто?
– Я, Савельев.
– Заходите.
Савельев вошел вслед за Карташевым в темную комнату и повалился на колени.
– Не погубите, Артемий Николаевич, не погубите! Не может быть, что всего триста кубов наработано. По народу не может быть меньше тысячи кубов, и то только-только вчистую выйду…
– Встаньте, встаньте, – поднимал его Карташев.
Но Савельев грузно сидел на своих коленях и продолжал:
– Я был у начальника дистанции, он разрешил вам перемерить меня, я нарочито его самого не звал: не погубите, Артемий Николаевич! Ведь пропал я совсем!
– Я завтра же перемеряю. Конечно, может быть, я и ошибся…
Савельев встал с колен. От отчаяния он перешел к надежде. Он заговорил облегченно:
– Ох, ошиблись, ошиблись, Артемий Николаевич, и, бог даст, завтра все исправите.
Карташев протянул ему руку и вдруг почувствовал в своей руке бумажку. Это была вчетверо сложенная десятирублевка.
Сердце его тоскливо сжалось.