Бурлаки

Сразу стихли и потупились татары.

– Поезжай, – угрюмо махнул кто-то из толпы.

– Пошел, – приказал приказчик.

Лошади не успели тронуться, как опять крикнул кто-то:

– Семь рублей даешь?

Но приказчик рассердился.

– Пошел!

– Шесть?

Лошади тронулись.

– Дай дорогу!

– Сколько даешь?

– Говори последняя цена, – кричали татары, схвативши под уздцы лошадей.

Финогеныч обвел глазами толпу и, встретившись с Гамидом, медленно проговорил:

– Четыре рубля последняя цена…

Финогеныч небрежно провел рукой по лицу.

Гамид узнал условный знак и побледнел. Толпа опять, но уж на этот раз нерешительно, смолкла.

– И то для Гамида делаю… Ну, говори, Гамид, согласны вы?..

У Гамида екнуло сердце, потемнело в глазах, и, собравшись с силами, он крикнул каким-то не своим голосом:

– Согласны…

Поднялся невообразимый крик среди татар. Что-то неуловимое вдруг почувствовалось, появилось сомнение. Но действительность была налицо: бурлаков никто больше не брал, и остальные уже жадной толпой валили с базара, прослышав, что какой-то приказчик соглашается их принять на эту неделю. Уж ни о чем не думали, – надо было хватать хоть то, что есть.

Татары что-то быстро заговорили Гамиду.

– Согласны, – проговорил успокоенный, бледный Гамид, обращаясь к приказчику.

Сделанная цена молнией пронеслась по базару.

– Молодец, Финогеныч, сломал рубль на полтину, – тряхнул весело крестьянин в высокой шляпе.

– А ты? – ударил его в бок другой посевщик из крестьян, – на четвертак сломал, не то что на полтину.

– Эх, ловкач! И где только этакого раздобыли!

Плетушка Финогеныча медленно пробиралась в толпе.

Крестьяне-посевщики встретили его веселой гурьбой.

– Спасибо тебе, Иван Финогеныч, – поклонились ему посевщики-крестьяне, – сломал татар: отдать им пятнадцать рублей, тогда хоть не жни…

– Спасибо? Не могли потерпеть? Десять рублей надавали.

– Кто десять? Вот-те крест, трешную всего и давали. – Ишь, – усмехнулся Финогеныч, – десять, говорят.

Как только Финогеныч нанял, на базар высыпали и остальные приказчики, сидевшие в номерах.

Через полчаса все наличные серпы жнецов были уже разобраны по четыре рубля. То никто не брал, а тут уж не хватило.

Мелкота, оставшаяся без жнецов, стала отбивать нанявшихся, набавляя цену.

– Шесть дают! Слышишь, шесть, – кричали друг другу татары, – не отдавай серпов! Не бери задатка!

Бурлаки спохватились: искусно возведенное Финогенычем здание готово было рухнуть.

– Продали нас свои же собаки! – кричали татары.

– Постой, – закричал Айла, – надо все делать по порядку: ломай цену!

– Ломай цену! – понеслось по базару.

Кадры татар, расстроившиеся уже было, возвращались, отказывались от найма и собирались на свои прежние места.

Гамид нерешительно стоял один у плетушки приказчика.

– Гамид, что ж ты стоишь? Ступай уговаривать, – приказал приказчик.

– Убьют, – уныло ответил Гамид.

– Среди бела дня?! А еще солдат!

Гамид автоматично пошел к своим. Точно во сне мелькали перед ним и базар и бритые головы грязных, волновавшихся татар.

– В другой раз идет продавать! – крикнул Айла подходившему Гамиду.

Гамид растерянно начал было что-то говорить.

– Врешь, не продашь больше! – с закипевшей ненавистью крикнул взбешенный татарин и, замахнувшись, опустил свой тяжелый кулак на голову Гамида.

Это было то, чего ждал Гамид: жена, отец, родная деревня – все яркой картиной встало и пронеслось в последний раз.

Тысячи кулаков поднимались и опускались на голову лицо, плечи, грудь и спину Гамида.