Зачем звезда герою. Приговорённый к подвигу

«Вот баба-дура, сука, – мелькнуло в голове, – теперь не уломаешь!».

Он уже неоднократно убеждался в неприступной крепости. Ни спереди, ни сзади не атакуешь. Можно было бы силой взять, нахрапом. Такое уже случалось. И жена была довольна, между прочим. Сопротивлялась, зараза, но довольна была. Извращенка. А может, ей как раз того и хочется? Так значит, надо действовать.

Надо-то надо, но не хватало решимости. Ещё бы грамм двести решимости – и тогда бы он показал, где раки зимуют. Так в чём же дело? Надо съездить за «решимостью». Теперь и днём и ночью продают. Конечно, можно было бы за поллитровкой пешком сгонять, но зачем же себе отказывать в удовольствии, если в конюшне твоей – то бишь, в гараже – сто двадцать кобыл. При таком хорошем табуне просто грех пешкодралом топтаться по ночным закоулкам, не просохшим от слякоти.

Крыльцо было высокое. Он чуть башку не разбил, поскользнувшись на верхней ступеньке. Ключи от машины, позванивая, отлетели куда-то. Опускаясь на карачки, Пустовойко пошараборился в темноте, рыча и ругаясь по матушке. Не смог найти ключи.

Где-то за рекою шарахнул гром и ему вдруг вспомнились танки возле Белого Дома в Москве. И в душе заклокотала злоба. Горячая злоба на старых столичных козлов, которые организовали ГКЧП – государственный комитет по чрезвычайному положению. Организовать-то организовали, а ума не дали, только что-то мямлили, желудями трясли. А этот бывший секретарь свердловского обкома, чёрт беспалый, танки таманской дивизии к Белому Дому пригнал, несколько раз бабахнул и все дела.

«В Москву надо ехать! – вдруг осенило. – В Москву! Ещё не поздно что-то изменить!»

Забывая, что нету ключей от машины, Пустовойко подошёл к столбу перед воротами напротив гаража – под железной фуражкой на телеграфном столбе лампочка висела. Он включатель пальцем ковырнул.

Светло-жёлтый круглый блин упал на землю. Озарилась крыша гаража, ворота. Блаженно зевая, предвкушая поездку, Семён Азартович сделал несколько шагов по направлению к воротам – и обалдел.

Металлические, мрачно мерцающие ворота были распахнуты. Внутри плескался луч карманного фонарика. Смутные какие-то фигуры по-воровски поспешно, суетливо копошились.

Новая белая «Волга», мечта на колёсах, несколько месяцев назад за свои деньги купленная и очень осторожно, бережно пригнанная издалека, – «Волга» в эти минуты была окружена какою-то местной шпаной: решили покататься, поразвлечься.

Провода зажигания были с корнем выдраны и напрямую соединены – чтобы мотор завёлся.

Неохотно слушаясь угонщиков, «Волга» чихнула несколько раз, громко фыркнула и захрипела выхлопной трубой. Синие дымные кольца поплыли по воздуху – и легковушка медленно стала выкатываться из гаража; камешки скрипели под колёсами.

Несколько секунд Семён Азартович, словно колуном ушибленный, не моргая, смотрел на габаритные огни, на рубиново горящие стоп-сигналы, которые приближались к нему, как приближается красная тряпка к морде разъярённого быка.

Разинув рот, он даже не сразу крикнул. То ли голос пропал, то ли воздуху в грудь забыл зачерпнуть.

– Щенки! Вашу мать! А ну-ка, стой!

Косматый главарь юной шайки, сидя за рулём, выглянул из окошка.

– Партия! – нахально заорал. – Дай порулить!

В салоне раздался хохот, и «Волга» рванула с места – только пыль взметнулась под задними колёсами.

– Стой! – Хозяин следом побежал, но грохнулся, ногою зацепившись за что-то. – Поубиваю, суки! Стой!

Тормоза неожиданно скрипнули. И опять голова главаря из окошка вынырнула, белея полоской зубов.

– Догоним Америку и перегоним! – загорлопанил он. – Вперёд!

И снова – дружный хохот сопливых идиотов. И снова задние колёса завертелись на таких оборотах – грязь долетела до Пустовойко, кляксами ударила по физиономии.

Сопливые автоугонщики через пару минут умчались бы в темноту – ищи ветра в поле. Но дело в том, что бензобак-то был пустой. Семён Азартович хотел с вечера заправиться, приготовил полную канистру в гараже, но оставил на утро.

«Мечта на колёсах», рыча и рыдая в неумелых руках, не сразу попала на дорогу. Прыгая на кочках и высвечивая заборы, ломая придорожные бурьяны, легковушка проколбасила метров сто двадцать и стала дергаться, как припадочная.

Понимая, что «Волга» далеко не уедет, Семён Азартович следом припустил. Спотыкался, плевался ядовитою слюной, матеря всё на свете. И вдруг остановился. И так скривился, точно по сердцу ножом поскребли.

– Скоты! Да что ж вы делаете? – прошептал он, едва не заплакав.

Переднее крыло со скрежетом зацепило телеграфный столб. Левый поворотник разлетелся вдребезги. Помятая белая жесть на крыле почернела от жирных и длинных царапин…

«Волга» шарахнулась от столба, точно пугливая лошадь, заржала на предельных оборотах и заглохла, передними копытами вляпавшись в канаву.

Дальше Пустовойко смутно помнил. Что-то жуткое, тёмное, годами томившееся взаперти, – вдруг вырвалось на волю. В нём как будто проснулся другой человек или зверь, долгое время пребывавший в спячке.

Первого парня, сидевшего за рулём, он перехватил в тот момент, когда горе-угонщик, открывая дверцу, хотел сбежать.

Сграбастав сопляка за шевелюру, Семён Азартович согнул его и коленом треснул по бледной, перепуганной роже.

– Партия даёт тебе! На, падла! Порули! – процедил он, глядя, как юноша корчится на земле, градины белых зубов выхаркивает в грязную лужу.

Второго угонщика он ухайдакал неподалёку от машины – метров пять отбежал в темноту. А за третьим пришлось погоняться. Третий, поскуливая от страха, какое-то время бестолково метался по огородам, по закоулкам. Потом попал в тупик возле реки – возле обрыва. Отступать было некуда. Заполошно зыркая широко раскрытыми глазами, паренёк в отчаянье выломал жердину из ограды.

– Не подходи! – предупредил с каким-то поросячьим повизгиванием. – Убью! Не подходи!

Но через несколько секунд жердина была уже в руках у Пустовойко.

Парень с окровавленной башкой отлетел в кусты возле обрыва.

– Со старшими нельзя так разговаривать, сука, – тихо и как будто с сожалением сказал Семён Азартович. – Плохо тебя воспитал комсомол.

Отвернувшись, он направился к машине и вдруг…

Он сам потом не мог понять, что же это случилось с его головой или с сердцем? Он вдруг почти бегом вернулся к поверженному сопляку и широким, резким ударом футболиста – пушечным пыром! – опрокинул парня в глубину полночного обрыва, загаженного многолетним мусором, бытовыми отходами, дохлыми собаками и кошками.

И только после этого маленько полегчало. Треугольного покроя ноздри перестали буйно трепетать. Он присел на корточки и вымыл руки в луже. Вытер о штаны.

Покачиваясь от усталости, вдруг навалившейся, доковылял до гаража, забывая свою франтоватую походку с подвывертом. Взял канистру. Заправил машину. И медленно, медленно, как будто под музыку похоронного марша, доехал до гаража.

Возле ворот уже металась перепуганная жена, раскосмаченная как ведьмачка, с дико сверкающими глазами, с губами, исковерканными истерическими криком и плачем: она подумала, муж куда-то поехал по пьяной лавочке, но заглох недалеко от дома.

– Сёмочка! Родненький! У нас же дети! Ты подумай о них…

– Ну, что теперь сделаешь? – виновато сказал он. – Пускай не лезут.

– Кто? Погоди, ты о чём?

И тут он понял, что жена ничего не знает о случившемся. Они вернулись в дом.

– Давай договоримся так. – Он обнял жену. – Я никуда не ездил. Хорошо? – И не поедешь?

– Нет. Клянусь. До утра никуда не поеду. И никуда не ездил до утра. Ты поняла?

Жена вдруг заметила кровь на помятой рубахе. Глаза её дико расширились.

– Ты кого-то сбил? Кого?