Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Князь Тавриды
Год написания книги
1895
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Виновник всей этой тревоги остался один, под свеженасыпанном холмом.
После поминального обеда, продолжавшегося до вечера, наконец все провожавшие разошлись.
Анна Филатьевна осталась вдвоем с Анфисой.
Последняя занялась уборкой посуды и только управившись заметила, что Галочкина сидит у окна, не переменяя позы, в глубокой задумчивости.
– Анна Филатьевна, матушка, Анна Филатьевна… – окликнула ее старушка.
Та не отвечала.
Анфиса подошла ближе и дотронулась до плеча сидевшей.
– Анна Филатьевна…
– А!.. Что?.. – точно очнувшись от сна, произнесла Галочкина.
– С чего это вы так задумались… Все время молодец-молодцом были… на людях… когда не грех бы и покручиниться, а тут вдруг затуманились, ровно в столбняке сидите…
– Ох, Анфисушка, столько дум, что и не передумаешь…
– О чем, матушка, думать-то… Покойного не вернешь… Надо и без него жизнь доживать…
– Доживать… Страшно…
– И чего, матушка, страшиться…
– Смерти, тоже также, без покаяния…
– Да разве покойный-то… Как же вы, матушка, мне сказывали, что исповедался, и он тайн святых принял…
– Ох, Анфисушка, голубушка, обманула я тебя, грешная, ты в Невскую лавру помолиться пошла, к вечеру вернулась, я тебе и сказала, чтобы ты к нему не пошла его уговаривать.
– Ахти, грех какой.
– Сколько разов я сама его Христом Богом просила: «Исповедайся ты да приобщись», – слышать не хотел… – «Что ты меня спозаранку в гроб кладешь… еще поправлюсь… на спажинках отговею, сам, на ногах отговею…» Серчает, бывало, страсть…
– Ахти, грех какой, ахти, грех какой… – продолжала качать головой Анфиса.
– Грех, грех…
Наступило молчание.
Сумерки стали сгущаться. В комнате была полутьма.
– Что же, матушка, очень-то убиваться о том, нищую-то братию ты сегодня как следует быть оделила – замолят за его грешную душеньку… Милостыня – тоже великое дело. Вклад сделай в церковь-то кладбищенскую… сорокоуст закажи… В Лавру тоже… помолятся отцы святые… – первая заговорила Анфиса.
– Все сделаю, Анфисушка, все сделаю… – со слезами в голосе отвечала Анна Филатьевна.
– Что, касаточка?
– Я вот, матушка, по весне по святым местам пойду, может, со мной какие жертвы угодникам Божиим пошлешь.
– Вот что я, Анфисушка, надумала, – вдруг вскинула на нее глаза Анна Филатьевна. – С тобой по святым местам походить…
– Оно что же, для души, ах, как пользительно…
– Еще Господь Иисус Христос сказал: «Легче верблюду пройти сквозь игольные ущи, чем богатому войти в царствие Божие».
– Я дом продам, Анфисушка, на что мне дом…
– Продашь?.. – удивилась старуха.
– Продам, Анфисушка, продам – и все деньги бедным раздам… Христовым именем с тобой пойду по святым местам.
– И что ты, Анна Филатьевна, что-то несуразное толкуешь… Прости меня, Господи.
Старуха перекрестилась.
– Ничего нет тут, Анфисушка, несуразного… Это я еще на другой день смерти Виктора Сергеевича решила… Так и будет, ведь я нынче нищей-то братии пятьсот рублев раздала…
– Пятьсот! Да в уме ли ты, матущка, такую-то уйму денег…
– Куда они мне, все раздам…
– Да с чего же ты это?
– А помнишь, Анфисушка, намедни, как мужу-то умереть, ты мне рассказала про нищего солдатика.
– Помню, расстроила только тебя…
– Не расстроила, а совесть у меня зазрила в те поры… Страшно стало…
– Не пойму я что-то! Что же тебе-то страшно?
– А вот сейчас и поймешь, Анфисушка! Припомни, ты сказала, что нечистый этими деньгами на него петлю накинул, да и тянул, и дотянул до геенны огненной…
– Сказала.
– А мои-то деньги тоже мне на шею нечистым, прости, Господи, петлей накинуты.
– Господи Иисусе Христе… С нами крестная сила… – лепетала Анфиса, истово осеняя себя крестным знамением.
– Слушай, Анфисушка, ты женщина праведная…
– И, какая праведная, матушка…
– Слушай и не перебивай, я тебе, как на духу, во всем откроюсь, тогда ты сама скажешь, что мне остаток своих дней не о мирском, а о небесном думать надо…
После поминального обеда, продолжавшегося до вечера, наконец все провожавшие разошлись.
Анна Филатьевна осталась вдвоем с Анфисой.
Последняя занялась уборкой посуды и только управившись заметила, что Галочкина сидит у окна, не переменяя позы, в глубокой задумчивости.
– Анна Филатьевна, матушка, Анна Филатьевна… – окликнула ее старушка.
Та не отвечала.
Анфиса подошла ближе и дотронулась до плеча сидевшей.
– Анна Филатьевна…
– А!.. Что?.. – точно очнувшись от сна, произнесла Галочкина.
– С чего это вы так задумались… Все время молодец-молодцом были… на людях… когда не грех бы и покручиниться, а тут вдруг затуманились, ровно в столбняке сидите…
– Ох, Анфисушка, столько дум, что и не передумаешь…
– О чем, матушка, думать-то… Покойного не вернешь… Надо и без него жизнь доживать…
– Доживать… Страшно…
– И чего, матушка, страшиться…
– Смерти, тоже также, без покаяния…
– Да разве покойный-то… Как же вы, матушка, мне сказывали, что исповедался, и он тайн святых принял…
– Ох, Анфисушка, голубушка, обманула я тебя, грешная, ты в Невскую лавру помолиться пошла, к вечеру вернулась, я тебе и сказала, чтобы ты к нему не пошла его уговаривать.
– Ахти, грех какой.
– Сколько разов я сама его Христом Богом просила: «Исповедайся ты да приобщись», – слышать не хотел… – «Что ты меня спозаранку в гроб кладешь… еще поправлюсь… на спажинках отговею, сам, на ногах отговею…» Серчает, бывало, страсть…
– Ахти, грех какой, ахти, грех какой… – продолжала качать головой Анфиса.
– Грех, грех…
Наступило молчание.
Сумерки стали сгущаться. В комнате была полутьма.
– Что же, матушка, очень-то убиваться о том, нищую-то братию ты сегодня как следует быть оделила – замолят за его грешную душеньку… Милостыня – тоже великое дело. Вклад сделай в церковь-то кладбищенскую… сорокоуст закажи… В Лавру тоже… помолятся отцы святые… – первая заговорила Анфиса.
– Все сделаю, Анфисушка, все сделаю… – со слезами в голосе отвечала Анна Филатьевна.
– Что, касаточка?
– Я вот, матушка, по весне по святым местам пойду, может, со мной какие жертвы угодникам Божиим пошлешь.
– Вот что я, Анфисушка, надумала, – вдруг вскинула на нее глаза Анна Филатьевна. – С тобой по святым местам походить…
– Оно что же, для души, ах, как пользительно…
– Еще Господь Иисус Христос сказал: «Легче верблюду пройти сквозь игольные ущи, чем богатому войти в царствие Божие».
– Я дом продам, Анфисушка, на что мне дом…
– Продашь?.. – удивилась старуха.
– Продам, Анфисушка, продам – и все деньги бедным раздам… Христовым именем с тобой пойду по святым местам.
– И что ты, Анна Филатьевна, что-то несуразное толкуешь… Прости меня, Господи.
Старуха перекрестилась.
– Ничего нет тут, Анфисушка, несуразного… Это я еще на другой день смерти Виктора Сергеевича решила… Так и будет, ведь я нынче нищей-то братии пятьсот рублев раздала…
– Пятьсот! Да в уме ли ты, матущка, такую-то уйму денег…
– Куда они мне, все раздам…
– Да с чего же ты это?
– А помнишь, Анфисушка, намедни, как мужу-то умереть, ты мне рассказала про нищего солдатика.
– Помню, расстроила только тебя…
– Не расстроила, а совесть у меня зазрила в те поры… Страшно стало…
– Не пойму я что-то! Что же тебе-то страшно?
– А вот сейчас и поймешь, Анфисушка! Припомни, ты сказала, что нечистый этими деньгами на него петлю накинул, да и тянул, и дотянул до геенны огненной…
– Сказала.
– А мои-то деньги тоже мне на шею нечистым, прости, Господи, петлей накинуты.
– Господи Иисусе Христе… С нами крестная сила… – лепетала Анфиса, истово осеняя себя крестным знамением.
– Слушай, Анфисушка, ты женщина праведная…
– И, какая праведная, матушка…
– Слушай и не перебивай, я тебе, как на духу, во всем откроюсь, тогда ты сама скажешь, что мне остаток своих дней не о мирском, а о небесном думать надо…
