Моя дорогая Марта

Знаешь, в любой ссоре не может быть виновата только одна сторона. Всегда, запомни, всегда виноваты двое. Конечно, в разных пропорциях. Я этого не отрицаю, но так или иначе виноваты оба. Я не имел права покушаться на личное пространство Марты, как и заставлять ее делать что-либо против ее воли, но мне всегда казалось, что со временем она подпустит меня ближе, и я перестану быть очередным незнакомцем, чей след в ее памяти заметут листы календаря. Но за два прошедших месяца ничего так и не изменилось.

Я разрывался между тем, чтобы пойти за ней и остаться дома, оставив ее в покое. Второй вариант победил, и потому я пошел собирать осколки кружки и отмывать стену, что в итоге оказалось невозможно.

Через пару часов я написал ей: «Ты дома?», и в ответ получил короткое «Да». Кажется, я написал что-то еще. Не помню точно. То ли снова извинился, надеясь на вторую попытку, то ли сказал, что мне ее не хватает, а, возможно, и то и другое. И вот на это она мне уже не ответила, хотя сообщение значилось, как прочтенное.

Прошло несколько долгих, мучительных дней – ни ответа ни привета.

Мне не хотелось давать слабину, потому что это могло позволить ей получить надо мной власть. Что я имею ввиду? Все просто. Дело в том, что люди странные существа, и отношения не могут строиться по простой схеме. Так или иначе это постоянное соревнование в том, кто и что кому позволит. Люди прощупывают сильные и слабые стороны друг друга. Кому-то может что-то не нравиться, и он будет пытаться это изменить – продавливать свою позицию. И в этой борьбе всегда есть победитель и проигравший, а иногда победа для обоих будет означать поражение.

Как было и у нас с Мартой. Я пытался заставить ее сократить расстояние, а она пыталась сделать так, чтобы никто к ней не лез. Наше противостояние дошло до криков, а потом и до расставания. Мы оба могли бы занять положение, что никто не хочет отступать, и тогда это было бы гарантированным концом всего. Гордые победители, потерявшие друг друга. Но если бы кто-то один, например, я, побоявшись потери, отступил, то Марта продолжила бы и дальше гнуть свою линию, но уже с позиции силы. Сейчас я понимаю, что она была тем человеком, которому гораздо важнее сохранить независимость даже если придется терять других людей. Но я не могу винить ее в этом – это был ее защитный механизм, выстроенный в юности из-за всего, что пришлось пережить.

Когда настал третий день тишины, я все-таки сдался и совершенно об этом не жалею. Я взял телефон и написал: «Я скучаю по тебе. Не хочешь вечером выпить кофе?». И началось ожидание. Долгое и бессмысленное. Минуты превратились в час, потом в другой, а затем в еще один. Я снова потянулся к телефону и написал: «Если это конец, то так и скажи, но не исчезай. Позволь мне хотя бы общаться с тобой иногда. Я привыкну жить без тебя. Даю слово. Дай мне время, и я привыкну. Все то, то нас сейчас связывает тебе не нужно, а не от этого только хуже. Поэтому пусть оно раствориться в прошлом и останется только историей. Все будет хорошо. Я тебе обещаю». Надпись: «Марта набирает сообщение…» то появлялась, то исчезала, но ответ я так и не получил.

Мое ожидание растянулось на долгие дни, ставшие единой прямой. Люди считают, что нужно казаться сильным, не быть нытиком и тому подобное. В их понимании это слабость, не вызывающая уважение, но какое мне было до них дело? Не было ни тогда, ни сейчас. Я вовсе не стыжусь признаться того, что я любил Марту, и страдал от того, что ее потерял. Я знал – нужно терпеть. Со временем боль утихнет. Конечно, останутся шрамы, которым не суждено зажить, но, по крайней мере, они уже не будут так сильно болеть. Кем мы приходим к концу жизни, как не израненными душами?

На исходе недели ко мне вернулся сон, и иногда я мог думать о чем-то другом, но уже на автомате проверял мобильный телефон, надеясь, что все-таки увижу от нее сообщение. Каждый раз на экране отображались только часы. И вот однажды около часа ночи телефон завибрировал. Я взглянул на него и увидел сообщение: «Завтра вечером свободен?»

– Привет. Да, – ответил я.

– Предложение кофе еще в силе?

– Конечно, – ответил я и улыбнулся, ведь в столь простых словах мне почудилась слабая надежда, от которой я почти сумел отказаться. – Зайти за тобой после работы?

– У меня выходной. Я сама подойду.

– Договорились. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – ответила Марта и пыталась написать что-то еще, но затем передумала.

Когда рабочий день подошел к концу, я встретил ее возле офиса. Она смотрела мне в глаза так, словно ей хотела сказать очень многое, но никак не могла решиться. Мы поздоровались, не прикоснувшись друг к другу, и пошли в кофейню за углом, где оба заказали самый обычный кофе с молоком без сахара.

– Как у тебя дела? – спросила Марта.

– Смотря, о чем ты хочешь узнать. На работе, как обычно, а вне нее так себе. Кое-что знаешь ли произошло, – я попытался улыбнуться, но это ни к чему не привело.

– Я скучала по тебе, – она любила эту фразу больше других, словно в ней скрывалось нечто особенно важное.

И это правда. Марта легко обходилась без общества других людей, а потому не скучала ни по кому из них, а раз она признавалась в таком, значит для того были действительно веские причины.

– И я скучал по тебе.

– Мы с тобой очень разные. По характеру, взглядам, – это была смесь сомнения, обреченности и желания проигнорировать оба предыдущие чувства.

– Проблема то вовсе не в этом. Характеры и взгляды вовсе не могут быть причиной не быть вместе.

– А что тогда? – она смотрела на меня недоверчивым взглядом из-под своей густой челки.

– Мы должны делать шаги на встречу друг другу. Я много думал о том, что произошло. Возможно, ты не согласишься, – я хотел сказать, что «возможно, ты опять запустишь в меня чашку», но вовремя успел остановиться. – Я виноват в том, что ревновал тебя, не имея на то никаких оснований, но ты должна понимать, что одной из причин ревности было расстояние, на котором ты держишь меня. Я не хочу быть тебе чужим человеком, а все равно таким себя чувствую.

– Я думала о том же, – Марта кивнула и опустила взгляд в чашку с кофе. – Я не уверена в том, что мы делаем. Не уверена в нас, но, вероятно, никогда и не буду уверена. Все, что я знаю, это то, что скучала по тебе.

– Иногда этого вполне достаточно.

– Разве?

– Да, я не могу обещать тебе, что не буду ревновать, а ты не можешь обещать, что расстояние между нами сократиться, но, по крайней мере, мы признали наши проблемы.

– У меня нет проблем, – снова возникла ее защитная стойка.

Я понимал, что за одно мгновение и уж тем более словами мне никак не заставить ее перестать защищаться, а значит не было смысла начинать спор.

– Я хочу быть с тобой, – сказал я и протянул на столе обе руки.

Марта ничего не ответила, а лишь едва улыбнулась. За этой улыбкой могло скрываться что угодно – любой ангел или любой бес из самых темных уголков ада, но я твердо знал, что люблю ее и потому потянулся и тихонько поцеловал в губы.

Я так много хотел сегодня записать, а в итоге получилось только воспоминание об одной ссоре. Как странно работает наша память и еще страннее движутся мысли.

В другой раз постараюсь быть не столь многословным.

До свидания,

Твой Август.

22

Сама того не заметив, Марта прислушалась к словам Августа. Она поняла это, когда стоя утром перед зеркалом, перестала испытывать отвращение от отражения. Принятие шло медленно – вначале появилась легкая улыбка, чтобы понять, как она с ней выглядит; затем, пусть совсем ненадолго, но Марта убрала с лица волосы и осмелилась взглянуть на свои острые скулы, обтянутые кожей. Изучая их, Марта пыталась представить, что произойдет, если она сможет набрать несколько лишних килограммов.

Пока она проделывала эти и другие манипуляции, руки чувствовали густые мягкие волосы, что прежде она совсем не замечала, придавая им исключительно значение естественного щита.

Но она все еще не могла разобраться в том, какая доля слов Августа была только лишь утешением, а какая правдой. Она не могла и боялась поверить в то, что не такая страшная, как ей казалось прежде. Уж слишком долго Марта заставляла себя жить в мире, где, пусть все и понятно, но слишком жестоко для того, чтобы быть правдой.

Как-то раз почувствовав себя достаточно смелой, Марта собрала волосы в хвост. Представший облик оказался слишком противоречивым, чтобы его принять, и потому, посмотрев на себя пару минут, она сняла резинку и вернула волосы на их положенное место.

Чтобы выйти из дома, или хотя бы из ванной, с собранными в хвост волосами и речь быть не могло. Попытки представить вероятность того, что кто-то может увидеть ее в другой одежде или с открытым лицом, приводили бедную Марту в ужас. Она пребывала в странном состоянии, которое можно было бы описать пословицей «И хочется, и колется…». Никто не должен был видеть ее другой, отличной от того образа, к которому все привыкли, иначе это могло бы привлечь много ненужного внимания. Но в голове Марты эта мысль звучала гораздо проще и короче: «Что подумают другие?». После ванной по утрам на кухне вновь оказывалась все та же самая Марта и уплетала бутерброды, запивая их чаем.

– Доброе утро, – сказал отец, заходя на кухню.

– Доброе утро, – кивнула дочка.

Папа, как и положено, оттаял спустя сутки после ссоры, с которой прошло уже не мало времени. Он снова стал прежним собой: строгим, немногословным. Но то и дело Марта замечала на себе тяжелый взгляд отца и понимала, что в его голове прорастает не добрая идея, которая, по его мнению, является чистейшим благом. Он обкатывал мысль, но пока не позволял ей быть озвученной. Марта и без слов знала, о чем речь. Каждое утро и каждый вечер она боялась, что отец, наконец, произнесет ее вслух.

Андрей Борисович все-таки сделал последний шаг к осознанию того, что пора запретить дочери тратить время в пустую и отнять скрипку. Хватит. Если она в силу своей слабохарактерности сама не понимает и не может принять решение, то он сделает это за нее. Ведь для того и нужны отцы? Направлять и учить. Далеко не все понимают, что порой необходимо проявить строгость! Показать, что правильно, а что нет. Примерно так рассуждал Андрей Борисович, позволяя мысли все глубже и глубже пускать корни в сознании, чтобы однажды она пробила себе путь на верх.

– Не выспалась? – поинтересовался отец, изучая сомнительный пакет молока в холодильнике.

– Почему? Выспалась. Конечно, я бы не отказалась, чтобы сейчас была суббота.

– Выглядишь уставшей, – заметил отец, не догадываясь о том, что Марта напряжена из-за страха перед его мыслями.