– Куда же ты, Ханэта, куда?
– К нему, к нему! – безумно закричала камеристка и выбежала вслед за доном Сорильо…
– Знают ли они, кто его убийца? – спросил он, останавливая ее.
Ханэта улыбнулась, потом захохотала неистово и отвечала, пристально смотря в лицо гранда:
– Знают!
Он чуть не упал. Она вырвала свою руку и убежала, напевая что-то диким, нечеловеческим голосом… «Она сумасшедшая», – подумал молодой гранд и вздохнул свободнее.
– Отчего ты так мрачен, так печален, Сорильо? – говорил старый гранд своему внуку. – Лицо твое бледно, глаза мутны. Что мучит тебя, что ты скрываешь от меня, Сорильо?..
– Я… дедушка… я ничего не скрываю от вас…
Вошел старый Лопес. Никогда физиономия его не была так расстроена, никогда, может быть, она не выражала столько чувств, как теперь; зубы старика стучали, и седые усы его тряслись, как листья на осине…
– Vuestra grandezza, дон Диего желает вас видеть, – произнес он отрывисто. – Я не знаю зачем, клянусь, я не знаю…
– Какое дело может иметь до меня алкад? – сказал изумленный гранд. – Разве поручение от короля? Может быть, известие о…
Он взглянул на внука. Лицо молодого гранда было страшно искривлено испугом…
– А!.. Что с тобою, Сорильо? отчего ты дрожишь…
– Тише, тише, дедушка! – сказал молодой гранд, схватывая его за руку. – Ради бога, тише!
– Зачем тише, Сорильо, зачем? – вскричал старый гранд грозно. – Разве я говорю что-нибудь противное чести? Разве…
– Тише… Прощайте, дедушка! Не проклинайте, о, не проклинайте меня!
Сорильо быстро пошел к двери…
– Именем короля, остановитесь! – воскликнул дон Диего, входя в комнату. Все вздрогнули.
– Простите, vuestra grandezza, – продолжал алкад, – что, чувствуя всю ничтожность мою перед вами, должен обеспокоить вас. Не ужасайтесь, не приходите в отчаяние, может быть, одно недоразумение, мы отыщем, мы оправдаем. Но законы, формы делопроизводства… Нельзя, извините, никак нельзя…
– Говорите, говорите! – перебил старый гранд. – В чем дело, что значит ваша вступительная речь…
– Не отчаивайтесь, говорю вам; может быть, только недоразумение, ошибка. Но… есть некоторый повод думать, есть причины подозревать вашего внука… Мне велено его задержать…
– Вот он! – твердо сказал старый гранд, указывая на внука…
– Впрочем, мне поручено также, – продолжал алкад, – оставить его у вас, если вы дадите слово гранда, что не выпустите его из своего дома и представите к суду по первому требованию… Благоволите дать ответ, vuestra grandezza!
– Исполняйте, что повелевает закон!
– Дедушка, – перебил Сорильо, – ради бога позвольте мне остаться. На одну минуту, позвольте мне сказать несколько слов в оправдание.
– Перед судом, Сорильо, перед судом! Если ты невинен, ты скоро возвратишься ко мне; если виновен, я не хочу тебя видеть!
VII. Заключение
Сорильо был позван к суду. Его смущение, его нечаянный трепет при виде перстня, который он потерял, зарывая труп рыбака, и, наконец, сбивчивость и неясность речей его – всё это скоро обличило в нем убийцу рыбака и обольстителя сестры его. Сорильо наконец сам признался во всем, надеясь объяснением событий, предшествовавших преступлению, смягчить своих судей. Но они были неумолимы. Сорильо был приговорен к смертной казни. Один король мог смягчить строгость закона; дело было представлено на его рассмотрение. Между тем весть о преступлении внука долетела до ушей старого гранда; он заболел. Отчаяние его не имело границ; все надежды его разрушены, честь Варрадосов помрачена, и нет наследника его имени, нет того, кто б продолжил древнейшую в миро фамилию.
– Вместе с ним, – рыдая говорил старик, – будет казнен весь род Варрадосов! Сбылся мой сон! предки мои с посмеянием выбросят меня из своего круга. И никто ни на земле, ни на небе не вспомнит обо мне с участием. Там забудут меня, как недостойного, здесь… кто здесь напомнит обо мне? Где мой наследник, где представитель Варрадосов? Его нет, нет! – И старый гранд в исступлении бил себя в грудь и рвал клочками свои седые волосы…
– О богородица Карнеская! помоги ему! Укрепи мою душу! – шептала донья Инезилья, не отходившая от постели больного деда…
Вскоре после осуждения Сорильо к дому гранда Нуньеза прискакал курьер и требовал, чтоб об нем немедленно доложили.
– Бумага от его величества, – сказал он, подавая запечатанный конверт гранду…
– Не все еще забыли меня! Сам король вспомнил о своем несчастном подданном; он хочет утешать меня! – воскликнул тронутый старик. – Я слаб, я худо вижу… Прочти, Инезилья, что пишет наш добрый государь!
Король писал, что хотя по законам Сардинии Сорильо осужден на казнь как убийца, но во уважение его молодости и неопытности, бывших причиною его поступка, а также во уважение заслуг его деда и того, что он единственная отрасль дома Варрадосов, смертный приговор можно заменить заключением или ссылкою на некоторое время…
– Он будет спасен! – воскликнула донья Инезилья, прочитав письмо. – О великодушный король! Дедушка, дедушка! он будет спасен!
Инезилья в восторге упала на грудь старого гранда. Он долго не мог говорить, пораженный великодушием монарха…
– О добрый король! – наконец сказал он со слезами. – Ты жалеешь меня, слабого старика, ты жалеешь нашего рода, который должен уничтожиться… Благодарю, благодарю тебя… Но… я помню, что предки мои, что сам я – мы всегда были верными поборниками закона и правды… Дай мне перо, Инезилья, дай мне перо!
– Что вы хотите делать? – с ужасом спросила она…
– Что велит мне долг! Дай перо.
И старик твердой рукою написал смертный приговор своему внуку и вместе с ним всему своему роду. «Государь! Я люблю моего внука, люблю мой род; целью всей моей жизни было оставить по себе наследника, который бы со славою продолжил род Варрадосов. Но если ты велишь мне выбирать между любовью и справедливостью – я выбираю последнюю…»
И Сорильо был казнен.
1843
notes
Сноски
1
О, я грешник! Помоги мне, боже! (исп. искаж.).
2
То же, что бандит.