– Ханэта, – отвечал он мрачно, – меня называют вором, меня обвиняют в каком-то убийстве. Я невинен, Ханэта. Ты знаешь, зачем я пришел.
Ханэта бросилась к ногам своей госпожи.
– Простите его, простите меня! Он не вор… Я назначила ему свидание… Благословите наш брак, госпожа моя!
– Ханэта, – сказала Инезилья грозно, – ты предала меня… Твой любовник… если я захочу, он будет схвачен как вор и…
– Простите, пощадите, vuestra grandezza!
– Я всё прощу… я устрою ваш брак… Я осыплю вас золотом… только… он должен сделать мне услугу…
– Приказывайте!
– Клянитесь мне, клянитесь, что никто не узнает того, что я вам скажу, того, что вы должны теперь сделать…
– Я перекушу язык мой в ту минуту, когда мысль изменить вашей тайне заглянет в мою душу, – твердо сказал рыбак.
– Клянемся, клянемся! – подхватила камеристка. – Приказывайте!
Инезилья медлила. Силы ее истощались; дрожь пробегала по всему телу. Наконец она собрала последнее мужество и произнесла отрывисто:
– Здесь есть труп… или, может быть… всё равно, он не должен быть в моих комнатах… вы меня понимаете…
Она быстро оставила гардеробную. Как тень, слабая, умирающая, добралась по стене средней комнаты до своей спальни, заперла дверь, упала на колена и стала молиться…
Фиорелло и Ханэта долго стояли в недоумении.
– Ты должен спасти ее для меня, для нашего счастия! Ты должен спасти ее, Фиорелло! – сказала наконец камеристка.
– Где же труп? – спросил рыбак.
– Вот он! – отвечала она, указывая на женщину, переодетую в мужское платье, которая неподвижно лежала на полу и, при падении запутавшись в свой длинный плащ, была совершенно недоступна для взора.
– Я брошу его в реку! – сказал рыбак, взваливая на плечи бесчувственную девушку. – Я брошу его в реку, и, клянусь, никто вовек не будет знать, куда он делся и того, что здесь было…
– Да помогут тебе все святые исполнить клятву твою! – отвечала Ханэта. – От нее зависит наше счастие!
– Дай задаток, Ханэта, дай задаток!
Фиорелло нагнулся. Ханэта поцеловала его, и они простились.
IV. Кинжал
Фиорелло шел с своей ношей к реке, рассуждая следующим образом:
– Ханэта меня любит, госпожа ее обещала дать нам денег… Но я не женюсь, покуда не убью проклятого хитреца, который погубил мою сестру; до тех пор я не могу быть спокоен и счастлив; соседи не пойдут ко мне на свадьбу. «Где твоя сестра, Фиорелло, где твоя сестра? – спросят они. – Умыл ли ты честь свою в крови ее обольстителя?» О святой Фабризио! помоги мне найти его! Кто он? И куда вдруг пропала сестра моя? Может быть, она кинулась в воду… Да, она была так огорчена. Бедная, бедная девушка! Я слишком напугал ее… Но зачем она переоделась в мое платье? Не пошла ли она предостерегать своего любовника? Всё против меня, родная сестра против моей чести! Нет, я не откажусь от мщения, хоть бы весь свет против меня! Зачем я люблю сестру мою? Зачем я не могу вырвать у нее тайны кинжалом? Грех, родная кровь ничем не смывается… Я люблю мою сестру, видит небо, как я люблю ее! И я отомщу за нее! Брошу скорей моего идальго… вот река… Брошу и побегу домой… не пришла ли сестра… Мне хочется ее увидеть… мне хочется обнять ее… – Фиорелло вошел в гондолу, которая была причалена у берега; но, желая подальше от края реки бросить свою ношу в воду, вдруг ему показалось, что труп пошевелился.
– Ты ждав, идальго (дворянин), ты жив! – воскликнул он.
Крик ужаса вылетел из груди девушки, и она опять погрузилась в беспамятство.
– Ты жив! Слава всем святым, что ты вовремя пошевелился, идальго! Ты не можешь идти, идальго? Хочешь ли, я принесу тебя к себе, ты отдохнешь у меня. А, идальго? Ты не можешь говорить, идальго?
И рыбак молча понес свою ношу домой. Подходя к своему предместью, он заметил, что труп снова пошевелился. Фиорелло пошел во весь шаг. Наконец он внес труп в комнату и, положив его осторожно на постель, достал огня. Девушка открыла глаза и робко осматривалась кругом. Фиорелло подошел к пей.
– Брат!
– Сестра!
Оба восклицания вылетели в одно время. Но не одинаковое действие произвели они над рыбаком и его сестрою. Линора вздрогнула всем телом от ужасной мысли, которая мгновенно озарила ее рассудок. Фиорелло злобно захохотал и вскричал с диким восторгом:
– Теперь я знаю, кто он. Мне не нужна твоя тайна… Я знаю, знаю!
Рыбак продолжал хохотать от радости. Линора снова впала в бесчувственность.
* * *
Было очень рано! Ханэта только что проснулась. Сорильо вошел в гардеробную и спросил:
– Сестра спит?
– Да.
– А она?
– Кто она?
– Та девушка, которую я вчера оставил у твоей госпожи.
– Я не видала никакой девушки.
– Ты, видно, ничего не знаешь, Ханэта. Она должна быть вместе с сестрой.
– Не знаю. Я не была у моей госпожи: она заперла дверь своей спальни.
– Может быть, она там? – спросил Сорильо, указывая на дверь соседней комнаты.
– Не знаю. Я не была и там. Я боялась войти. Ночью тут слышался какой-то шорох… Я целый час творила молитву…
– Ну, верно, она там. Сорильо вошел в кабинет.
– Линора! Линора! – прошептал он, увидя в кресле человеческую фигуру, закутанную плащом: тихо подкрался он к креслу, нагнулся и готов был поцеловать неизвестную фигуру, но вдруг отскочил. Усы и эспаньолка остановили пламенное покушение дона Сорильо. Неизвестная фигура открыла глаза, зевнула и поднялась на ноги. Сорильо отскочил еще далее.
– Фернандо!
– Сорильо!
Фернандо не вовсе задохся в шкафе, а только лишился чувств от недостатка воздуха. Когда дверь шкафа была отворена, он понемногу начал приходить в себя и наконец опамятовался. Обессиленный душным заключением, он с большим трудом вышел из шкафа, упал в кресло и заснул. Так объяснил он своему другу причину их странной встречи; в заключение он прибавил: