Косточки сплевываем неисчислимые,
Все мы к пришествию вирши строчим.
Бог недоволен своим бедным Лазарем.
Если уж ты не воскрес перед ним,
Так хоть взопрей, землю засаживая.
Мир не для слабых. Мир не для плачущих.
Боговы батальоны – лучшие.
Нет идеи, тебе оправдывающей,
Нет порядка, где ты был бы нужен.
Луи, Луи! Когда ты умрешь,
Не раньше – осядет провалом в расчетах
Земля на могиле, и дикая дрожь
Пройдет по хребту жестковыйных зелотов,
И древний Нагльфар пакетботом придет…
Но лиц, пожелтевших, как старые письма,
Никто не читал и уже не прочтет,
Надумав работать и стол свой очистив.
Все в мусорку! Скомкана правды простынь
С сургучною кляксою девственной крови.
Но разве гордятся теперь тем, что ты
Был первым у той, что дается любовью?
Так лживо величествен дож в чугуне.
Цветок на колене манит прикоснуться.
Где шип твой, о роза? Что пишут ко мне?
С тобой поделись – и уже не проснуться.
Но что-то откроется, верно, тогда –
Что-то, чего мы учесть не в силах,
Раз Иордана святая вода
Тех покрестила, а тех утопила.
Уточка, уточка, кря-кря…
Лишние суточки в увольнительной.
Все так волнительно! А зря, зря.
Странный недуг развивался стремительно.
Луи, Луи, когда ты играешь,
Меркнет свет, и от слез я слепну.
Мир снегурочкою растает.
Над огнем не натянешь сетку.
Разрушенье. Взрослеть не надо.
Раскурочены болью мысли.
Сто диагнозов. Все – неправда.
Это было самоубийство.
Тут до нас до всех дошло
Наше положение.
И мы встали – засветло,
И пошли в сражение.
Уточка, уточка, кря-кря.
Мир, получай своего короля!
Аллилуйя!
Да славится Луи!
Да здравствует Луи –