Улыбки и усмешки

Ведь скоро – новый Новый год.

Сюрприз

Начнём с того, что сознаемся: да, рассказ наш, увы, о любви. Статистика утверждает, будто про любовь написано 999999999 рассказов, не считая повестей и романов. Ну что же, пусть наш рассказ будет миллиардным. Это будет даже не рассказ, а трагическая песнь (в прозе) о любви, за что мы заранее просим прощения у читателей. Итак, приступаем.

Наш герой служит в армии. Служит отлично! Про него так и говорят: ефрейтор Бубликов – орёл! Сами понимаете, с орлом просто так сравнивать не станут, заслужить надо. Из себя Семён Бубликов – парень хоть куда. В профиль походит на знаменитого артиста Финогенова, анфас он вылитый киноартист Сардинов, а когда фотографируется в «три четверти», то все утверждают, что на карточке не он, а популярнейший артист кино Викентий Пузаков. Короче, ефрейтор Бубликов красив, силён, смел, добр и т. д., и т. п., и пр. Не верите? Можете спросить у Оксаны. Кто такая Оксана? Оксана – самая красивая, самая нежная, самая милая, самая добрая, самая гордая девушка в мире. Не верите? Спросите у Семёна Бубликова.

Как ефрейтор Бубликов и студентка мединститута Оксана Василенко познакомились – это, наверное, военная тайна; потому что никто не знает. Но что они полюбили друг друга, это я вам могу доказать.

Во-первых, Бубликов, как я уже говорил, был отличным солдатом, настолько отличным, что почти каждое воскресенье командир роты выдавал ему увольнительную записку. И Семён, нагладившись, начистившись и наодеколонившись, спешил к маленькому белому домику на краю города.

А во-вторых, каждое воскресенье Оксана Василенко вставала чуть свет (хотя в выходной не грех и поспать), тщательно выбирала платье, долго мастерила прическу, надевала скромные, но красивые бусы и садилась у окна ждать Семёна. Это ли не любовь?

Домик, в котором жила Оксана, был беленький, славненький, утонувший в зелени нарядных яблонь и ветвистых груш, но гордостью Оксаны был цветник. О, это был сказочный цветник! Классические гладиолусы возвышались над скромными маргаритками и астрами, гордые розы покачивались в окружении анютиных глазок и львиного зева. Все цветы, какие есть на свете, наверное, росли на этих клумбах. Здесь же стояла скамеечка и, сидя на ней, Семён под руководством Оксаны уже мог отличать орхидеи от ромашек, а вьюнки от ирисов. Для Оксаны цветник был частью жизни.

Ну вот, что необходимо – мы объяснили, а теперь наступает кульминация нашей поэмы.

В один субботний июньский вечер ефрейтор Бубликов перед отбоем сидел в Ленинской комнате и, пользуясь свободной минуткой, сочинял стихи. Да, да! Если человек влюблён, ему 20 лет, дело происходит в июньский вечер, да ещё назавтра ему предстоит свидание с любимой девушкой, то такой человек непременно должен сочинять стихи. Когда Бубликов подбирал рифму к слову «душа», к нему подошёл рядовой Генералов.

– Семён, будь другом, дай пилотку.

– Зачем?

– Понимаешь, к Машеньке сегодня пойду, а моя вишь какая?

– В самоволку значит? – спросил Бубликов таким тоном, что Генералов сразу поскучнел.

Если ефрейтор Бубликов был правофланговым роты, то рядовой Генералов был наилевейшефланговым и, сами понимаете, в увольнения он почему-то не ходил. Зато он тоже был влюблён и даже (любовь-то слепа) любим! Ради своей Машеньки Генералов и нарушал требования уставов, совершая самовольные отлучки.

– Может, дашь? – с надеждой спросил он Бубликова. Тот вдруг протянул ему пилотку!

– На!.. Но с одним условием…

Семён захотел сделать Оксане сюрприз и ради этого решил таки пойти на компромисс со своей совестью.

– Слушай, Генералов, я тебя не выдам, дам тебе пилотку, только… только принесёшь мне букет цветов, хорошо?

Генералов, конечно же, согласился. Цветов – море, океан, трудно что ли!

Ночью роскошный, благоухающий букет стоял в банке с водой в сержантской комнате.

Утром ослепительный ефрейтор Бубликов шествовал по городу. Сверкали начищенные ботинки, сверкали пуговицы кителя, сверкала улыбка на лице Семёна, но больше всего привлекал внимание прохожих красочный, просто царский букет, который Бубликов нёс как факел. Надо ли описывать выражение лица ефрейтора?

Он был горд, он был счастлив и чуточку смущён всеобщим вниманием. Ах, какой сюрприз для Оксаны! Он ни разу ещё не дарил ей цветы, и сегодняшний букет в полном смысле слова сюрприз для милой, родной, очаровательной Оксаны.

Подходя к беленькому домику, ефрейтор Бубликов спрятал букет за спину. Как он и ожидал, Оксана вышла встретить его к калитке. Ах, какая она красивая, милая, нежная! Но что это? Почему нет улыбки на прекрасных губках Оксаны? Почему её голубые глазки потемнели от слёз, а носик, миленький носик в веснушках почему-то покраснел? Но сейчас все её печали рассеются…

Семён приблизился к Оксане, протянул ей сказочный букет и проворковал:

– Оксаночка, ягодка, это тебе…

Нет! Мы не в силах описать, что случилось дальше! Но мы должны, просто обязаны как беспристрастные летописцы сообщить следующий факт: глаза милой, доброй, нежной Оксаны сначала широко открылись от удивления, потом сузились (как у кошки), метнули молнию, и, может быть, эта молния, а может быть, ручка Оксаны ударила по щеке ефрейтора Бубликова-орла!

Не верите? Спросите у соседки Василенковых бабки Дударихи, которая «случайно» всё видела и даже слышала, как Оксана крикнула: «Наглец!»

А ещё бабка Дудариха может рассказать, как с вечера вышла она искать кота Дармоеда и видела, будто к Василенковым в сад кралась тёмная зловещая фигура и обратно вылезла с букетом цветов. Если бы у Дударихи не отнялся язык от страха, она непременно бы закричала (так она утверждает).

Древние римляне говорили: «Любовум – хрупкус стеклоум!», что в переводе означает: любовь – хрупкое стекло! Мы думаем, наш рассказ подтверждает эту истину. Оксана Василенко и Семён Бубликов расстались навеки.

Бабка Дудариха, знакомая с творчеством Шекспира, утверждает, что нет повести печальней в районе, чем повесть об Оксане и Семёне!

Права она или нет – судите сами.

Любовь и привычка

Любовь! Что только не делает она с человеком? Трусливого превращает во льва, тихоня становится бойким (а чаще – наоборот), умный на глазах глупеет.

С военным же строителем рядовым Мишкиным любовь сотворила худшее, что смогла – сделала его нарушителем воинской дисциплины. Стоило только Мишкину вспомнить огромные глаза Анечки, как он забывал про службу, про уставы и ночь-полночь на дворе, или ясный день, обойдя все препятствия, спешил он в город на свидание со своей «ягодкой». Ему хотелось лишний раз посмотреть на неё, читать ей стихи собственного сочинения…

Одним словом, Мишкин страстно любил Анечку. А Анечка? Анечка тоже любила. Сколько бы она ни говорила: «Петенька, не ходи! Ведь поймают тебя и… и… (тут Анечка всхлипывала)… посадят, и всё из-за меня!» – однако, ни одного свидания не пропустила, даже сердилась, если от Петеньки долго не было записочки, предупреждающей о месте встречи.

Шло время. Или у рядового Мишкина был трудолюбивый ангел-хранитель, или в нём пропадал талант чемпиона по бегу на длинную дистанцию, но так или иначе, а патрулю только раз удалось задержать его, да и то только потому, что, убегая, он выбил у проходящей мимо старушки полный кулёк яблок и пока собирал их, его схватили.

Мишкина на этот раз не было две недели, а точнее пятнадцать дней. Где он был и почему острижен наголо – Анечке при встрече не рассказал, сколько она его ни просила.

В одно ослепительное воскресное утро, когда август демонстрирует всю благодать недолгого забайкальского лета, рядовой Мишкин на гладил форменные брюки, надраил ботинки до хромового блеска, украсил голову новенькой фуражкой и устремился в город. В десять ноль-ноль уведомленная им Анечка должна ждать его около центральной почты.

Хотите верьте, хотите нет, а идти на свидание – огромное удовольствие. Мишкин шёл и напевал от счастья что-то романсоподобное. Ему представлялось, как он подойдёт к ней и скажет ласково: «Анечка!..»

…Анечка в праздничном голубом платье стояла возле почты, поглядывая на миниатюрные часики, и от нетерпения покусывала пунцовые губки. Петенька опаздывал уже на 1 минуту и 36 секунд.

«Что же это? Может, он совсем не придёт? А вдруг уже с другой гуляет где-нибудь по городу?!» Анечка шмыгнула носиком, но в это время из-за угла появился Мишкин. Подпрыгивая от нетерпения, он приближался к ней. Вся грусть Анечки моментально исчезла, и она качнулась навстречу ему, как вдруг…

То, что произошло дальше, никак не хотело укладываться в Анечкиной головке. Лицо Петеньки вдруг как-то странно скособочилось, он скривился, будто увидел не Анечку, а старую Бабу-Ягу, и, резко повернув на 180 градусов, устремился прочь.

– Петенька! – горько охнула Аня и, не видя ничего от слёз, побрела в другую сторону.

Она не хотела ни в чём разбираться, ничего понимать: ясно, что он её разлюбил и шёл не к ней!

Ах, Анечка, Анечка! Вместо того, чтобы плакать, оглянулась бы лучше и увидела двух солдат с повязками на рукавах, которые, выйдя из дверей почты, подозрительно смотрели на удаляющегося Мишкина и устремились за ним. Не оглянулась Анечка, а пошла куда глаза глядят.

А Мишкин на крыльях страха мчался от преследователей. Мелькали удивлённые или сочувственные лица прохожих, ветер свистел в ушах мелодию «Погоня» из кинофильма «Человек-амфибия», фуражка чудом держалась на голове. Патруль стал понемногу отставать.

Но, видимо, ангел-хранитель Мишкина был в самоволке, и судьба сыграла с ним злую шутку: повернув в переулок, он налетел на другой патруль и, естественно, был схвачен.

В комендатуре старший лейтенант махал увольнительной запиской, которую извлекли из кармана Мишкина и кричал:

– Побаловаться захотел?! Поиграть? Отдохни теперь суток десять, будешь знать, как шутить!