Так поговорим же о любви

Я встал на колени перед бабой Раей; получив благословление пошел к избушке.

–– «Заболтала» тебя баба Рая –встретила Люба. –какая же у тебя сумятица чувств, встань Коля на колени, успокою тебя.

Я встал на колени и почувствовал на голове руки моей любимой. И успокоилась душа, мир стал четким и ясным. Только осталась щемящая грусть о будущей невосполнимой потери.

–– Радуйся, родной мой, этому часу и мгновению, что подарил нам Господь для любви. Зачем нам будущая печаль, мы любим нашу единую душу и будем радовать единое наше сердце теми мгновениями нашей жизни, что подарил нам Господь.

Но как увеличивалось блаженство от общения с Учителем, любимой, с такой же силой разрасталась печаль от неминуемой утраты. Представьте, что вашей неподготовленной душе; или мало подготовленной, какой была у меня –сказать, что завтра в такое-то время умрет ваша мать. И если ваша мать умрет завтра, вы от печали умрете сегодня. Печаль многих убила и пользы в ней нет. И не оставалось иного выхода у Учителя, как начать блокировать мою память и чувства, « замораживать» одновременно, до времени обе дороги –дорогу как печали, так и блаженства, света. И блокируя мои чувства она отдаляла мою привязанность к ней, уходила в памяти от меня все далее и далее. Но не оставил её я без внимания и заботы до предначертанного времени; дал мне Господь чувство ответственности за близкого своего, а что дал Господь, человек не в силах заблокировать.

–– Последнее, Коля, что у тебя останется; это твоя феноменальная способность читать чужие мысли, как и передавать свои. И ты их разовьешь в короткое время еще больше, и тебе в этом поможет твой друг. И появится от этого гордость, она разовьется до такой степени, что спалит до времени эту способность, как и сама сгорит в своем огне тебе на благо. Последнее, что ты сделаешь доброе –это передашь через свои руки и голову мой свет и свою жалость своей знакомой и она выздоровеет и пойдет. Но ты от этого почувствуешь пустоту и заполнишь пустоту своей Любой, постараешься заполнить.

Душа моя, незакаленная в мудрости и испытаниях, не ведающая границ дозволенного, была как воск, из которой можно было лепить что было угодно моему Учителю. Иной человек искусен и многих учит, а для души своей бесполезен. И не было понятия страха Господня, понятия чего делать ни в коем случае нельзя, чтобы не навредить душе своей: а приобретенные мудрость, способности теряются быстрее, чем приобретаются и остается о них очень смутные воспоминания, если и они остаются, а без подпитки знаний Учителем, книжной мудрости, ты уходишь назад, к начальной стадии: и только этим непониманием страха Господня я и могу объяснить легкость , податливость моей души к «замораживанию» до времени моим Учителем того, что она и дала. Не в воле человека путь его и не во власти идущего давать направление стопам своим –все в руках Господа.

Надо учиться работать, надо учиться жить, надо учиться любить. Просить у Господа помощи, Он поможет. Как попросишь. Работать, работать, работать. Постепенно, полегоньку приучаться, от малого времени начиная, и все более и более увеличивая интенсивность и время обучения, работы. Выделить главное, что нужно, а второстепенное пусть катится своим чередом. Не останавливаться, идти и идти. Дорога вперед, к самосовершенствованию, нет ей конца, нет предела совершенствованию. И только тебе показалось что ты в чем-то достиг совершенства, как только твоя гордость выскочила наружу: « А я-то!», так и остановился. Но это дорога не просто дорога, что в поле, в поле остановился отдохнуть, и будешь на месте, покуда снова не отправишься в путь. Дорога к самосавершенствованию –это как транспортер; ты идешь вперед навстречу движению ленты. Как только ты остановился лента утянет тебя назад, к начальной стадии. И только останутся воспоминания, что вроде бы ты как бы и шел. Мастер в любом деле –всегда новатор, всегда что-то придумывает, всегда в работе. Он знает свою значимость. – и смирен. И пусть он до тонкостей знает свое дело, если ему скажут: « а так-то лучше», он скажет: «покажи», и только после этого примет решение, что так лучше или лучше как он делает. И он скажет за науку «спасибо», либо скажет, как он делает, ибо тайна и секрет в любом деле противоестественна с мастерством.

В то время у меня это понятие, понятия греховности гордости, непонимания ценности смирения, твердости духа –не было. И все более и более разрасталась, без указующей руки Учителя, без наставления, гордость от понимания значимости моего, как мне казалось, духовного роста, что в конце-концов спалило то и другое.

Я понял. Я понял! Последняя встреча и последнее напутствие. Последние лучи солнца, посылаемые на землю, последние проблески света перед непроглядной, без звезд и луны, ночью, тьмою всеобъемлющей и властной.

–– Ты вчера на работе был, а Люба у нас. Это по её «линии» мы ведем беседу, по её наказу. Настроить твою душу на смирение, успокоить перед неизбежным, до полного спокойствия, до абсолютного фатализма. Блаженная видит будущее каждого, и что она тебе напророчила не пожелать и собаке бездомной.

Деда Савелий замолчал и вновь повисла тишина. Пусть и «замороженная» моя душа кричала «нет», но в то же время принимала и напитывала спокойствие и безразличия на многие годы, безразличия на все неизбежное, гнусное, что меня ожидало. Смирение перед кончиной.

–– Люба – слуга Господу и людям. Она сгорит, взойдет на крест для умилостивления грехов предыдущих поколений, родных своих; тебе же, сынок, уготовлена роль учителя в этой жизни. Ты пойдешь враз по двум дорогам –одна дорога чистоты и добра, сочувствия к ближним; а другая—грязь и непотребство. Ты будешь указывать своим примером, своей жизнью, кто по неразумию сошел с дороги истины –так жить нельзя, нехорошо так, так как жили твои родители. И в первую очередь твой живой пример будет для твоих братьев, как укор им, как наставление. Ты будешь своей жизнью как бы говорить: поймите, что я трудился не для себя одного, но для всех, ищущих истину. Но купаясь в дерьме ты не останешься без вины и ждут тебя большие потери, и отчуждение, и непонимание. Души твоей не коснется грязь, как бы ты в ней не купался, ты не упадешь до животного состояния; но кто прикасается к смоле, тот очернится, и хватит ли у тебя, сынок, впоследствии сил выбраться из того вонючего болота; а еще ведь надо и отмыться, чтобы хотя бы в ящик лечь чистым. Неисповедимы пути Господни, какое наказание налагает Он на праведных и чистых сердцем.

Братишка пришел с горки и уже минут пять тихонько сидел на лавочке. Вышел Проня, стал запрягать коня.

–– Пора вам, братья. Поедете вначале проститься и получить благословение в Мульту, к святой, Проня знает, потом и домой. Идите ко мне, благославлю вас, горемыки.

Встал деда Савелий с бабой Машей и невесткой своей Людой. Я с братом подошли и опустились перед ними на колени. « Во имя Отца и Сына и Святого Духа» –перекрестил наши склоненные головы деда Савелий. Встали, обнялись на прощание.

Проня не спрашивая понукнул коня и понеслись сани к любимой. В последний раз. Люба сидела на скамеечке, когда сани по дороге соскользнули с крутояра, встала. Соскочив с саней подошел и нежно обнял. Глаза ввалились, горят огнем, под глазами черные мешки. Не опуская нежные, хрупкие плечи моего Учителя зашли в дом. Опустился перед родной на колени. Положила горячие свои ладошки на мою голову и меня просто пронзил, окутал всего неописуемый свет, в душу вошло блаженство и покой. Покой граничащий с небытием. Летели мгновения как часы, а минуты в значимости сравнялись с годами. Почувствовав что поток света прекратился и не чувствуя ладошек Учителя на голове, встал.

–– Прощай, родной –и спрятала голову у меня на груди.

Обняв, минуту постояли,–отстранился и быстро вышел, оставив стоять мою любимую посреди комнаты. Упал в сани, Проня тронул вожжи и конь с места рванул в галоп –застоялся. Прощай родная, прощай и прости. Конь быстрой рысью увозил меня от любимой, под полозьями саней убегала дорога, звезды, такие близкие и яркие указывали путь, пощипывал мороз уши. Конь увозил меня от мудрости, познания, любви к «обыкновенной и нормальной» жизни, к безалаберности и непотребству. Всему свое время. Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Проня, в будущем один из самых близких и добрых друзей, понукал слегка коня, мы мчались рассекая ночь. До самого дома никто не проронил ни слова. Возле дома, когда мы с братом сошли с саней, Проня развернулся и уехал не прощаясь.

Всему свое время и время всякой вещи под небом. На другой день, как привез нас Проня, сижу дома, перебирая клавиши баяна. Братишка с утра убежал к своей девчонке, на стадионе катаются на коньках –каникулы. За окном солнышко играет лучиками на снегу, погожий субботний денек наступает, у соседей через дорогу топится баня –стирка и приборка. В душе несуразица, ни на что бы глаза не глядели и не жизнь –тоска. И не получается музыки. Нет, не права, не совсем права моя Любовь, не сразу и не навсегда ушла родная в небытиё. Вышел из кочегарки дядя Сережа, мой будущий тесть, постоял, смотря на мои окна, поразмышлял, и пошел ко мне. Ну, совсем во время, до тебя мне! На приветствие махнул обреченно головой, не прекращая играть. Посидел минут пять, молча встал и вышел. Минут через десять после ухода дяди Сережи прекратил я «мучить» баян, вышел прогуляться. Сразу от дома начинался парк лиственный, в подлеске боярка красная и желтая, черемуха –не осыпались ягоды до таяния снегов, до перепадов температур. А птиц, птиц –зябликов, снегирей, воробьев, клестов –великое множество. А если кто ради потехи еще и кусок сала повесит на ветку –сборище великое. Щуря глаза от блеска снега, сопровождаемый «перебранкой» птиц подымаюсь по извилистой тропе вдоль незамерзающего ручья к его истоку, большущей скале, на вершине которого, на ровном небольшом плато—мое излюбленное место отдыха и успокоения. С плато тропинка, по которой подымался, не видна, скрытая березняком, черемухой, ивняком –но и деревья очень небольшие. С трех сторон уходящие вдаль снеговые, величественные вершины гор. А прямо перед глазами только небо, ясное и безоблачное.

Творя усиленно молитву раздеваюсь до трусов, делаю зарядку, обсыпаю себя снегом и сажусь в позе «лотос» на принесенную с собой кошму. Не прекращая призывать на помощь Всевышняго вдыхаю медленно воздух, и задержав, мысленно его посылаю вплоть до кончиков пальцев ног и рук. И еще медленнее выдыхаю, чувствуя физически как он уходит постепенно со всего организма, унося с собой ту несуразицу, что по каким-то причинам где-то нахватал. Минут десять мысленно «обмываю» круговым движением вдыхаемого воздуха печенки, селезенки, сердце, голову –«подымаясь» снизу вверх, особенно сердце – на задержке дыхания до счета тридцать два. Потом попеременное вдыхание и выдыхание воздуха разными ноздрями носа, пропуская воздух вдоль грудной клетки, спереди, делая «петлю» на копчике, а выдыхая другой ноздрей по позвоночнику. И через минут тридцать чувствую себя спокойным и уравновешанным, «нейтральным» как небо перед глазами, готовый к труду и борьбе. И в зимнее время более скорое «возвращение» в уравновешанное состояние, ибо организму дополнительно приходится бороться и с пониженной, иногда, и не редко до тридцати пяти и ниже, температурой. Мороза во время занятий не ощущается, когда полная концентрация на занятии, когда нет никаких посторонних мыслей, когда ты весь живешь сразу в двух эпостасях –физическом –дыхательные упражнения со счетом; и молитве, а то и сразу, одновременно читаешь и две, вторую как на подсознании –аккомпанемент. И этим способом «выгоняшь» с головы все –хорошее и плохое. А вот летом чтобы привести чувства в порядок приходится заниматься подольше. Почувствовав себя «закаленным» к житейским неурядицам, постепенно, в течении десяти минут начинаешь сокращать задержку дыхания и сроки времени вдохов и выдохов, начинаешь ощущать телом мороз; доведя до нормального, спокойного состояния дыхание, встаешь; мысленно посылая во все четыре части света всем людям здоровья и благополучия обсыпаешь себя снегом, пока снег тает и высыхает на теле –небольшая зарядка. И когда спускаешься со скалы и идешь по тропинке домой в голове нет ни одной никакой мысли –пустота как небо; и тело легкое и «воздушное», ты его почти не ощущаешь.

Можно добиться исключительных результатов в физической области –спорте, в умственной –интелектуальная работа при усиленной тренировке, но более быстрее и успешнее во всех делах твоих будет продвижение если ты призываешь на помощь Всевышняго, если только надежда и упование твое Господь и если уразумеешь сердцем что силы твои не беспредельны, а все от Господа, и Его могущество и свет правят миром и тобой.

Вовремя я уравновесил себя, вовремя. Твердого духом Господь хранит в совершенном мире, ибо на Него уповает он. Возле входа в общежитие сидит « моя» Люба, из-за которой и приехал в Коксу, с братишкой на бревнышке –дожидаются. Взглянув на них прошел к себе в комнату. Заходят. Братишка глянул вопросительно и отошел к окну; Люба присела на край кровати. Да рано же, рано! Не пришло еще твое время; совсем немного осталось. Взял баян и заиграл: « марш славянки» –Уходи! Поняла. Заплакав, закрыла тихонько дверь с той стороны. Немного погодя оборачивается брат:

–– Идет, плачет.

–– У ней, брат, слезы, что вода, ценности не представляют. Поплачет и успокаиваться уедет в деревню. Ты кушать будешь?

–– Нет, я поел. Ну я побежал, ладно?

–– Я буду у Геннадия Ивановича, и долго. За ключом придешь туда.

Брат «упорхнул». Положив баян в футляр пошел к Ивановичу с баяном.

–– Здравствуй Коля, проходи. Мы рыбки пожарили, как раз вовремя, –встретили радушные хозяева.

–– Долго, ох как долго же тебя не было.

–– И что, никто не приходил? –спросил, ставя баян в комнате, заранее зная ответ, и проходя в кухню на вкусный запах.

–– Ни одного дня мы без внимания не были. Твой брат со своей Светой каждый день навещают. Когда с помощью их и пройдусь немного. И спорят всегда между собой, никак их мир не берет, всегда что-то выясняют –Сергеевна улыбнулась светло. –Как мне с ними легко и хорошо, очень сердечный у тебя брат.

–– Должон –засмеялся я –со мной живет.

–– На скалу ходил?—задал вопрос Иванович, глянув испытующе на меня.

–– Я должен привести свои чувства в порядок, выгнав всякую несуразицу и придти к вам, чтобы вам было хорошо с моего прихода. Чего же я вам смогу принести если нет ничего светлого в душе, если один плач и неразбериха.

Помолчали, уничтожая с аппетитом рыбу. Я обратил внимание на большой таз хариуса, залитой водой для оттаивания и подумал удовлетворенно: « На двоих и на неделю хватит».

–– Не хватит, не хватит – засмеялся Геннадий Иванович –сегодня все пожарим, гости приедут и сами будут жарить, что б свеженькую поесть. Савелий Николаевич и привез.

–– Навещают?—«колыхнулось» во мне светлое и теплое чувство.

–– Часто даже. И всегда под вечер, и всегда с дочерьми, когда и Клава с ними. Потеряли они тебя, даже в воскресенье не приезжаешь к ним. Николаевич через своих людей узнал где ты все время был, объяснил дочкам. И ты знаешь, Коля, то что ты не оставил одну своего Учителя, что все время с ней находился, что рассказали про вас в деревне, –полюбился ты им еще больше, чуть не каждый вечер с отцом приезжают, спрашивают о тебе. И какой-то испуг у них, потерять тебя боятся, боятся что ты их оставишь? –Любовь Сергеевна испытующе глянула на меня. Я отвел глаза:

–– Сегодня их увижу –и получилась эта фраза у меня с любовью и теплотой.

–– Увидишь, и скоро –и растаял «ледок» недоверия к моим чувствам к близняшкам. Искренность много значит.

Достал баян и полилась легкая и веселая музыка, –эх, жаль, Бори нет. Притихли мои друзья и печаль и задумчивость на лицах –с чего бы это?

По темноте подъехал знакомый « уазик» –враз распахнулись все дверцы и идут наши долгожданные. В коридорчике взаимные приветствия, объятия, тут же сразу слегка и выговор я получил, девчонки довольно больно «поширяли» под бока, перед тем как «измусолить» мои щеки. И грустинка и радость от встречи, всеобщая благожелательность и симпатия. Ни о чем, к моей радости, меня не расспрашивали, девчонки прошли на кухню хозяйничать и я с ними и с баяном; старшие удалились в комнату. Но играть не пришлось, подружки мои « забросали» меня вопросами о обычаях староверов, о молитве, о приготовлении к молитве, интересовались вопросами саморегуляции, психическим контролем над своим телом и мыслями. Как Господь дал разумения объяснял с примерами житейскими и изречениями пророков из Библии. Старшие в самом начале беседы переместились поближе со стульями и внимательно все слушали пояснения. Слишком уж сказать что я открывал для них « Америку» –нет; семейство близняшек два года с учителями своей школы занимались в секции ивановцев, выполняя до тонкостей предписания Парфирия Корнеевича; и более, как я понял, расспрашивали для собственного уяснения –что я знаю и разумею. Но а для Ивановича с Любовь Сергеевной это было ново и слушали они особенно внимательно. С замечаниями, уточнениями, с согласованностью мнений –беседа продолжилась далеко за полночь за общим столом; во втором часу ночи гости уехали домой, захватив меня.

Не приезжая месяц в с. Огневку, на следующий день я открыл для себя «новость» –как много у меня друзей здесь. Утром на речке сельчане просто единным выдохом: « Гость, Никола приехал!». И подружкам приятно, а про меня и говорить нечего. Олеся с Оксаной убежали к своим ивановцам а мне минут пятнадцать нужно было держать «осаду» –от пожатий рук и похлопываний по плечу и рука и плечо онемели. Когда всплеск взаимных симпатий уменьшился, разделся и нырнул в сугроб. А вот уж и знакомый малыш, а за ним еще двое, одна из которых девочка лет четырех –и давай меня забрасывать снегом. Поочередно окунул их в сугроб, а когда вылезли –начал « убегать» от них по речке. Смех, когда «догонят», возня в снегу. Может и близняшки решили к нам присоединиться, не знаю, но когда они стали приближаться, я оставил малышню –и дай Бог ноги, зря что ли у меня первый разряд по бегу а второй по лыжам. И еще пару раз за утро, хотя сестры и уверяли, что подходят ко мне не купать. И оделся пораньше их и дожидался подружек среди сельчан, подальше от берега.

–– Смотри, как он купаться не хочет –смеялись.

–– Так если будет убегать, то пожалуй им его не искупать.

А днем опять крутим пластинки, вечером в клуб.

Вечером девчонки проводили до края поселка, простились, уверяя меня, что будем видеться чаще по вечерам у Геннадия Ивановича. И то благо! По знакомой дороге через короткое время был дома.

Представьте, что вы порезали руку или ногу. В этом случае зажмете как-нибудь рану, перевяжете какой-нибудь тряпицей – и бегом в больницу. Там поставят обезбалевающий укол, обработают рану, зашьют, наложат повязку. А если, представим, вы не пошли в больницу, да еще дополнительно на рану сыпанули соли – боль немилосердная, от боли останавливается сердце, в голове туман до такой степени, что Господа на помощь позвать не можешь. Хорошо, если рядом есть близкий человек, он, сам того не сознавая, одним своим присутствием, состраданием облегчит вашу участь, возьмет часть вашей боли своим состраданием на себя, и ты « не сыграешь в ящик». Это я постарался описать состояние человека, который излечивает человеческие недуги своим духом, светом, берет наши немощи на себя. Человек « сживается» со своей болью, немощью, она, боль эта как бы « разрастается» во времени, сьедая человека постоянством. Чистый человек, концентрируя немощь, беря её на себя, перерабатывая, посылая её в назначенное ей место, должен одновременно освятить, дать свет и энергию в ту часть тела, которую эта немощь съедала.

Во вторник, сразу после того как сдал смену, отмывшись в душе, не заходя домой отправился на « свою» скалу заниматься медетативными, как сейчас говорят, упражнениями. Сразу за поселком находится довольно большая сопка – « Алтайка» в местном наречии; со сложным рельефом местности, где зимой проложена на снегоходе « Буран» лыжная трасса для тренировок; с более крутой возвышенности слалом с трамплинами и без –для катания на санках и горных лыжах. На сопку ведут две дороги, утоптанные снегоходом; более пологая –полтора километра подъема; а другая, довольно крутая –менее километра от подножия сопки. Пробежав два раза по кругу, постояв и поразмыслив на вершине сопки, пошел к Геннадию Ивановичу. Получилось так, что одновременно и он в это время пошел на обед, встретились на проходной предприятия.