Могусюмка и Гурьяныч

Вошел Иван. Принес сумку, чайник, охотничье ружье, чепан.

– Я уж не стану задерживаться, – сказал он.

– Садись, получай расчет…

Купец и ямщик уселись рядом на лавке. Захар отсчитал деньги, отдал крестьянину.

– Вот тебе за разгон, как уговаривались.

Иван нахмурил лоб и, видимо, с трудом подсчитывал деньги.

– Правильно, что ль?

– Верно, Захар Андреич, правильно будет.

Тогда Захар высыпал в ладонь медных денег, побренчал ими и отдал Ивану.

– Держи, ребятам на пряники. После будешь на заводе, заезжай в лавку, тебе материи отрежу. Рубах сошьешь к свадьбе, – пошутил Захар.

– Благодарствуем, – низко поклонился Иван. Бородатое лицо его при упоминании о свадьбе расплылось.

Старик спрятал деньги за пазуху и подтянул кушак.

– Спасибо, Андреич. В Низовке будешь, милости прошу. А совет-то мой не забывай. Лавку у нас открыть – прибыльное дело.

– После заеду, посмотрю.

– Ну а покуда прощенья просим. – И Иван вышел из избы.

В окно было видно, как он подбежал старческой трусцой к тарантасу, завалился на сено и, нахлестывая тройку, помчался вниз по Широкой.

Глава 4. Настасья

– Ну, рассказывай, чего тут у тебя? – спросил Захар.

Настасья присела рядом.

– Мы с Феклушей тревожились: на дороге-то, сказывают, шалят.

Захар улыбнулся счастливо, оттого что жена за него беспокоилась.

– Ты не бойся, – сказал он гордо. – Я ведь не один, да и с оружием. А я тебе гостинцев привез!

Булавин вытащил зеленую атласную коробочку. Щелкнул замком. Крышка отскочила, и внутри на черном бархате зазолотилась пара сережек, украшенных алыми камнями.

– Получай!

Настасья бережно взяла коробку и стала рассматривать подарок.

– Камешки-то красные, самоцветы, горят на свету. Играют… – И подумала: «Оголихинские бабы теперь изведутся с зависти».

Захар достал из сумки азиатский платок, затканный золотыми птицами и голубыми цветами.

– А сахару-то привез? – спросила Настя, не желая ни выказывать особого интереса, ни восторгаться подарками. – Я тут с бабами все по ягоды ходила.

– Мешки идут в обозе.

– У меня-то есть еще, а бабы досаждают со всех сторон. Новые-то богачки! Оголихина все сахару да сахару просит. Хочет варенья наварить на всю зиму, сладкое-то любит. Раздобрела, как корова.

– А вот в хребет-то ты напрасно ходила. Слыхала про людей недобрых, а поостеречься не догадалась.

– Да, слышь, у нас под заводом только Могусюмка ходит. А он заводских не трогает. А еще говорят – с Гурьяном побратались они.

– С Гурьяном? – спросил Захар, и глаза его блеснули.

Настасья заметила это и чуть-чуть покраснела.

– Мало ли что говорят, – сказал муж. – А вдруг позарятся на русских баб, как раз и украдут. Увезут в степь да продадут.

– Бойки у нас бабы-то, – лукаво улыбнулась Настасья, как бы не решаясь что-то рассказать мужу.

– И то не беда. Пусть их! Дома-то строгость!

– Как же! Дома все смирны. Грозен тятенька, а муж еще грозней! – держа в руке подарки, но не глядя на них и смеясь из-за плеча, сказала Настасья.

– Как же, – отозвался Захар, – так и надо.

– А Гурьян-то, – продолжала Настасья, – все под окнами у нас ходит… Глядит – того и смотри, что глазами бревна прожжет…

– На наш дом глядит? – встрепенулся Захар.

– А в лесу-то встретились с Гурьяном, – продолжала жена. – Так мы уж сторонкой, сторонкой, да поскорей и убрались.

– Так он и в лесу вас встретил? – ревниво спросил Захар. – Сильно он вас испугал?

– Ах, да что ты! Чем же он напугает? Он такой смирный, он никогда слова худого не скажет! Он смешной…

Захар стал рассказывать, как башкиры догнали его на дороге и отдали долг.

Вошла Фекла, жена приказчика Санки.

– Здравствуй, Захар Андреич! С приездом! Как мой-то там? Жив или его уже в лесу зашибли?

– Жив, здоров. Он с обозом отстал, скоро будет.

Феклуша – женщина молодая, но изможденная работой и постоянными родами.

После бани и обеда Захар сходил в лавку.