Неудаленные сообщения

– Умничаешь? Учитель.

– Учитель. И что? Любовь и слово, слово и любовь, нет одного без другого. Жажда, восторг – от родства с животными. Животное – эмоции.

Боря молчал. Темнел лицом. От ушей шла лиловая волна, устремляясь к вискам и кончику носа.

– Да? – произнес, наконец. Остановил машину, мы ехали с ним куда-то, закурил. Сзади посигналили. Съехал к тротуару, припарковался, докурил, посмотрел на меня.

– На учителя всегда найдется учитель. Тот, что покруче, «а древо жизни пышно зеленеет», – и захохотал, – Любовь! Любовь!

Лиза! Лиза любила меня? Сильно сомнительно. С юбилеем поздравила. А я влюбился с первого касания. На новогоднем вечере, в девятом классе, танцевал с Ромео, Лиза была в костюме Ромео со шпагой на боку, а ее подружка оделась Джульеттой. Ромео и Джульетта – тонкие, высокие, заносчивые и надменные. Трудно поверить, но и сейчас при воспоминании о том танце под Битлз…

Is there anybody going

To list to my story

All about the girl who came to stay?

Я хочу вам рассказать

Как я любил

Когда-то,

Правда, это было

Так давно.

Помню, часто ночью брел я

По аллеям сада

Чтоб шепнуть в раскрытое окно

Ah, girl!

Girl! Girl! Girl!

…когда донесется до слуха это «Ah?, girl!» и сейчас ладонь горит, ладонь легла тогда на талию Ромео; было желание убрать, засунуть в карман, в речку, в сугроб, чтоб не жгло, не горело. Выбегали с одноклассниками за угол школы, делали по несколько глотков портвейна, я смелел и под конец новогоднего бала даже пытался целовать Лизу. Не вышло.

Лиза и Лида – Ромео и Джульетта – гордость школы, гордость района, чемпионки – гимнастки.

Сейчас вот СМС.

Я не Джим уже сто лет. Дима я, Дмитрий. А это было единственным и последним ее посланием. Мы увиделись. А как же?

«Лиза» – в глянцевом журнале «Курорты Кавказа» (мне брат выслал этот журнал) напечатали рассказ начинающего писателя – медика. Любопытно, но он не изменил имен. Как это вам? Не все здесь так, как произошло на самом деле, но, по сути, думаю, Лиза не стала бы ничего отрицать, если б не умерла. Лиза! Лиза!

Когда взломали дверь, она была еще жива. В свои пятьдесят с небольшим, в свои последние минуты, выглядела она величественно. Крупные черты, выпуклые, четко очерченные губы, туманившийся синий глаз, замершие на столе тонкие кисти – она сидела за столом, откинувшись на высокую спинку – весь облик внушал страх и какой-то восторженный трепет. По крайней мере, у юноши-практиканта, впервые наблюдавшем как приходит смерть.

– Джим, – проговорила она и умерла.

Джима, Дмитрия Евглевского, взяли в тот же день. Он приехал из пригорода, приехал, не таясь, с собакой и с огромным букетом; пальцы Елизаветы Егоровны касались вазы с этими цветами на столе. Евглевского многие видели. До поселка, откуда он приехал, езды на машине час, не более. Когда его задерживали, был спокоен, сознался сразу.

История его показалась практиканту–медику настолько нелепой, абсурдной, что он, собрав все протоколы допросов, добросовестно записал ее, практически ничего не прибавив и не убавив. Вот она, эта история.

– Назовите породу собаки, с которой вы приехали,– спрашивал следователь.

– Вы же видели – немецкая овчарка, Зикос.

– Зикос, да? Овчарка? Почему вы взяли её с собой? Как я понимаю, вы приехали на свидание к школьной подруге, не виделись?.. сколько вы не виделись?

– Тридцать.

– Тридцать?

– Да, тридцать лет.

– Тридцать лет не виделись и приехали с собакой?

– А что вам собака?

– Здесь я задаю вопросы!

– Конечно. Да. Собаку не с кем было оставить.

– Вот как? Хм. Пес не производит впечатления беззащитного

существа. Скорее наоборот. Подробнее, пожалуйста.

– Пожалуйста. Я приехал в Можары, поскольку…

– Куда вы приехали?

– В Можары, пригород.

– А! Да, да. Продолжайте.

– Там живет мама, родня, отец, брат, тети, дяди, племянники. Отпуск у меня, приехал отойти от столичной жизни. В первый же день, а точнее вечер, брат решил устроить аттракцион. Сидели за столом. За праздничным столом, давно не виделись.

– Я спрашиваю вас, зачем вы на свидание со школьной подругой берете овчарку? – следователь хлопнул ладошкой по столу.

– Вы же просили подробнее.

– Хорошо. Я слушаю.

– Брат встает из-за стола, это частный дом, мы во дворе сидели, встает и предлагает мне познакомиться с Зикосом. Вы же знаете, собаки очень чувствительны к страху, они его чуют, и, наверное, чтоб он в них не проник, они источник страха тут же пытаются уничтожить. Мне же в ту минуту было только весело. Давай, говорю. Брат выпускает Зикоса из вольера, тот сразу же бросается ко мне и тычется мордой в колени, потом поднимает голову и смотрит на меня, и дышит шумно – а-ха, а-ха, а-ха. Я спокойно поглаживаю его между ушей, он с восторгом подпрыгивает и мордой своей тычется мне в лицо. И облизывает. Язык шершавый. Дыхание собачье. Брат мой в еще большем восторге. Он тебя узнал, кричит, хоть и видит в первый раз, я так и знал, говорит, мы же пахнем одинаково. У меня еще тогда мысль мелькнула, интересно, я подумал, когда мы исходим страхом, что с нашим запахом? Или запах страха один у всех? Собаки-то его чуют. Но у них же не спросишь.

– Послушайте, Евглевский… я правильно ставлю ударение? – следователь закурил.