Академик Пирогов. Избранные сочинения

Вот шестой взгляд – очень печальный. Не хлопочите, лучшего ничего не придумаете. Новое только то на свете, что хорошо было забыто. Что будет, то будет. Червяк на куче грязи, вы смешны и жалки, когда мечтаете, что вы стремитесь к совершенству и принадлежите к обществу прогрессистов. Зритель и комедиант поневоле, как ни бейтесь, лучшего не сделаете. Белка в колесе, вы забавны, думая, что бежите вперед. Не зная, откуда взялись, вы умрете, не зная зачем жили.

Вот седьмой взгляд – очень веселый. Работайте для моциона и наслаждайтесь, покуда живете. Ищите счастья, но не ищите его далеко, – оно у вас под руками. Какой вам жизни еще лучше нужно? Все делается к лучшему. Зло – это одна фантасмагория для вашего же развлечения, тень, чтобы вы лучше могли наслаждаться светом. Пользуйтесь настоящим и живите себе припеваючи.

Вот восьмой взгляд – очень благоразумный. Отделяйте теорию от практики. Принимайте какую вам угодно теорию для вашего развлечения, но на практике узнавайте, главное, какую роль вам выгоднее играть; узнав, выдержите ее до конца. Счастье – искусство. Достигнув его трудом и талантом, не забывайтесь; сделав промах, не пеняйте и не унывайте. Против течения не плывите. И прочее, и прочее, и прочее».

Пирогов отмечает, что «мы оставляем основные вопросы жизни нерешенными, избираем себе в путеводители случай, переходим от одной толпы к другой, смеемся и плачем с ними для рассеяния, колеблемся и путаемся в лабиринте непоследовательности и противоречий. Подвергнув себя первой крайности, мы пристаем именно к той толпе, к которой более всего влекут нас наши врожденные склонности и темперамент».

К. А. Трутовский. Сельская учительница. 1883 г.

Пирогов считал, что школа подлинно высоких убеждений не воспитывает, а заставляет лишь затверживать сызмальства высокие слова. При вступлении в самостоятельную жизнь благие порывы развеиваются, как вырвавшийся из трубы дым. «Свершить ничего не дано…» Основы воспитания находятся «в совершенном разладе» с направлением, которому следует общество. Это направление – думай о себе, а не об обществе.

Пирогов считал, что общественное направление – живи для себя! – отделило благие порывы от свершений. Чтобы пробить эту стену, нужно быть прежде всего человеком, «истинным человеком», приготовленным к «неизбежной» «предстоящей борьбе». Не школяром, зазубрившим на уроках прекрасные истины, а человеком, убежденным, что эти истины прекрасны. По Пирогову в человеке нужно развивать не мундирное, наружное, а внутреннее. Тогда «жить для себя» превратится в «жить для общества». Пирогов всю жизнь учил, что надо «быть, а не казаться».

Статью «Вопросы жизни» обсуждали всюду: в школе, в семьях, при дворе, выдержки из нее перепечатывали в других журналах, она была переведена на французский и немецкий языки. Рецензенты «Современника» – Чернышевский и Добролюбов – в течение года дважды обращались к «Вопросам жизни».

«О сущности дела, о коренных вопросах образованному человеку невозможно думать не так, как думает г. Пирогов, – писал Чернышевский. – Кто и не хотел бы, должен согласиться, что тут все – чистая правда, – правда очень серьезная и занимательная не менее лучшего поэтического вымысла».

«Все, читавшие статью г. Пирогова, были от нее в восторге, – еще темпераментнее писал Добролюбов. – Статья г. Пирогова вовсе не отличается какими-нибудь сладкими разглагольствованиями или пышными возгласами для усыпления нерадивых отцов и воспитателей, вовсе не старается подделаться под существующий порядок вещей, а, напротив, бросает прямо в лицо всему обществу горькую правду».

Революционные демократы поддержали в «Вопросах жизни» резкую критику государственной системы воспитания, благородный призыв растить новых, убежденных людей, приученных «с первых лет жизни любить искренне правду, стоять за нее горою».

Ознакомившись со статьей Пирогова, министр просвещения Норов предложил Николаю Ивановичу занять должность попечителя Одесского учебного округа.

3 сентября 1856 года последовал высочайший указ, и Николай Иванович отправился в Одессу, где в течение двух лет значительно поправил дела учебного округа, а главное, создал на базе Ришельевского лицея Новороссийский университет, точнее, сделал все возможное для скорейшего его открытия, полностью обновив учебные кабинеты.

Гуманист Пирогов мечтал, чтобы доступ к образованию получили все дети, независимо от сословий и от национальности. Он писал: «С тех пор как я выступил на поприще гражданственности путем науки, мне всего противнее были сословные предубеждения, и я невольно перенес этот взгляд и на различия национальные. Как в науке, так и в жизни, как между моими товарищами, так и между моими подчиненными и начальниками, я никогда не думал делать различия в духе сословной и национальной исключительности… Эти же убеждения, как следствия моего образования, выработавшись целою жизнью, сделались для меня уже второю натурою и не покинут меня уже до конца жизни».

Николай Иванович содействовал становлению начального образования – области, запущенной настолько, что во множестве селений отсутствовали даже элементарные школы первой ступени.

Но и на педагогическом поприще Пирогов оставался Пироговым – честным, бескомпромиссным, противостоящим цинизму, глупости и безнравственности чиновников. Его циркуляры по учебному округу были необычными. Попечитель откровенно делился впечатлениями от увиденного: «Метод преподавания естественной истории я нашел неестественным. Учитель не обращал никакого внимания на развитие наглядности и наблюдательности в детях… Он мало пользуется даже и тем собранием минералов, которые находятся при гимназии». Пирогов искренне хвалил учителей: «Я с удовольствием нашел одного младшего учителя, г. Абрамова, именно таким, какими бы мне желательно было видеть всех учителей… Его метода преподавания отличная. Он содержит целый класс в постоянном напряжении и старается уяснить ученикам, обращаясь к каждому с вопросами. Я приношу ему полную благодарность и прошу продолжать преподавание по пути, им проложенному».

Николай Иванович не одобрял доносов: «Безымянные доносы на состояние училищ… заставили меня обратить особое внимание на управление. Я убедился, что большая часть этих доносов несправедлива и основана или на личностях, или на одних подозрениях».

Пирогов считал, что «ребенок, не приучившийся напрягать свое внимание в низших классах, никогда не пойдет вперед, и деятельность его ума никогда не будет самостоятельною, если он не будет приучен вникать в слышанное и обдумывать заранее то, что сказать должен». Он считал, что главное в человеке – это способность вникать и обдумывать, самостоятельно творить умом.

Это Пирогов придумал литературные беседы, на которые гимназисты собирались раз в две-три недели, – один читал доклад, другие выступали с критикой. Темы учащиеся выбирали по собственному усмотрению, большей частью из литературы или истории. Педагоги участвовали в беседе на общих основаниях и привилегий не имели. Если приезжал сам Пирогов, то и он брал слово в прениях как рядовой участник. Докладчики с ним спорили. Когда один из гимназистов подготовил критический трактат «Что такое наши литературные вечера?», Пирогов с удовольствием дал ему слово для критики.

Николай Иванович понимал, как важно готовить учительские кадры. Он ратовал за учительские семинарии, но Святейший синод был за народных учителей из духовных семинарий. Правительство поддерживало синод и отвергало предложения Пирогова.

В 1858 году Пирогов был назначен попечителем Киевского учебного округа. Это было связано с тем обстоятельством, что старые, еще николаевской реакционной закалки учителя Одессы обвинили ученого в «излишнем либерализме».

В Киеве Пирогов, вступив в управление округом, сразу развернул работу в учебных заведениях в прогрессивном духе. По инструкции попечителю надлежало следить за делами и мыслями гимназистов, студентов, педагогов и профессоров, но Пирогов сразу объявил, что роль полицейского соглядатая несвойственна его призванию. Он упорно нарушал установленную субординацию и наживал врагов с невиданной быстротой. Вот один из примеров этого.

Когда попечитель был зван на вечер к генерал-губернатору, поскольку княгиня желала просить совета у профессора Пирогова, Пирогов пришел не в мундире или во фраке, а в своем порыжевшем балахоне. Сел, точно в сельской школе, помолчал, не вслушиваясь в разговоры, а потом, перебивая общую беседу, спросил:

– Что, княгиня, хотели вы от меня?

– Совета, Николай Иванович. Как воспитать мне своего сына, чтобы с честью носил имя князей Васильчиковых.

– В деле воспитания нет князей Васильчиковых. Здесь все равны, княгиня, – коротко ответил Пирогов и ушел.

После этого гостиная княгини Васильчиковой, урожденной княжны Щербатовой, стала центром травли Пирогова.

В 1859 году Киевский учебный округ объезжал сам Александр II. Полтавский губернатор донес государю на учителя гимназии Стронина. Педагог Стронин ратовал за просвещение народа, за курсы для сельских учителей, за публичные лекции, а это считалось «свободомыслием» и было наказуемым. Стронина подозревали также в связях с Герценом, приписывали ему полтавские корреспонденции в «Колоколе». Царь распекал директора гимназии: «Приберите ваших учителей к рукам». Пирогову приказано было разобраться.

Полтавский губернатор докладывал Пирогову: «У меня даже письмо от Стронина к Герцену было перехвачено! Да вот как-то затерялось». Разобравшись, Пирогов доложил: «Стронин – одна из лучших голов между педагогами округа». И представил полтавского учителя к ордену. Власти смогли арестовать Стронина только через год после отставки Пирогова.

Теперь уже не медицина, а система образования столкнулась с настойчивостью, последовательностью, бесстрашием и невиданной свободой мысли и действий Пирогова.

С первых же шагов в педагогике Пирогов делал все, чтобы уничтожить телесные наказания. Это было трудно, поскольку телесные наказания были узаконенными. В Киеве Пирогов решил отменить розгу административно, приказом. Был создан комитет для выработки «Правил о проступках и наказаниях». Большинством голосов розгу сохранили, но Пирогов всячески ограничил ее применение и подробно объяснил, почему так вышло, что сечь все-таки будут.

Пирогов разрабатывал проекты университетской реформы, предлагал уничтожить мундир, устранить полицейский надзор за студентами, а главное – сделать свободным вход в университет. По проекту Пирогова крестьян следовало принимать в университет без экзаменов. Царь, узнав о таком проекте, долго не мог успокоиться. За обедом раздраженно швырнул на стол салфетку: «Тогда будет столько же университетов, сколько кабаков!»

Еще одно нововведение Пирогова – это воскресные школы для малоимущих. Осенью 1859 года на Подоле в Киеве открылась первая такая воскресная школа. Пирогов докладывал министру, что студенты «в видах человеколюбия» пожелали бесплатно обучать ремесленников и «другого рабочего класса людей», он схитрил – вроде бы спрашивал разрешения, но докладывал, когда школа уже открылась.

Учиться пришли и дети, и взрослые. С первого же дня школа была битком набита. Преподавали не только студенты – педагоги, офицеры, литераторы, профессора. Пирогов писал: «Учителя одушевлены рвением учить, ученики – охотою учиться». Он видел в воскресных школах средство просвещения народа, писал обстоятельные трактаты, доказывал пользу воскресных школ.

Система образования отвечала ярко выраженной идиосинкразией на все начинания и нововведения Пирогова. Она чуяла в нем врага, разрушающего ее незыблемые, никем не оспариваемые основы.

В Петербурге было составлено высочайшее повеление о «совершенном закрытии всех воскресных школ», ибо «положительно обнаружено в некоторых из них, что под благовидным предлогом распространения в народе грамотности люди злоумышленные покушались в этих школах развивать вредные учения, возмутительные идеи, превратные понятия о праве собственности и безверие». Известный литературный деятель академик Никитенко напишет в своем дневнике: «Ребиндер тоже просил моего совета, кого бы определить на место Пирогова, которого решительно не хочет государь». Князь Васильчиков из Киева писал: «Либо я, либо Пирогов».

Да, Пирогов умел досаждать власть предержащим от государя до рядового чиновника министерства. Он был очень «неудобным» человеком для властей. Он был во всем «слишком»: слишком умен, слишком принципиален, слишком порядочен, слишком трудолюбив, слишком озабочен решением общественных проблем. Он служил государству верой и правдой, но как-то не так, как хотелось бы государю.

Власти действовали последовательно и методично – сначала уволили Пирогова, а потом закрыли его воскресные школы. Правда, незадолго до увольнения придворные покровители Пирогова пытались помирить его с царем. Повод для свидания был выбран не лучший – совещание попечителей, созванное для предотвращения студенческих волнений. Пирогов ратовал за свободу, а царь надеялся на полицию. Великая княгиня Елена Павловна намекала Пирогову на новые должности, просила «получить доверие государя», а во время аудиенции соглашаться и благодарить.

Царь одновременно принял Пирогова и попечителя Харьковского округа Зиновьева. Пирогов так описал эту встречу: «Представлялся государю и великому князю. Государь позвал еще и Зиновьева и толковал с нами целых 3/4 часа; я ему лил чистую воду. Зиновьев начал благодарением за сделанный им выговор студентам во время его проезда через Харьков, – не стыдясь при мне сказать, что это подействовало благотворно. Жаль, что аудиенция не длилась еще 4 часа; я бы тогда успел высказать все, – помогло ли бы, нет ли, – по крайней мере с плеч долой».

Благодарить и кланяться – это не о Пирогове. Понятно, что общего языка найти не удалось, и Николай Иванович был высочайше уволен с поста попечителя 18 марта 1861 года «по расстроенному здоровью». Издаваемый в Лондоне «Колокол» писал по этому поводу: «Отставка Н. И. Пирогова – одно из мерзейших дел России дураков против Руси развивающейся».

Общественность провожала Пирогова в отставку торжественными обедами, благодарственными речами, сочувственными телеграммами. Были телеграммы, подписанные химиком Бутлеровым, физиологом Сеченовым, терапевтом Боткиным, ботаником Андреем Бекетовым, химиком Николаем Бекетовым, астрономом Бредихиным, естествоиспытателем Миддендорфом, историком литературы Тихонравовым. Герцен так писал о проводах Пирогова: «Это было свершение великого долга, долга опасного, и потому хвала тому доблестному мужу, который вызвал такие чувства, и хвала тем благородным товарищам его, которые их не утаили». Люди таланта и живой прогрессивной мысли поддержали Пирогова, но дураков, как их назвал «Колокол», было больше, катастрофически больше.

Отставленный от службы Пирогов отправился в приобретенное им имение Вишня, находившееся в Подольской губернии (теперь в черте города Винница), а весной 1862 года уехал с семьей за границу – работать. Он оставался верен самому себе.

Случилось так, что в это время возродился Профессорский институт. Тридцать молодых ученых послали совершенствоваться за границу, а Пирогову предложили руководить их занятиями – собирать отчеты и докладывать по начальству. Так Пироговы всей семьей оказались в Гейдельберге. Сыновья Пирогова стали слушать лекции в университете.

Рабочий кабинет Н. И. Пирогова в музее-усадьбе Вишня. Фотография. 1875 г.

Николай Иванович отнесся к работе со всей серьезностью и основательностью. За несколько месяцев он посетил двадцать пять зарубежных университетов, составил подробный отчет о занятиях каждого из тридцати профессорских кандидатов с точными характеристиками профессоров, у которых они работали. Одновременно Пирогов изучал состояние высшего образования в разных странах, излагал свои наблюдения и выводы в обширных статьях, так называемых «Письмах из Гейдельберга».

Помощь Пирогова молодым ученым была многосторонней. Например, Илье Мечникову Николай Иванович выхлопотал столь необходимую для продолжения учебы стипендию. «Это наш патриарх, – писал один из воспитанников Профессорского института. – Я еще не видывал человека столь человечного: так он прост и вместе глубок. Удивительнее всего, как человек таких лет и чинов мог сохраниться во всей чистоте, и притом у нас на Руси, пережившей целое николаевское царствование».

Пирогов говорил своим подопечным: «При научных занятиях метод и направление – вот главное». Он хотел помочь каждому найти метод и направление, учил учиться, мыслить творчески. В результате тридцать молодых русских талантов разных специальностей стали учениками Пирогова. Школа Пирогова вышла за пределы русской хирургии и даже медицины. Ее классы равно успешно посещали физиолог Ковалевский, физиолог и фармаколог Догель, гистолог Бабухин и биолог Мечников, химик Вериго, историк литературы Александр Веселовский, филолог Потебня.

За границей Пирогов-хирург лечил самого известного и необычного своего пациента – Джузеппе Гарибальди.

Гарибальди был ранен в ногу в бою под Аспромонте в августе 1862 года. Его арестовали и заточили в крепость, но шквал протестов заставил Франциска II помиловать героя.

Итальянские, английские, французские врачи собирались у его постели, решали: осталась ли в ране пуля, нужна ли ампутация? Два месяца хирурги не могли ответить на один вопрос – где пуля? От ампутации Гарибальди решительно отказывался.