Уместней было, конечно, употребить не «вместе с барином», а – «вместо барина». Языки капитану в отставке давались с превеликим трудом, и кивать на возраст было бы несправедливо. Выучил же Селифан, а он был намного его старше. Дядькой в двадцать лет к семилетнему Порфирию был приставлен. Ох и пропасть щеглов они наловили тогда вместе в окрестных барских лесах! Вот так природа с Порфирием Петровичем и Селифаном учудила.
Зимними долгими вечерами в деревне от нечего делать капитан в отставке самообразовывал себя этими языками, так как в детстве выучить их ему не пришлось.
Голова Порфирия Петровича от столь «нежного» брадобрейного прикосновения Селифана дернулась и непременно бы слетела с шеи, если бы Селифан не удержал ее за нос. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. С этой народной мудростью Порфирий Петрович решительно не согласился и взревел:
– Отпусти нос, ирод! – И добавил пару матерных слов.
– Давно бы так, – отпустил нос Селифан, и на лице его промелькнула довольная ухмылка. Дело было сделано. Барина своего он разбудил. Как и все брадобреи, он любил поговорить. Но не со спящим же? Тем более что ему было что сказать. Пустых разговоров он не терпел, и это преотлично знал Порфирий Петрович.
– Что там у тебя? Выкладывай! – спросил он строго Селифана, и тот запорхал вокруг капитана в отставке, если можно назвать тяжелое топтание селифановских сапог порханием, правда, руки его действительно летали вкруг головы Порфирия Петровича, что щеглы тех окрестных барских лесов.
– Дочка нашей барыни в гости к соседской помещице укатила, вот мать и разгулялась на просторе! – начал Селифан строго, но тут же получил должный отпор.
– Не твоего ума дело об этом рассуждать, – грубо оборвал его Порфирий Петрович.
– Конечно, – согласился Селифан, – дело ваше… молодое. А у дочки ихней, – продолжил он без перерыва, – несчастный роман нынешним летом с одним здешним барином вышел. Отец его им этот роман порушил. Сына в Москву служить отправил, чтоб, значит, больше им не свидеться. И то дело, что удумали… жениться! Они высоких княжеских кровей, а она кто? Девки-блудницы ей в придорожных канавах срамным делом на приданое собирают. Три рубля серебром с проезжего.
– Ты что говоришь, Фигаро?
– Это не я – народ сказывает. И понапрасну, барин, вы меня этой Фигарой срамите. Штоф водки мне нужен! – прибавил неожиданно. – Я возьму?
– Зачем это он тебе? – очень удивился Порфирий Петрович. Селифан, конечно, мимо рта не проносил, но только по великим праздникам.
– Разговор к Пимену есть. А разговор, как сами понимаете, без водки не разговор, а пустая болтовня!
– Пимен? Кто такой? Летописец, что ли? – пошутил Порфирий Петрович.
– До летописца ему еще далеко, хотя и много знает и многое может поведать. Банщик он при придорожной баньке.
– А о чем ты хочешь с ним поговорить? – насторожился Порфирий Петрович.
Селифан только с виду был обыкновенный мужик с косым, как говорится, рылом. Книжной премудрости он столько понабрался, что даже университетской публике нос мог утереть и в математике, и в философии, и в прочих науках. Не говоря уже о том, что умом его Бог не обидел, а уж хитрости мужицкой у него было выше крыши.
– А о том, барин, – отошел к двери Селифан, открыл ее и выглянул в коридор; потом, крепко ее прикрыв, подошел вплотную к Порфирию Петровичу и на вытянутой ладони показал ему медную пряжку. Пряжка была от фельдъегерской сумки.
Голова у капитана в отставке похолодела, выбритая до атласной гладкости кожа сморщилась и пошла складками, черные круги поплыли перед глазами, и душа его рухнула на землю. А ведь до этой минуты летала в облаках, так сказать, семейной жизни с Пульхерией Васильевной, парила на высоте птичьей, ангельской! «И поделом тебе… старый дурак, – зло подумал о себе Порфирий Петрович. – Вообразил невесть что. Жениться! Размечтался!» – и, овладев собой, сухо спросил Селифана:
– Где ты ее нашел?
– В конюшне.
– И девок расспроси, – протянул Селифану три рубля серебром Порфирий Петрович.
Селифан с гневом их отверг.
– Срам какой – денег им за это дело давать! Чай, не барчук какой… и не в том возрасте я еще. Они меня за другое любят. Переговорю, барин, не сомневайся.
– А что с ротмистром? Как он?
– С кавалеристом нашим? – презрительно переспросил Селифан.
Сей род войск он глубоко презирал и считал пустым и никчемным. Отчасти из-за того, что Порфирий Петрович служил в артиллерии, а он при нем был денщиком.
Проникся Селифан к ней, к артиллерии, заслуженным уважением за основательность ее хозяйства: пушки на лафетах, ядра чугунные, порох и особенно лошади. «На кавалерийской разве вспашешь? – любил говорить он тем, кто не разделял его взглядов. – А на наших битюгах враз – и не поморщишься!»
Хлебопашец, одним словом.
Правда, ни пахать, ни сеять ему не довелось. А кто из спорщиков пахал и сеял?
Кавалеристы, одним словом.
Но больше всего Селифан не любил гусар. Драгуны хоть с мушкетами, при порохе, а эти, при саблях, только воздух и могут один рассекать. Так что ротмистру Маркову повезло еще, что он был драгуном.
– Так что с Марковым? – пришлось еще раз спросить Порфирию Петровичу.
– А что еще с ним, драгуном, может быть? – вопросом на вопрос наконец ответил Селифан. – Матрена за ним глядит. Вылечит, наверное. Сущая ведьма. Все хозяйство под себя взяла. Барыня наша перед ней по одной половице из-за страха ходит. Боится, что ненароком сглазит. Бабка моя про таких мне рассказывала. Оборонил я нас от этой ведьмы. А драгун ей чем-то глянулся. Не сомневайтесь, барин, вылечит. Так я возьму штоф с водкой?
– Бери, – не сразу ответил Порфирий Петрович и отдал ключ от дорожного сундучка, где хранились штофы с водкой. Водка предназначалась для ротмистра Маркова исключительно в лечебных целях, и она уже кончалась. Больной употреблял ее без меры. Но все же, по подсчетам Порфирия Петровича, три штофа с водкой еще оставалось.
Селифан открыл дорожный сундучок – и обомлел.
– Барин, а тут их нет! – через какое-то время вымолвил он.
– Как нет? – заглянул в сундучок Порфирий Петрович. Пропажа водки его уже не так сильно удивила, как пряжка от фельдъегерской сумки. – Никому пока об этом не говори, – сказал он. – Понял? – и прошелся по комнате.
Сон у него как рукой сняло, и все части его тела привинтились к тем местам, куда им должно было привинтиться, но вот мысли в голове… мыслей никаких не было! Селифан сочувственно посмотрел на своего барина и сказал:
– Поспать вам, барин, надо, а я за водкой в Выдропужск съезжу, заодно кое-что у станционного смотрителя выспрошу. К вечеру вернусь. – И он уложил Порфирия Петровича на диван, накрыл полушубком – и вышел вон из комнаты.
Глава девятая
В Выдропужск Селифан отправился в компании с местным конюхом Семеном. У конюха тоже было там к кому-то какое-то дело, о котором он таинственно сперва умолчал. Правда, Селифан об этом деле конюха и не выспрашивал. И вообще, поначалу подумал, что сей мужичок с всклокоченной бороденкой, похожий больше на пономаря, чем на конюха, навязался к нему в компанию исключительно, чтобы шпионить за ним. Уж больно невразумителен был у него повод в Выдропужск этот ехать: бутыль с мутной жидкостью отвезти. Об этом Семен, оправдывая свое пономарское обличие, на первой же версте Селифану и рассказал. На что Селифан лишь усмехнулся про себя: «Что же ты мне на двенадцатой версте, мил-человек, порасскажешь?» Положительно, Семен ему все больше и больше не нравился. А тот, не замечая презрительного к нему со стороны Селифана отношения, лез, как говорится, в душу и уже по-свойски толкнул локтем в бок Селифана:
– А барин-то твой, как я погляжу, не промах! Барыню нашу в момент распластал.
– А мы, артиллеристы, все такие, – ответил зло Селифан. – Промаха не даем! – И в укорот его болтовни пригрозил ему кнутом.
Семен обиделся, но через минуту опять принялся за свое.
– Вот ты мне скажи, – с неприкрытой издевкой обратился он к Селифану. – Человек, я вижу, ты бывалый и к лошадям приставлен. А знаешь ли ты, что такое водка лошадиная?
Есть такой тип мужичков: из кожи вон вылезут, чтоб свою значительность показать. Уж ему и скулу набок свернут, и рожу кровью разукрасят, а он не унимается: лезет в фараоны египетские, – и все тут. И нечего с ним не поделаешь. Нет на него казни такой, даже той же самой, египетской, чтобы его, замухрышку, унять!
Вот такой мужичок и попался Селифану в попутчики, и он ответил ему равнодушно спокойно:
– Выпей с ведро – она и лошадиной… и царской тебе будет!
– Это как это – царской? – оторопел Семен. Сбил с него спесь Селифан царской водкой.