Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть

Всем нравится, но…

Впрочем, разгадать все подводные камни складывающихся брачных союзов и нескладывающихся весьма сложно.

Далее в письме цесаревича говорилось о его сестре великой княжне Ксении Александровне, всей душой принявшей Аликс:

«…Я получил очаровательный, добрый ответ на мое письмо бабушке, она вложила также письмо для Ксении. Она сейчас называет тебя наша дорогая Алики – мне нравится это наша, но это вызывает во мне ревность – она так долго была с тобой, сейчас моя очередь!

Сегодня мы опять маршировали взад-вперед перед лагерем. Я обедал с родителями и множеством генералов… была страшная жара. Я едва успел вернуться и сломя голову помчался в палатки, где проходила наша вечерняя служба. Все солдаты столпились вокруг. Было красиво, великолепный закат солнца, настоящий летний вечер…

Спасибо, мое Солнышко, за все добрые, любящие слова в твоем письме. Ты не представляешь, как ты меня обрадовала и как я тебе благодарен за это, но сейчас должен заканчивать.

Доброй ночи, Алики, мое ангельское сокровище. Нежный поцелуй от твоего глубоко любящего и преданного старого

    Ники».

И снова ответ невесты:

«Вольфсгартен, 20 августа 1894 года.

Сегодня четыре месяца со дня нашей помолвки, и мысли мои летят назад в Кобург – забуду ли я когда-нибудь переживания того дня и то, что он мне принес? Я не заслуживаю этого подарка, который Бог дал мне после пяти лет отчаяния, – пусть Он сделает меня достойной его. Мой милый мальчик, каким добрым и любящим ты был, я постоянно думаю о тебе. Было такой радостью получить сегодня два твоих драгоценных письма, а вчера не пришло ничего из-за выходного на почте. Спасибо за них и за письмо от Тории.

Пожалуйста, поблагодари ее за меня и скажи ей, как меня тронуло ее послание из твоего маленького домика. Я не сержусь, дорогой, наоборот, я рада, что она у тебя есть. Я знаю, что она твой лучший друг и что вы преданы друг другу. Теперь я должна сознаться, что, когда ты ездил в Сэндринч-Хэм, я чувствовала себя несчастной, зная, что вы будете проводить вместе много времени, и я так злилась на себя за свою ревность; ревность – это ужасно, и за то, что я так эгоистична и хочу, чтобы ты был только со мной. Я рада, что сейчас вы вместе, и хорошо, что я смогла преодолеть это дурное чувство. Я ее нежно люблю и ни за что на свете не захотела бы разрушить вашу дружбу, она ведь дольше тебя знает и больше видела, и знает тебя лучше, чем я. И я рада, что у тебя есть такой любящий, дорогой друг. Да благословит Бог вашу дружбу, и пусть она сохранится навсегда. А у меня это было сиюминутное, нелепое чувство. Какая глупость!»

В этом вся принцесса Аликс – будущая императрица Александра Федоровна, умевшая контролировать свои чувства и принимать правильные решения, достойные женщины. Мы еще увидим, как отнеслась она к роману цесаревича с Матильдой Кшесинской. Вера в любовь, вера в своего любимого всегда ставила ее на необыкновенную высоту.

И вот откровения. Аликс говорит о своих ногах:

«… сегодня светят звезды, надеюсь, погода улучшится. Она все время пытается. Ну, я должна идти в постель, мои бедные ноги так устали…»

Как видим, уже в ту пору, когда Аликс была невестой, проявлялись симптомы болезни, впоследствии часто усаживающие ее в инвалидную коляску или частенько заставлявшие пользоваться тростью. Она, не стыдясь, говорит об усталости ног, поскольку, видимо, и не скрывала от жениха, что не совсем здорова.

Позднее, в 1899 году, император писал своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Аликс себя чувствует, в общем, хорошо, но не может ходить, потому что сейчас же начинается боль; по залам она ездит в креслах».

То есть для его супруги необходимость коляски или трости уже не была необычной и не считалось, что, передвигаясь с помощью этих предметов, она себя чувствует плохо.

Дело в том, что с самых ранних лет Аликс мучили невралгия лицевого нерва и патология пояснично-крестцового нерва и люмбаго, то есть, если верить отрывочным данным о состоянии ее здоровья, у нее нередко происходили в поясничном отделе спазмы мышцы (прострелы), сопровождающиеся резкой болью.

В связи с антироссийским правилом, выдуманным царем – преобразователем Русской земли, Европию, наследникам престола, а стало быть государям, нередко доставались в жены принцессы, мягко говоря, не вполне здоровые, хотя на Руси, как известно, вполне довольно было женщин значительно более красивых, здоровых, выносливых – что называется, кровь с молоком.

Взять хотя бы трагическую историю первого брака цесаревича Павла Петровича, будущего императора Павла I.

Первой супругой цесаревича Павла стала принцесса Вильгельмина, при крещении получившая имя Натальи Алексеевны. Цесаревич искренне полюбил ее, но детей долго не было. И вот 10 апреля 1776 года роды начались неудачно. Несколько дней продолжались схватки, но родить великая княгиня никак не могла. Ребенок не выдержал и умер. Врачи объявили об этом, безусловно, огорчив и императрицу, и цесаревича. Врачи предположили, что мертвый ребенок инфицировал организм матери и надежд на то, что она выживет, очень мало. Так и случилось. 15 апреля Наталья Алексеевна ушла из жизни.

Но что же случилось? Ларчик открывался просто – цесаревичу Павлу подсунули невесту с серьезной патологией. Вскрытие показало, что Наталия Алексеевна не могла иметь детей из-за врожденных дефектов. Смерть ребенка наступила по причине искривления позвоночника матери, что и не позволило родить. В результате долгого ношения корсета после травмы, полученной в детстве, наступили некоторые необратимые изменения, причем наступили не случайно. Лечили принцессу грубо и жестко. Горб вправляли ударами кулака. Вправить-то вправили, но нанесли непоправимый вред позвоночнику и тазобедренному суставу.

Ну, а тут тоже патология, которую и не скрывали…

Насколько же сильно цесаревич Николай полюбил Аликс, если не обратил внимания на состояние ее здоровья? Может быть, конечно, всю остроту заболеваний скрыли. Иначе бы противодействие родителей было бы значительно сильнее и преодолеть его цесаревичу Николаю не удалось.

Но факт остается фактом. Цесаревич был счастлив, что состоялась помолвка и началась подготовка к бракосочетанию.

Ну а о взаимных чувствах Ники и Аликс лучше всего говорят письма…

Вот письмо цесаревича от 9 августа 1894 года. Цесаревич рассказывает об отце, который пока еще в таком состоянии, что может даже выходить в лес:

«…Днем мы все ходили за грибами. Папа берет корзинку, которую я специально для него купил в Кобурге, он считает ее очень удобной. Я не очень люблю это развлечение, но я уже целую вечность не собирал грибов! Как странно, всю жизнь я очень люблю есть грибы и совсем не люблю их собирать.

Поздно, спать хочется, так что спокойной ночи, бесценная моя девочка, моя Алики, мое Солнышко. Спи спокойно, пусть тебя хранят ангелы, моя любовь… твой любящий и глубоко преданный… Ники».

7 августа – нежное и ласковое письмо, начинающееся словами «Моя родная бесценная Алики».

Снова об отце:

«Дорогой Папа чувствует себя не очень хорошо. Он выглядит таким усталым и должен все время отдыхать. Сегодня он даже решил, что большие маневры следует отложить до следующего года, так как он чувствует себя слабым и думает, что не сможет поехать на маневры. Так что, возможно, мы отправимся на охоту раньше, для него это будет лучше всего – проводить полный день на свежем воздухе и не читать до полуночи всякие бумаги. Как только я узнаю дату нашего отъезда, я сообщу тебе… Мы будем рядом друг с другом – какая радость!

Большое спасибо за твое нежное письмо.

    Всегда любящий, преданный,
    глубоко верный
    Ники».

Ответ из Волфсгартена. Дата по европейскому календарю – 22 августа, что соответствует 10 августа в России:

«Мой родной.

Посылаю тебе нежнейшие благодарности за твое такое дорогое письмо, которое меня радует и в то же время печалит. Твой дорогой Отец, мне грустно было узнать, что он плохо себя чувствует и выглядит усталым, но хорошо, что он отложил большие маневры до следующего года. А отчего он себя так чувствует – это все еще последствия гриппа? Кажется, невозможным представить себе, что этот большой, сильный человек нездоров, и это так печально. Пусть он позаботится о себе. Передай ему от меня самый нежный привет, хорошо? Твоя бедная Мама, должно быть, так несчастлива – одна забота за другой. Я думаю обо всех вас.

…Мой любимый, спи спокойно и крепко, чтобы завтра на большом параде быть свежим, как хотелось бы быть на нем с тобой. Да благословит и да хранит тебя Бог, и пусть Его ангелы хранят тебя от всяческих бед и напастей…

    Твоя глубоко любящая,
    искренне преданная маленькая невеста
    Аликс».

Видимо, Аликс еще не знала причин плохого самочувствия императора Александра III. Да и сам он, судя по тому, что отложил маневры на год, не осознавал всей опасности своей болезни.

Судя по ответу цесаревича на это письмо, Аликс действительно не была в курсе болезни. 11 августа он писал:

«Как ты узнала о том, что мой Отец не совсем здоров? Я получил и от бабушки телеграмму с вопросом о его здоровье. Но, слава богу, беспокоиться нечего. Это просто переутомление от того, что все эти годы он работал до поздней ночи. Старый доктор из Москвы говорит, что он должен отдохнуть пару месяцев и на время сменить обстановку. Вот почему поездка в Польшу, где воздух сухой, будет для него очень полезна! Мы уезжаем туда сегодня на неделю, но, если что-нибудь изменится, я сразу же тебе дам телеграмму. Бедный Папа в очень подавленном настроении из-за того, что попал в руки докторов, что само по себе неприятная вещь, которую, увы, не всегда удается избежать. Для него это более чувствительно, чем для других, потому что за всю свою жизнь он болел только дважды – 22 года назад и этой зимой! Мы, как можем, стараемся его ободрить, и сейчас он доволен, что поедет туда… Плакучая Ива тоже туда едет. Грек Ники тоже! О! Солнышко мое, если бы ты только была здесь, я бы чувствовал себя совсем иначе, нежели сейчас. Но довольно об этом! Сейчас я должен бежать вниз и на лошади мчаться к другому дому. До свидания, да благословит тебя Бог, моя родная Алики.

    Нежный поцелуй
    от твоего любящего и преданного
    Ники».

26 августа Аликс снова напоминает о своих ногах:

«Мой родной бесценный Ники.

…Прошлой ночью я не могла написать, было довольно поздно, и мои бедные ноги просились в постель…»