Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть

И далее снова об императоре:

«Я так рада, что старый доктор не беспокоится о твоем Отце и что ему нужен только отдых. Но для такого сильного человека внезапно почувствовать себя слабым, должно быть, так тяжело. Передай ему, пожалуйста, мой самый нежный привет. И, пожалуйста, сообщи мне о его здоровье…»

Они были готовы к долгой разлуке и долгому ожиданию, но состояние здоровья императора Александра III внесло свои коррективы.

«Все падало и трещало, как в судный день…»

А между тем император Александр III угасал не по дням, а по часам на глазах у всей любящей семьи. Откуда взялась та страшная болезнь, которая свела его в могилу, ведь окружающие, глядя на пышущего здоровьем двухметрового богатыря, и представить себе не могли, что он может заболеть.

Многие биографы не без основания считают, что к болезни привели последствия железнодорожной катастрофы, случившейся с императорским поездом 17 октября 1888 года…

Осенью 1888 года императорская семья отдыхала в Крыму, в Ливадии. 17 октября она возвращалась в Петербург.

Был холодный осенний промозглый день. Зарядивший с самого раннего утра дождь временами переходил в снег. За вагонными окнами – унылый пейзаж. Дороги у железнодорожных переездов раскисли, на небольших пристанционных площадях лужи, грязь. Редких прохожих было можно заметить на поселковых и станционных улочках, проплывающих за окнами.

Поезд шел к Харькову. Оставалось уже не так далеко. В императорском поезде все по распорядку. В 13.00 – обед. В вагоне-столовой собрались император Александр Александрович, императрица Мария Федоровна, двадцатилетний цесаревич Николай, семнадцатилетний Георгий, тринадцатилетняя Ксения и десятилетний Михаил. Самая младшая дочь – шестилетняя Ольга – обедала с няней в детском вагоне, который был прицеплен сразу за вагоном-столовой.

Обедали не спеша, в дороге ведь торопиться некуда. Завтрак ли, обед ли, ужин ли – все помогает коротать время. В вагоне тепло, уютно. Вот дворецкий принес очередное блюдо – гурьевскую кашу.

Часы пробили два раза. Дорога на отрезке между станциями Тарановка и Борки пошла под уклон, за окном, слева по ходу движения, потянулась балка. Поезд мчался на высокой по тем временам скорости – 68 км/час – на высоте около пяти сажень, то есть более десяти метров. Состав тянули два мощных паровоза, для которых поезд из пятнадцати вагонов был вполне посильной ношей.

И вот на 277-й версте пути ровно в 14 часов 10 минут, именно в тот момент, когда поезд вышел на насыпь, пролегающую через глубокую балку, раздался страшный грохот, вагон содрогнулся, пол ушел из-под ног сидевших за столом членов царской семьи, и все они, прямо на ковре, что был под ними, рухнули на шпалы железнодорожного полотна, а вагонная крыша обрушилась сверху, грозя стереть всех в порошок. Спасло лишь то, что колесные пары полезли друг на друга, и крыша одним концом упала на них, образовав некоторую полость над головами людей. Правда, остановилась она буквально в считаных сантиметрах.

А вокруг все грохотало – это уцелевшие вагоны лезли на разрушенные, разворачиваясь перпендикулярно к ходу движения или слетая под откос.

Император Александр Александрович, мгновенно оценив смертельную для супруги и детей опасность, не растерялся. Он собрал все свои недюжинные силы, которые умножились значительно от сознания того, что произойдет через минуты, и поднял на плечи часть крыши, что позволило покинуть ловушку супруге и детям.

Лучше кого бы то ни было рассказала о тех минутах в письме к своему брату, греческому королю Георгу I, императрица Мария Федоровна:

«Невозможно представить, что это был за ужасающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами свою защитную руку…

Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидав, наконец, моего любимого Сашу (императора Александра III. – Н.Ш.) и всех детей целыми и невредимыми, появляющимися из руин друг за другом.

Крушение поезда у станции Борки

Действительно, это было как воскрешение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство отчаяния овладело мною, что это трудно передать.

…Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого мы все оказались на полу, и все вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Все падало и трещало, как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который потом рухнул вниз… В этот момент я инстинктивно закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки стекла и всего того, что сыпалось отовсюду.

…Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.

…Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда я поняла, что жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно!

…Потом вдруг я увидела мою милую маленькую Ксению, появившуюся из-под крыши немножко поодаль с моей стороны. Затем появился Георгий, который уже с крыши кричал мне: “Миша тоже здесь!” и, наконец, появился Саша, которого я заключила в свои объятья… За Сашей появился Ники, и кто-то крикнул мне, что Baby (Ольга) целая и невредимая, так что я от всей души и от всего сердца могла поблагодарить Нашего Господа за его щедрую милость и милосердие, за то, что Он сохранил мне всех живыми, не потеряв с их голов ни единого волоса!

Подумай только, одна лишь бедная маленькая Ольга была выброшена из своего вагона, и она упала вниз с высокой насыпи…

Но какую скорбь и ужас испытали мы, увидев множество убитых и раненых, наших дорогих и преданных нам людей.

Душераздирающе было слышать крики и стоны и не быть в состоянии помочь им или просто укрыть их от холода, так как у нас самих ничего не осталось!

Все они были очень трогательны, особенно когда, несмотря на свои страдания, они, прежде всего, спрашивали: “Спасен ли Государь?” – и потом, крестясь, говорили: “Слава Богу, тогда все в порядке!” Я никогда не видела ничего более трогательного. Эта любовь и всепоглощающая вера в Бога действительно поражала и являлась примером для всех.

Мой дорогой пожилой казак, который был около меня в течение 22 лет, был раздавлен и совершенно неузнаваем, так как у него не было половины головы. Также погибли и Сашины юные егеря, которых ты, наверное, помнишь, как и все те бедняги, кто находился в вагоне, который ехал перед вагоном-рестораном. Этот вагон был полностью разбит в щепки, и остался только маленький кусочек стены!

Это было ужасное зрелище! Подумай только, видеть перед собой разбитые вагоны и посреди них – самый ужасный – наш, и осознавать, что мы остались живы! Это совершенно непостижимо! Это чудо, которое сотворил Наш Господь!

Чувство вновь обретенной жизни, дорогой Вилли, непередаваемо, и особенно после этих страшных мгновений, когда я с замиранием сердца звала своего мужа и пятерых детей. Нет, это было ужасно. Можно было сойти с ума от горя и отчаяния, но Господь Бог дал мне силы и спокойствие перенести это и своим милосердием вернул мне их всех, за что я никогда не смогу отблагодарить Его должным образом.

Но как мы выглядели – это было ужасно! Когда мы выбрались из этого ада, все мы были с окровавленными лицами и руками, частично это была кровь от ран из-за осколков стекла, но в основном это была кровь тех бедных людей, которая попала на нас, так что в первую минуту мы думали, что мы все были тоже серьезно ранены. Мы были также в земле и пыли и так сильно, что отмыться окончательно смогли только через несколько дней, настолько прочно она прилипла к нам…»

А далее императрица рассказала о том, каких неимоверных усилий стоило императору спасение семьи и ближайших людей, которые участвовали в обеде:

«Саша сильно защемил ногу, да так, что ее удалось вытащить не сразу, а только через некоторое время. Потом он несколько дней хромал, и нога его была совершенно черная от бедра до колена».

В то время, когда императрица писала письмо, еще не было известно о тех серьезных последствиях, которые сопутствовали случившемуся.

Пострадала и сама императрица:

«Я тоже довольно сильно защемила левую руку, так что несколько дней не могла до нее дотронуться. Она тоже была совершенно черная… а из раны на правой руке шла сильно кровь. Кроме того, мы все были в синяках»…

В высшей степени мужественно вел себя в те страшные минуты и цесаревич Николай. Он, прежде чем выбраться из западни, образованной нависшей крышей, которую все еще придерживал отец, помог сестре Ксении и братьям Георгию и Михаилу.

В те минуты еще никто не знал о судьбе самой младшей – Ольги. Вагон, в котором находилась она, был тоже разорван на части. В момент катастрофы ее укрыла собой от летевших предметов, от осколков няня. А затем ее, словно взрывной волной, выбросило в окно. Я пишу «словно», потому что по принятой в ту пору версии взрыва не было – комиссия его не установила. Но что еще могло выбросить вот этак в окно? Только взрывная волна. Тому история дает немало примеров.

А Ольга, скатившись вниз по откосу, мгновенно встала на ноги и бросилась бежать без оглядки.

Заметив ее, один из слуг бросился следом, догнал, подхватил на руки и понес обратно, туда, где уже собралась императорская семья. Ольга вырывалась, царапалась, кусалась, не узнавая слугу и не понимая, зачем ее возвращают в ад. Слуга передал ее отцу, вся семья оказалась в сборе. Ольгу отнесли в уцелевший вагон, где уже была вся израненная ее няня».

Сначала показалось, что, несмотря на ужас происшедшего, все отделались легким испугом. Но, конечно, катастрофа не могла не нанести жестокую травму каждому ее участнику.

Императрица, увидев, что все дети целы, бросилась помогать лейб-медику.

Великая княжна Ольга Александровна писала:

«Мама вела себя как героиня, помогая доктору, как настоящая сестра милосердия».

Императрица велела немедленно развести костры, ведь было очень холодно, а пострадавшие остались без верхней одежды, погибшей в катастрофе. Она распорядилась, чтобы принесли ее личные вещи, которые оказались в одном из уцелевших вагонов. Ее одежда пошла на перевязочный материал, ведь беда произошла на перегоне. Наверное, даже в ближайшем населенном пункте не нашлось бы столько перевязочного материала и медикаментов. Гонцы были направлены в Харьков, но требовалось время на то, чтобы добраться до города и организовать присылку помощи.

Из Харькова был прислан поезд, но ждать его пришлось очень долго. Поезд прислали в первую очередь за императорской семьей. Но император с супругой заставили прежде разместить в нем раненых, а уже потом и сами заняли места.

Словом, экзамен на прочность держала вся императорская семья.

Император Александр III так отозвался о случившемся в письме к своему дяде великому князю Сергею Александровичу, находившемуся в тот момент в путешествии по Святым местам Ближнего Востока:

«Через что Господу угодно было нас провести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную тяжесть, и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех дорогих сердцу, всего моего семейства от мала до велика! Что мы перечувствовали, что мы испытали и как возблагодарили Господа, ты можешь себе представить! Этот день не изгладится никогда из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чуден, потому что Христос желал доказать всей России, что Он творит еще чудеса и спасает от явной гибели верующих в Него и в Его великую милость».

Но каковы же причины катастрофы? Можно ли принять за правду то, что установило следствие? Точнее, не то, что установило! Вероятно, кто-то из следователей и докопался до истины, которая оказалась под запретом. К примеру, О.Ю. Витте сделал такой вывод: «Весь поезд упал под насыпь, и несколько человек было искалечено».