Куда уходит детство

Сопя от досады и неловкости перед соседом, Ванька отыскивает ещё более здоровенную палку, чем прежде, но тут Вася не выдерживает напряжения поединка и капитулирует, бросая свою «саблю» в лужу.

– Мои родители в Чебоксарах работают, начальниками! – возобновляет словесный поединок Ванька, терзая калитку взад-вперёд. – Осенью к ним обратно уеду, в школу там пойду, – но Васе явно не интересна эта информация, и тогда Ванька выпаливает свой главный козырь:

– Мой папа танкистом на войне был, он сержант. Медаль «За Отвагу» имеет. Ясно тебе, учёный-печёный?

– Подумаешь, – горделиво усмехнулся Вася, – мой папа полковник, и орденов с медалями у него целый иконостас!

Ванька озадаченно замер было, но снова засиял:

– А мой дед революционер, он с Колчаком сражался и кулаков раскулачивал. Они его за это с колокольни сбросили, поэтому у деда спина болит. Понятно тебе?

Оба замолчали, исчерпав весомые аргументы для продолжения поединка, и поглядывая по сторонам. Что бы ещё такое придумать.

– А ты знаешь, сколько на ракете до Марса лететь, или до Луны? – настырничал Вася, не желая сдаваться, и торжествующе смотрел на растерявшегося Ваньку: – Год до Марса, и месяц до Луны! Понял?

– Да пошёл ты, – спасовал, на сей раз, Ванька, и побежал домой. – Тоже мне учёный нашёлся, гастроном…

Ванька, нахохлившись, сидел на диване в передней и скучал.

– Воображала, – адресуя это определение взглядом в потолок, он прислушался: в сенях стучал молотком дед, недовольно хрюкал поросёнок, и Ванька от нечего делать включил радио:

«В горком партии поступило ещё сто заявлений от рабочих с просьбой послать их на работу в колхозы республики…» – вещал репродуктор, заинтересовав бабушку, выглянувшую из кухни.

«Повысился жизненный уровень трудящихся. Товарооборот за последние пять лет увеличился вдвое…» – голос диктора зазвенел от гордости, а бабушка заторопилась к иконам, чиркая спичками:

– Запамятовала, прости хосподи, – колеблющийся огонёк лампадки осветил сумрачные лики святых в красном углу.

«Отвечая на призыв партии, многие наши земляки выехали на освоение целинных и залежных земель Казахстана и Сибири. Их доблестный труд помог стране…» — ахнув дверью так, что зазвенела посуда на полках, вошёл радостный, возбуждённый дед.

– Мать, Борьку в сарай пора переводить, работать мешает. А у меня заказ срочный, рамы оконные, двери. Проживём, едрёна корень.

«Вьётся дорога длинная, здравствуй, земля целинная, здравствуй, простор широкий, весну и молодость встречай свою!..» – оглушительно громко запел репродуктор, регулируемый чуткой Ванькиной рукой.

– А ну выключи немедля! – взбеленилась бабушка, – не видишь, лампада горит? Праздник божий, а он радиво слушать уселся.

– Вот уеду от вас на целину, будете знать, – обиженно прогундосил Ванька в наступившей тишине и, сделав рожу, показал иконам язык в отместку, словно живым.

– И так день-деньской по хозяйству мотаешься, – жаловалась бабушка деду, – а тут ещё это радиво: наговорят с три короба, а придёшь в магазин, хоть шаром покати, одна водка.

– В ней самые витамины и есть, – хохотнул дед, покуривая у печи.

– Кому што, – вздохнула укоризненно бабушка, – к пасхе готовиться надо. Она выглянула в окно и прислушалась:

– Лёд-то никак опять встал.

– Завтра тронется, – уверил её дед, прокашливаясь, – спиной чую, разболелась, проклятая.

– Раньше, бывало, рано на пасху вставали, – бабушке приятно вспоминать прошлое. – Христосоваться по домам бегали, дружно жили, а теперь? Вон соседи-то новые, уж больно горды, даже не здоровкаются. Идут себе и мимо глядят, не замечают будто.

– Гусь свинье не товарищ.

– Дед, расскажи про разинские пещеры, – Ванька уже рядом с дедом, – или про войну, ну расскажи. Не молчи.

– Ты ж на целину собрался, – усмехается дед, – аль раздумал? Помнишь, мать, как бомбили нас, когда десант у военного завода сбросили? Намяли им тогда бока наши НКВДэшники…

– Завтра на базар с утра, полы помыть надо, стряпаться, работы у тебя полно. Дел невпроворот, а он как маненький, – сокрушалась о своём бабушка.

– Бабаня, не мешай нам. Рассказывай, дедуля!

– Сбросили парашютистов у реки, в поле, враз около пещер тех разинских, а оттуда до завода рукой подать… – Ванька с восторгом слушал деда, который, сам того не замечая, увлёкся воспоминаниями.

Мальчишки торопливо сбегают по крутому узкому переулку к реке и едва успевают проскочить через узкоколейку: оглашая подгорье звонким тенорком, тащит гружёный лесом состав крикливый паровоз-кукушка.

Погромыхивают на стыках рельс платформы, дзенькают стёкла в окнах домов, испуганно и злобно надрываются в подворотнях собаки.

Но вот состав исчезает за поворотом, и в наступившей тишине слышен глухой шум; по разбухшей реке сплошной лавиной идёт лед. Мелкие льдины, шурша и сталкиваясь, суетятся у самого берега, большие проплывают мимо, оставляя за собой радующие глаз водные прогалины…

– Смотри, умора! – Вася восторженно хохочет, глядя на мечущуюся на льдине собаку. Увидев мальчишек, пёс хрипло залаял, прося помощи.

– Дурак, это же наш Дружок, спасать надо! – Ванька подбегает к самой воде и хватается за мокрую тесину, прибившуюся к берегу:

– Помогай, давай, мостик сделаем, – кричит он, и мальчишки с трудом подтаскивают тесину к воде, пытаясь перекинуть её на льдину. Тяжёлая длинная доска вырывается из рук, и Ванька проваливается по колена в ледяную купель.

– Утонешь! – испугался Вася, но Ванька упрямо борется с доской и, наконец, она нехотя утыкается в медленно плывущую льдину.

– Подымай! – орёт он на приятеля, и вдвоём мальчишки с усилием закидывают конец доски на льдину.

– Дружок, беги сюда, к нам! – кричат они в один голос, и собака в мгновение ока оказывается на берегу, громким лаем выражая благодарность.

Хлюпая промокшими сапогами, мальчишки понеслись домой…

Ванька с трудом стащил разбухшие сапоги и, оставляя на полу мокрые следы, протопал в переднюю. Он был доволен собой, всё ему нипочем. Что бы сделать такое особенное? Он посмотрел на следы, и его осенило:

Бросившись на кухню, схватил ведро с водой и, не найдя тряпки, стащил с гвоздя старую бабушкину шаль. Окунув её в ведро, слегка отжал и принялся мыть пол в передней, радостно улыбаясь:

– Вот ужо бабаня удивится, скажет, умница ты моя разумница, внук, – бормотал он и яростно возил шалью по полу…

Уткнувшись носом в свисающую со стола скатерть, замер:

– А что, если? – в его голове родилась новая блестящая мысль… Пыхтя от усердия, Ванька старательно вырезал ножницами уголки по краям скатерти, смутно припоминая, что нечто подобное он уже делал когда-то в столице у родителей: как красиво! Хлопнула сенная дверь, Ванька вскочил и, бросив ножницы, снова схватился за ведро…

Вошедшая бабушка ахнула, глядя на лужи: – Это што такое? Хосподи, моя шаль! – кошёлка с продуктами выпала из её рук и бабушка, торопливо отжав с шали воду, развернула её, не веря своим глазам:

– Поганец ты этакий, что натворил?!

– Она же старая, – Ванька обиженно глядел на бабушку. Неужели она не понимает, как он старался? Кинув взгляд на скатерть, облегчённо вздохнул: уж эту его работу она оценит по достоинству. И она оценила:

– Скатерть изрезал, – трагический шёпот перешёл в гневный крик: – Да я тебя!.. – нервы у бабушки не выдержали и, схватив скалку, она ринулась на внука, охаживая, по чему попало, не разбирая.