– Какой-какой? – удивились друзья незнакомому названию.
– Это манная каша с изюмом, – снисходительно пояснил Васька невеждам. – Просто объеденье. Можете мне верить.
– Домой хочу! – громко заныл Панька, наслушавшийся вкусных историй. Ванька заботливо уложил мины на песок и бросился к лодке; нашарив на дне позабытую всеми банку, стал лихорадочно вычерпывать воду.
Мальчишки выгребали, кто чем мог; руками, кепками, и вода медленно, но верно пошла на убыль…
– У меня дед болеет, мне ночевать здесь нельзя, – бодрился Ванька.
– Щели заткнём, и полный вперёд! – Симак тоже не унывал…
Вскоре лодка была уже на ходу, свежий ветер надувал парус, вселяя в сердца путешественников надежду на скорое возвращение домой…
А вот и подгорье. Всё ближе и ближе.
Ванька с удивлением увидел раскрытые настежь сени и, сунув завёрнутые в фуфайку мины под верстак, захлопнул сенную дверь и вошёл в дом. В квартире толпились соседи; он заметил стоящие у печки чемоданы, тут на него оглянулась Панькина мать и поманила в переднюю.
– Посмотри, иди, кто приехал? – чересчур ласково, что было ей совсем несвойственно, улыбалась Панькина мать.
Ванька заглянул в переднюю и увидел бабушку с мамой, соседей. При соседях он сдержанно подошёл к матери, и они обнялись. Бабушка всхлипнула, и Ванька тревожно огляделся в поисках деда.
– А дед где, бабушка?
– В больницу его отвезли, полечат немного, и он вернётся, – как маленькому, растолковала Ваньке мама, и он встревожился ещё больше.
– Ну ладно, мы пошли, всё будет хорошо. Иван Яковлевич мужик старой закалки, выдержит, – успокоили хозяев соседи и удалились.
Мама с бабушкой занялись распаковкой вещей, и Ванька получил от матери новый настоящий портфель. Он с удовлетворением обследовал его и отложил в сторону. Без деда в квартире было неуютно и пустынно, тихо.
– Мама, ты насовсем приехала, а где папа?
– Пока в гости, сынок, но скоро приедем насовсем. Я насчёт работы разузнаю, и заживём мы все вместе! – обрадовала она сына.
– Слава те хосподи, скорей бы, – посетовала бабушка. – А то старые мы стали, никак за этим пострелом не углядишь. И дед вот захворал.
Она поставила перед внуком миску, и проголодавшийся вконец Ванька с жадностью набросился на еду…
Новый портфель был лёгкий, красивый, с удобной ручкой, и Ванька горделиво поглядывал на прохожих, выставляя его напоказ.
Они с матерью прошли было мимо столярки, но Ванька остановился.
– Мама, пойдём, я тебе покажу, где дед наш работает. Мы с бабушкой часто сюда за стружками приходим. Наберём по мешку, и домой тащим, зимой всё для печки сгодится…
Под грохот станков они вошли в столярку, и Ванька подбежал к знакомому верстаку, за которым всегда работал его дед. На него оглянулся тот самый весёлый парень-балагур.
– Привет, Ванюха. Как там дедушка поживает? Хотим навестить его, да всё никак, работы полно, – сообщил он, продолжая строгать доски.
– Мы с мамой после школы в больнице были, а нас к деду не пустили, – отвечал Ванька, оглядываясь на мать. Та подошла поближе.
– Здрасьте вам, что с Иван Яковличем? – встревожился парень, бросая фуганок. Подошли другие рабочие. Дед пользовался уважением.
– Пока без сознания. Врачи говорят, организм здоровый, надо подождать, – сдержала слёзы мама. Взяв сына за руку, она пошла к выходу, оставив позади столпившихся рабочих…
Ванька молча шагал по улице рядом с матерью, вот они вышли на площадь и, глядя на показавшуюся вдали церковь-музей, он сказал ей:
– Мы с дедом в музей хотели сходить, а он был заперт, – Ваньке стало нестерпимо жаль своего любимого деда, и он отвернулся, скрывая от матери слёзы, посыпавшиеся из глаз.
– Пойдём сейчас сходим? – она глянула на часы.
– Потом как-нибудь, – Ваньке кажется кощунством идти в музей без деда, во всяком случае, сейчас: – да и бабушка ждёт, на вокзал пора.
Мать с удивлением посмотрела на рассудительного сына и только теперь разглядела, как он вырос и повзрослел за минувший год…
Паровоз выпустил пары, и взволнованные пассажиры полезли в вагоны.
– Не привелось с папой поговорить, – всплакнула напоследок мама, обнимая плачущую бабушку, – не расстраивайся, мы скоро приедем. Совсем.
– Управлюсь с божьей помощью, – вздохнула бабушка, утирая слёзы.
– Ну, Ванечка, будь умницей, слушайся бабушку, – мама поцеловала Ваньку на прощанье и заторопилась в вагон…
Огромные красные колеса дёрнулись, закрутились, и поезд поехал: мимо них медленно поплыли вагоны с пассажирами, вызывая лёгкое кружение головы у Ваньки.
Ванька с бабушкой смотрели на мать, высунувшуюся из окна, и махали ей руками, пока поезд не исчез вдали за мостом через Суру.
Тогда они пошли домой, только не через город, как сюда с мамой, а вдоль полотна железной дороги, так было ближе.
По левую руку раскинулось в низине алатырское подгорье, река Алатырь вилась среди полей и перелесков, с правой стороны расположились улицы города, петляя вверх по горе деревянными домами среди садов и огородов, красуясь маковками церквей и радуя глаз своей неброской, милой сердцу красотой.
– Я тебя не брошу, бабаня, помогать буду, – успокаивал внук, – и дед наш поправится, ты не плачь зря.
– Помощник ты мой, – скорбно улыбалась бабушка, поспешая за ним…
Ванька втащил в кухню ведро с картошкой и, спустившись в тесный даже для него подпол, высыпал её в короб из досок. Опасливо оглядев тёмные закоулки, с облегчением выскочил наверх.
В чулане бабушка снова набрала ведро, откидывая в сторону гнильё:
– Ещё малость, – подбодрила она внука, – в подполе не сгниёт.
Ванька с завистью оглядел заготовленные на зиму ряды банок с вареньем и снова потащил ведро в подпол, громко кашляя для храбрости.
Остановившись передохнуть, заглянул в переднюю: с портрета на него внимательно смотрел бравый усатый дед. Его любимая скамеечка сиротливо стояла возле печки, и Ванька присел на неё, открыл отдушину, заглянул в дымоход, закрыл и, тоскливо вздохнув, вышел в сени.
На верстаке среди инструментов он увидел свою ловушку-домик, сработанную дедом, и погладил её. Рядом с фуганком расставил рубанки, разложил стамески, долота…
– Утомился, поди? – выглянула из чулана бабушка, и в это время у входа в сени столпились друзья-приятели:
– Ванька, выходи! Пошли гулять…