Куда уходит детство

Вот он уже сидит за столом, пьёт какао, ест кашу. Пора в школу.

Бабушка хлопочет возле, помогает внуку одеться потеплее. Мать суёт ему в руки портфель, мешок со сменной обувью и, наконец, Ванька на улице, где холодно и ещё совсем темно. Поспать бы ещё, а тут в школу надо переться.

Он бредёт вверх по переулку, спотыкаясь, тут его настигает друг Васька, и они уже веселее поднимаются в гору, выходят на улицу.

На углу Кировской они расстаются. Васька теперь учится в другой школе.

Посмотрев ему вслед, Ванька торопится дальше, вот он сворачивает за угол и, запыхавшись, подходит к своей школе. Вместе с другими опаздывающими.

Школа приветливо светится окнами, хлопает тугой входной дверью, и тут уже не зевай, иначе собьёт с ног…

У порога учеников поджидает строгая тётя Дуся, уборщица.

– Про ноги не забывай, вон веник, обметайте валенки. Наследят, убирай тут за ними целый день, – басит хмурая с утра уборщица, и Ванька аккуратно обметает валенки, спешит в раздевалку.

Пристроив своё пальтишко с шапкой на забитой одеждой вешалке, он развязал мешок со сменной обувью, переобулся, поставил валенки в угол и побежал в свой класс, где уже начался урок.

Сопровождаемый строгим взглядом учительницы, Ванька пробирался к своей парте, как вдруг Симак нарочно выставил ногу и, споткнувшись, Ванька брякнулся на своё место рядом с Таней Журавлёвой, задев ненароком сидевшего на третьей парте Вовку Косырева.

В результате у Вовки в тетради появилась жирная клякса, и он сердито погрозил Ваньке кулаком: – Погоди, пенёк рыжий, на перемене получишь у меня по сусалу, – прошипел он негодуя.

– Симаков, Косырев, делаю вам замечание. Продолжим. Маресьев, начинайте писать вместе со всеми, с красной строки, – строго обвела взглядом из-под очков своих нерадивых учеников учительница. – Пишите…

– Марь Михайловна, у меня из-за Ваньки клякса, – не выдержал Вова.

– Это мне Симак ножку подставил. У, рожа поганая, – погрозил Ванька Симаку и тот состроил испуганную рожу в ответ. Класс оживился.

– Тихо, дети. Сосредоточьтесь и пишите дальше:

«Зимние пичужки с ярким, как морозные зори, оперением, снегири и синицы, садились на рябину, медленно, с выбором клевали крупные ягоды…»

В классе было тихо, только старательно скрипели перья учеников, диктант близился к завершению. Учительница ходила меж рядов, следя за тем, как они пишут, поглядывая в их тетради.

У окна, возле большой чёрной классной доски стояли напольные счёты, а на самой доске была написана чётким почерком, мелом, тема диктанта:

«Наедине с природой. Борис Пастернак».

Зазвенел звонок, возвещая о конце урока и начале перемены.

Перемена всегда желанна и скоротечна. В уборной Симак курил папиросу, вызывая завистливые взгляды товарищей, и смачно сплевывая на сторону.

Ванька проигнорировал вызывающе растопырившегося приятеля и, сделав своё малое дело, вышел в коридор.

Как вихрь, на него налетел Вовка Косырев, и мальчишки сцепились в смертельной схватке. Изо всех сил они старались повалить друг друга на пол, пыхтя от напряжения и злости.

Галя Петрова, отличница и классная ябеда, подбежала к учительнице:

– Мария Михайловна, там Маресьев с Косыревым дерутся, – доложила она.

Выбежав из класса, все увидели драчунов с красными ушами; закончив выяснение отношений, они приводили в порядок свою форму.

– Маресьев, Косырев, а ну марш, быстро в класс, – скомандовала учительница, и тут зазвенел звонок. Драчуны вместе со всеми заняли свои места.

Класс притих, глядя, как учительница пишет в журнале.

– Двойки им ставит за поведение, – прошептала громко Галя Петрова и показала драчунам язык в назидание за их выходку.

Таня Журавлёва осуждающе отодвинулась от Ваньки и даже отвернулась, показывая всем своим видом – конец их дружбе.

– Симаков, завтра придёшь с родными, а Маресьеву и Косыреву ставлю четвёрку за поведение, – вынесла свой вердикт справедливого наказания учительница, и класс замер: весь внимание.

– За что с родными, Марь Михайловна, – заканючил, было, Симак, притворно всхлипывая, но учительница продолжила, не глядя на него:

– Так, будем решать задачи. Приготовили тетради по арифметике, – она встала и, подойдя к доске, быстро мелом вывела условие задачи.

Ученики старательно заскрипели перьями.

Новый урок начался…

На углу Кировской Ванька подождал Ваську, бежавшего из своей школы, и друзья пошли домой вместе, делясь новостями:

– Я в библиотеке был, книжек вот набрал, приходи, как уроки выучишь, почитаем, – мечтательно сказал отличник Вася.

– Мать не пустит, я четвёрку по поведению схлопотал, – уныло отвечал менее удачливый ученик Ваня.

– А ты дневник спрячь пока, не показывай, – помолчав, посоветовал мудрый, как всегда, Вася и Ваня согласно закивал головой, обрадовавшись.

Войдя во двор дома, они разбежались по своим квартирам, не обратив никакого внимания на Паньку, стоявшего во дворе тоже с портфелем в руках. Не до него им было теперь: пора учить уроки.

Обидевшись на друзей, Панька сердито пометал снежки в калитку и побрёл домой. Ему не хотелось заниматься уроками, но никуда не денешься, надо…

И снова утро. Ванька слышит сквозь дрёму, уже проснувшись, как по радио отзвучал гимн Советского Союза, затем началась утренняя зарядка, которую вёл, как всегда, ведущий Николай Гордеев.

Под бодрые звуки фортепиано он вскочил с кровати и стал собираться в школу, засовывая в портфель тетради и учебники со стола.

– Умница-разумница, сам сегодня встал, в школу уже собирается, – с гордостью за внука доложила бабушка матери, но та сохраняла суровое выражение лица, отчего бабушка с внуком притихли.

– Вот когда поведение своё исправит, учиться станет на отлично, как его друг Вася, вот тогда и будет он, умница-разумница, – передразнила она бабушку.

Дед принёс охапку обледеневших поленьев и свалил у печки.

– Холодновато с утра, – сообщил он, и в подтверждение его слов репродуктор захрипел, затрещал, и заговорило местное радио:

«Внимание. В связи с усилением морозов, занятия в школах с первого по четвёртый классы сегодня отменяются». – Ванька не выдержал и радостно запрыгал, хлопая в ладоши и не обращая внимания на мать, но не тут-то было:

– Раз занятия в школе отменяются, устроим дома уроки чистописания, а то пишешь, как курица лапой, – ледяным тоном, не терпящим возражения, прояснила мама дальнейший план действий сына, и Ванькин восторг угас.

Он побрёл на кухню под сочувственные взгляды деда с бабушкой, не смевших спорить со строгой дочерью.