По телевизору шла ночная программа телеканала «Евро-спорт»: вот закончилась передача «Бойцовский клуб», на экране появился очередной герой – молодой, стройный красавец-атлет с могучими, перекатывающимися под атласной кожей мышцами.
Он легко и элегантно выполнял упражнения с гирями: то кружил черную двухпудовую гирю над головой, мерными взмахами вздымая ее вверх-вниз, то перебрасывал с руки на руку, ловко вращая за дужку.
Закончив, он улыбнулся и уступил место девушке-атлетке с не менее впечатляющей фигурой. Грациозно изогнувшись в одной из показательных поз культуристки, вызывающих головокружение у мужчин, спортсменка мелодичным голосом провещала:
– «Занятия с отягощениями, с которыми вы только что познакомились, помогут вам обрести спортивную фигуру, и полную уверенность в себе…»
Сквозь грязные, пыльные стекла узкого окна виднелся темный двор с черными, слабо отражающими серый тусклый свет осеннего утра окнами, утопающими в кирпичном массиве старого приземистого здания напротив. Из медленно плывущей, ватной массы серых облаков, почти задевающих своими обрывками ржавую мокрую крышу, лениво падали хлопья снега, накопляясь на выступах, падая на грязный мокрый асфальт.
На большом диване у стены небольшой комнаты мирно посапывал мужчина под ватным одеялом, сбившемся на пол и обнажившим полную, небольшую фигуру спящего. На залысинах безмятежного лба мелким бисером застыли капельки пота. Стрелки будильника на журнальном столике показывали без пяти минут семь.
Мужчина вздрогнул и открыл блеклые, мутные со сна глаза. Кинул взгляд на будильник, продолжая неподвижно лежать.
«Сегодня я проснулся раньше будильника, это хорошо», – подумал он. – «Все. С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. Буду заниматься спортом, надо купить гири, как у того, по телевизору», – он коротко вздохнул и, пересилив слабость в теле, медленно поднялся, кряхтя и почесываясь, проплелся к столику и нажал кнопку будильника.
Затем, вообразив себя стройным атлетом, он втянул живот, расправил плечи и сделал несколько рывков руками. Далее он намерился делать наклоны вперед, но так как для его жирного брюшка это оказалось не очень приятно, то он моментально отрешился от своих замыслов, разумно заключив:
– Ничего, Москва не сразу строилась, на сегодня достаточно и этого. А сейчас – водные процедуры.
Бодрым шагом он направился в ванную комнату. «Надо облиться холодной водой», – вздрогнув всем телом, подумал он, подходя к умывальнику. Но вода из крана побежала такая холодная, что он вздрогнул еще сильнее, замочив палец, и нервным движением открыл кран с горячей водой. Захрипев и забулькав, кран выпустил ржавую мутную струю и заглох, утробно урча недрами труб.
Тогда он, обмочив концы пальцев одной руки под узкой струйкой воды, потер ими глаза, лоб и часть лица. Потом сполоснул под той же струйкой свои пухленькие ладоши и вытерся полотенцем. «Сразу обливаться ледяной водой нельзя», – мыслил он, – «вредно! Нужно постепенно привыкать к холоду, начав с теплой воды. А ее, как назло, нет. Ничего, начну завтра», – и он, продолжая делать такие замечательные выводы, вышел из ванной.
Из кухни уже разносилось по коридору шипение кипящего масла и звучное журчание воды, которую набирали в чайник. Заслышав знакомые шаги, в кухонном проеме возникла сухонькая старушка:
– Ты чегой-то в такую рань поднялся, полуношник? – спросила старушка, вытирая руки о цветастый передник поверх старого темного платья.
– Теперь, тетка Матрена, я всегда стану так рано подыматься, решено бесповоротно, – гордо заявил мужчина, прокашливаясь.
– А ну тебя, – махнула рукой Матрена, – который раз уж… Садись, вон, исть, спортсмен.
Мужчина, сделав недовольное лицо, взошел на кухню. «Надо свой «первый» день новой жизни сделать разгрузочным», – подумал он нерешительно. – «Все советуют так делать. Иначе…». Он взглянул на сковородку, на которой красочно желтели сочные поджаренные яйца с румяной колбасой, и зажмурился, жадно втягивая круглыми большими ноздрями маленького носа вкуснейший запах, который несся, вторгался через его ноздри в самую душу, вызывая обильное слюноотделение. «Разве устоишь против такого», – и, махнув рукой, он решительно и основательно уселся за стол, стал с аппетитом, за обе щеки уничтожать калорийный завтрак. Будь что будет.
– Запри дверь, когда будешь уходить, – произнесла Матрена, – а я пойду сосну еще с часик, – и она ушла в свою комнату досыпать.
– Ладно, не беспокойся. Все будет в порядке, – уверил ее племянник, допивая огромную пузатую кружку чая и тут же наполняя ее вторично до краев. «Надо спешить, на работу опоздаю», – думал он, намазывая добрую часть батона толстым слоем масла.
Спешил он на работу, как подлинный спортсмен: суетливо и бестолково одевался, искал носки под диваном, затем ушел бриться и, усердно надувая щеки, соскабливал с них щетину. Кропотливо причесывался, перемещая прядки волос с одной залысины на другую и, придирчиво всматриваясь, разглядывал свою маленькую распухшую фигурку в зеркале.
Высокоподнятые у переносицы края бровей и морщины над ними пытались было хмуриться, но тотчас расправлялись и приобретали начальный ангельский вид. А маленькие прозрачные, как у молодого поросенка, глаза продолжали разглядывать обвисшие члены своего ватного тельца, облаченного в мешковатый засаленный костюм. Не раз еще он поворачивался перед зеркалом, скрипя половицами, и пыжился, раздувая свою грудь, представляя себя стройным спортсменом, атлетом.
«Господи, и когда же он угомонится», – донеслось из теткиной комнаты. – «На работу опоздаешь, Павлуша! Хватит красоваться, а то сглазишь себя», – хихикнула за дверью старушка и забормотала: «Ох, господи, прости мою душу грешную, за прегрешения, охо-хо».
Он настороженно и чутко прислушался к речам тетки и досадливо хмыкнул: «Не даст собраться на работу как следует», – раздраженно подумал он и обмяк, забыв о роли спортсмена. «Вчера планировал утреннюю прогулку, да разве успеешь тут», – он громко кашлянул и подхватил за дужку пузатый морщинистый портфель пенсионного возраста.
«Все, сегодня утренняя прогулка отпадает окончательно», – он заглянул в комнату, всмотрелся в будильник. – Ого! Так я могу опоздать на работу, – вскрикнул он. – «Попробуй опоздай хоть на минуту, раскричатся, склонять начнут, такой-сякой мол, задержался, прогульщик, а работать дядя за него должен», – и он, взволновавшись, устремился к двери.
В автобусе, притиснутый к окну, он всматривался в дорожные обочины, на которых был разбросан уборочными машинами первый снег вместе с серо-коричневой дорожной грязью, и все время внутренне возмущался: «Надо же, такой беспорядок на улице, грязища, мусор. Когда же они порядок наведут, уберутся?»
Он критическим взором глядел на обочины, понимающе ухмыляясь, но ни разу взгляд его не поднялся выше и дальше, где всего лишь метрах в десяти от дороги простирался на чистом снегу густой великолепный парк, вся необозримая ширь пространства которого, озаренная радостным утренним светом, дышала свежестью и бодростью, вызываемой белизной первого снега.
Этого он не замечал. Он стоял, топчась в жидкой хляби, всматривался в такую же хлябь и периодически хрипел, выдыхая воздух под давлением толпящихся вокруг него громоздких людей.
Вот он и на работе. Стараясь идти по коридору крепким шагом, он сделал суровое и решительное лицо. – «На работе необходимо быть твердым и непреклонным», – думал он, приближаясь к двери с табличкой: «Начальник отдела».
– «Отвечать кратко, уверенно, тактично». Но, войдя в кабинет и встретившись со строгим взглядом своего начальника, уже сидевшего за большим блестящим письменным столом, на котором красовались портреты президента и премьер-министра России в дорогих рамках, он вместо стального «Здравствуйте!» пролепетал еле слышимое: – Здрасьте, Арнольд Яковлевич…
– А, Павлушка, привет! Слушай, чего это наша уборщица опаздывает? Полы грязные, мусор не выброшен, разве это дело, а?
«Опять, наверное, убираться заставит», – догадался он о предстоящей своей деятельности и молча стоял, покорно выслушивая начальника, и убеждаясь в правоте своих догадок.
– Павлушка, ты, что ли, хотя бы прибрался маленько, а? Ну давай, давай, бери веник! Нечего стоять, как принц! Принимайся за дело, – превратил просьбу в требование начальник.
«Я не Павлушка, а Павел Иванович! И мне уже далеко за тридцать», – внутренне возмущался «Павел Иванович». – «Никто не вправе требовать от меня такого, я как-никак бухгалтер, а не чернорабочий».
Однако Арнольд Яковлевич не слышал этих законных возражений и вышел из кабинета, предоставив полную свободу действий своему безответному подчиненному.
– Не хочется рабочий день начинать с пререканий, – пробормотал Павел Иванович и подчинился, принявшись за уборку. Когда Арнольд Яковлевич возвратился в свой кабинет со стаканом крепкого чая с лимоном, все было уже прибрано, мусор вынесен.
– Ты знаешь, Павлушка, не будем мы дожидаться Иришки, сходи-ка, брат, удружи, в соседний корпус за расходными материалами, к Екатерине Павловне, она вчера обещала их дать. Ну, давай, бегом.
Это тоже не мое дело, я не секретарша!» – выкрикнул Павел Иванович про себя. – «Ирка эта, балаболка, вот-вот должна придти, вечно опаздывает», – с надеждой подумал он, взглядывая на дверь. Но дверь не открывалась, Ирки все не было, и он пошел за материалами. Проходя мимо буфета, Павел Иванович внезапно почувствовал, как что-то, скрипя, засосало в его шейных позвонках, и не смог отказать своему желанию съесть булочку, и выпить два стакана яблочного сока. «Выпью еще один», – подумал он, отходя уже от буфета, и вернувшись, выпил третий стакан.
– Ничего я вам не дам, – решительно отказала ему Екатерина Павловна, упираясь могучей грудью в край стола. Казалось, что стол сейчас сдвинется с места и наедет на оробевшего Павла Ивановича. – Зайдите либо после обеда, либо завтра утром. Завезли так много бумаг, что рыться в них сегодня нет у меня никакого желания, да и времени тоже.
– Можно, я сам подберу эти материалы? – вежливо попросил Павел Иванович, удивляясь про себя своей настойчивости и храбрости.
– Что, не терпится, да? – сурово произнесла Екатерина Павловна, не вынимая изо рта дымящейся сигареты и продолжая пересчитывать содержимое своего кошелька. Да так взглянула на бедного бухгалтера, что тот стремглав выбежал из кабинета, не успев решить, как следовало бы поступить в этом случае, если бы он вел себя как подобает спортсмену и деловому, уважаемому всеми человеку, вершителю своей судьбы.
«Итак, поручение начальника не выполнено», – горько усмехаясь, констатировал он, медленно бредя в свои уделы. Возвращаться с пустыми руками не хотелось, да иного ничего не оставалось делать. Он добрел до буфета и купил себе еще пару булочек. Решительно съев их, он более уверенно направился к начальству.
– Ну что, принес? – спросил Арнольд Яковлевич, выходя из своего кабинета в общую комнату, где уже сидели за столами девушки, готовясь приступить к работе.
– Не дали, – пожал плечами подчиненный.
– Ну, ничего нельзя доверить этому… – хотел было выругаться начальник, но сдержался. Девчонки захихикали.
– Ирина, зайдите в мой кабинет, – сказал начальник молодой красивой секретарше, глядя на нее сквозь Павла Ивановича, будто тот был из прозрачного стекла.
Девчонки, переглядываясь, смотрели на него, как на идиота. Лузер, одним словом.
Он вздумал было на мгновение возмутиться, оскорбиться, и сказать нечто веское и умное, для чего даже раскрыл рот и нахмурил брови, но не нашелся, что сказать, и лишь глупо заулыбался добродушной, услужливой улыбкой.
Уйдя в свой уголок, старательно стал работать, игнорируя компьютер и пересчитывая цифры на стареньком, допотопном калькуляторе.
Девчонки вновь захихикали, поглядывая, как он стучит по кнопкам. Перед каждой из девушек стоял компьютер, лежало по современному электронному калькулятору. Но вот одна из них, высокая и стройная, с короткой модной стрижкой и в короткой юбке, подошла к нему, улыбаясь.
– Павлуша, – обратилась она к Павлу Ивановичу, который явно был старше ее раза в два. – Понимаешь, мне нужно срочно уйти на полчасика, кое с кем встретиться, – и она сделала ему нежное неотразимое лицо. – Сделай одолжение, проверь начисления двух организаций, я их тебе уже перекинула.