Не все переплывут реку

Вот они выходят с летней эстрады парка, и Люська видит спешащую к ним маму. Молодая женщина радостно улыбается им, прижимая к груди цветы.

А на эстраде стало шумно и сверхмузыкально: вокально-инструментальный ансамбль во всю мощь западных усилителей распространял перед зрителями парка свое модное искусство.

Выскочившие вперед волосатые юнцы в потрепанных джинсах дружно завыли на непонятном языке. Кривляясь и поддерживая свое пение фривольными телодвижениями, они засуетились у микрофона. На помощь к ним подбежала растрепанная девица: вскинув худые длинные руки и ангельски улыбаясь накрашенным, словно маска, лицом, она запела нечто весьма для нее трогательное на одной высокой тоскливой ноте.

Встревоженные ряды зрителей настороженно замерли, заплакал перепуганный ребенок, и лишь кучка толпившихся отдельно подростков восторженно приветствовала своих кумиров.

– Светланочка, когда ты поешь, я молодею, право молодею лет на пятьдесят, – смеется бабушка, глядя на сноху.

– Пойдемте быстрее, нам еще собираться, завтра в восемь утра машина придет, надо выспаться, – тревожится папа, торопя всех к выходу из парка.

– Мамочка, мы завтра в деревню поедем, к бабушке с дедушкой? – радостно удивляется Люська. – Это твои папа и мама, они деревенские?

– Не совсем так, но им нравится жить в деревне. Так что поедем, моя хорошая, на целое лето поедем…

– Ну, до свиданья, мои дорогие, приедем, напишу, не скучайте тут без нас, – папа обнял по очереди бабушку, маленькую и сморщенную, худого и длинного деда, взволнованно нахмурился, скрывая подступившие к глазам слезы. – А может, в город переберетесь, к нам поближе, я помогу.

– Жизнь наша здесь прошла, Федор, куда нам в город, зачем? Обуза для вас, и нам в тягость. Может, поживем еще, а погост тут рядом, за околицей, вот туда и переберемся, – пытался шутить дед, трясущимися руками вытягивая из кармана пиджака кисет с махрой, газету, намереваясь закурить, но махнул вдруг рукой и отвернулся, замер.

Бабушка заплакала, запричитала, прижимая к себе Люську. – Не увижу я тебя больше, внученька, помру скоро. Не забывайте нас, Феденька, одни мы остались с дедом-то…

– Ну, будет тебе, старуха, – закряхтел дед, снова хватаясь за кисет и лихорадочно сворачивая самокрутку, – раскудахталась, соседям на смех.

Они стояли на околице села, совсем неподалеку от их дома, грустно смотревшего на Люську своими маленькими подслеповатыми оконцами. Дом показался ей совсем старым, покосившимся набок, у забора стояла соседка, пожилая полная женщина, вышедшая проводить их, и махала девочке рукой, скорбно покачивая головой в темном платке.

Люськины губы задрожали, на глаза навернулись крупные слезы.

– Папа, давай останемся, не поедем домой, не хочу я от бабушки с дедом уезжать. Они старенькие, мы им помогать будем…

Вздымая облака пыли, подкатил грузовик. Папа вместе с шофером и дедушкой торопливо покидали в кузов чемоданы, узлы, бабушка еще раз обняла Люську, орошая ее слезами, дед ласково потрепал ее по голове шершавой рукой, обнялся с папой, прощаясь.

И вот Люська уже сидит в пропахшей бензином кабине на жесткой подушке сиденья, с испугом поглядывая на подрагивающие стрелки приборов, на большой круглый блестящий руль. Рядом с ней уселся папа. Лихо вскочивший в кабину шофер с треском захлопнул дверцу, и весело подмигнул ей, мол, не робей, девочка.

Глухо заработал двигатель, грузовик дернулся и запрыгал на ухабах, увозя Люську с отцом по извилистой проселочной дороге в город, оставляя позади себя бабушку, деда, их дом, скрывшиеся за густыми клубами пыли, поднятыми колесами грузовика.

В красивой, современно обставленной комнате тихо, уютно. Люська подходит к детской кроватке и молча смотрит на посапывающего во сне младенца. Подрагивая ручками и ножками, он морщится, почуяв на лице полоску яркого света. Люська задергивает поплотнее штору, и в это время входит молодая интересная женщина в нарядном халате. Красивые волосы аккуратно уложены в пышную прическу, полное белое лицо хранит выражение довольства и покоя.

Увидев Люську, женщина встревожилась и зашипела: – Тебе чего надо? Иди в свою комнату, ребенка разбудишь, – она подтолкнула девочку к выходу в коридор.

– Я братика Толю хотела посмотреть, – заупрямилась было девочка, но была неумолимо выдворена из комнаты. Недовольно насупившись, она побежала жаловаться к бабушке.

– Бабаня, чего она толкается? Я братика пришла посмотреть, занавеску задернула, чтобы солнышко его не разбудило, а она выгнала меня.

Старушка сердобольно смотрела на взволнованную девочку. – Мама боялась, что ты разбудишь Толика. Ты же знаешь, как тяжело уложить его, – увещевала она внучку. Люська согласно вздохнула, присаживаясь рядом на диване: – Бабаня, а почему папа женился? Потому что мама умерла? У нее сердце остановилось, да? – она пытливо вглядывалась в бабушкино лицо.

Старушка заволновалась: – Будет тебе вспоминать-то, пойдем лучше посмотрим, что папа наш накупил тебе, – она взяла девочку за руку и повела за собой. В маленькой комнате у окна стоял новый письменный стол, на нем – портфель, учебники, тетради, карандаши и все остальное, необходимое первокласснице. Люська подбежала к столу и радостно засмеялась, оглядывая разложенное на нем богатство.

– Бабаня, а кто меня в школу поведет?

– Папа с мамой, кто же еще?

– Не хочу я с ними, лучше мы с тобой пойдем, хорошо?

– Ладно, там видно будет, – успокоила ее старушка, поглаживая по голове. Негромко захныкал, а затем громко заплакал проснувшийся ребенок. Они прислушались. – Ох, господи, болезный наш, все плачет и плачет. Ты уж не дерзи маме-то… – запнулась старушка, взглядывая на внучку. Та понимающе посмотрела на нее большими карими глазами.

– Пойду на кухню, ужин пора готовить, папа наш скоро с работы заявится, кормить его будем, – завздыхала старушка, выходя из комнаты. – Глаза-то у нее точно как у матери, ох, сиротинка ты наша, – шептала она про себя, удаляясь. Девочка чутко слушала, внимательно глядя вслед бабушке.

А за окном сгущались сумерки, вспыхивали окна квартир в домах, разом зажглись уличные фонари.

– Добрый день, дочка, – отец чмокнул Люську в щеку возле уха, взял дневник. – Ну-ка глянем, – полистал страницы. – Ого! Опять двойка по математике. Люся, ты же девочка, – укоризненно посмотрел он на дочь, – а девочкам полагается учиться хорошо и отлично.

– У меня задачка никак не решается, – Люська безнадежно взглянула в свою тетрадку и вздохнула: – неспособная я к математике.

– Ну-ка посмотрим, – отец присел рядом, взял учебник.

– Вот эта, – ткнула пальцем девочка. Сосредоточившись, отец стал внимательно изучать условие задачи.

– Федя, мы же опаздываем, – заглянула в комнату нарядно одетая, вся раскрашенная, расфуфыренная Инна.

– Сейчас, Инночка, задачку вот решить надо.

– Люся сама решит, она девочка взрослая, самостоятельная, правда Люся? – равнодушно улыбнулась она падчерице, – а мы в кино опаздываем, Федор, – с ударением в голосе настойчиво повторила она.

– В общем то задачка не трудная, покумекай и решишь, а нет, как вернемся, я помогу, лады? – Люська молча посмотрела на улыбающегося ей отца, и взяла учебник. – Ну, вот и хорошо, мы скоро придем. – Они вышли.

– «Мама, ты повнимательнее к Толику-то, поиграй с ним, Люся тоже пусть позанимается с братом, хорошо?» – послышался из коридора озабоченный голос отца. Люська злорадно усмехнулась. – Счас, поиграю, будто делать мне нечего, – она схватила учебник и, заткнув уши руками, забубнила:

– От пункта А до пункта Б…

…Люська взглянула на освещенные окна своей квартиры: вот мелькнула голова отца, мачехи, подошла бабушка и задернула шторы.

Было уже почти темно, холодно. Зябко поежившись, она подняла воротник плаща, присела на скамейку у подъезда. Она и не заметила, как подошла к дому, как пролетел день, она замерзла, устала. Но домой идти не хотелось…

Она еще не знала, что происходит с ней, но чувствовала в своей душе смятение, нарастающую тревогу, и вместе с тем в ней прочно поселилось чувство горького счастья, радости от сознания встречи с матерью, с ее образом в фильме, который ей посчастливилось увидеть…

…Стоящий на скамейке магнитофон выдавал самые современные ритмы. В компании разбитных старшеклассников и Люська, вызывающе красивая, хохочущая больше всех, громче всех. Парни смотрят на нее с вожделением, желая угодить, рассмешить, совершить для нее любой поступок. Для них она суперзвезда первого класса, и она знает это, привыкла. Подруги отчаянно завидуют ей, но несмотря на все их достоинства, Люськина красота затмевает собой все и вся.

После школы пойду в МГУ, на биофак, – Мишка Сомов насмешливо взглянул на коренастого Серегу, – а ты?

Ребята с интересом уставились на простодушно улыбающегося крепыша.

– А я пойду в армию, в десантники.

Ребята пренебрежительно загоготали.

– Тоже мне, блин, достижение, и так всех забреют, кто не откосит.

Высокий красивый юноша не спускал с Люськи глаз, хотя и знал необузданный нрав ревнивца Мишки Сомова, ее фрэнда.