На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

Мы с Виктором разбили, указанную мною, пару. Я познакомился с девушкой, с которой танцевал, – это была Вера Журба. Мы с ней немного поговорили, я ей сообщил, что через три дня мне придется идти Родину защищать, – предстоит призыв в армию. После окончания выпускного вечера, мы с Виктором ушли домой.

И вот наступило 3-е июля 1966 года, – начало моих проводов в армию. На фотоснимке: слева – мой старший брат Анатолий, я стою возле него с лентами. Рядом со мной – сестра Нина; крайняя справа – жена Анатолия, Валя.

На проводы я пригласил знакомых парней и девушек, а также хорошо знакомых людей с нашей улицы. Из братьев и сестер на проводах были: старший брат Анатолий с женой Валей и младшие сестры – Нина и Валя, остальных не было. На проводах была музыка, были танцы.

Вася Шевченко, мой школьный друг, принес и установил усилитель, так что музыка гремела и слышно ее было вечером далеко. Конечно же, – было застолье.

Девушки, которая бы провожала меня в армию, у меня не было.

Старший брат Анатолий, два года назад как отслужил в армии, на моих проводах выступал, почти, как замполит. По громкоговорителю он выступил с напутственным словом, пожелал надежно защищать мирный труд наших односельчан, служить добросовестно и честно. На своих проводах я разок станцевал с Валей Прядко, ей было только 16 лет, она была красивой девушкой. Глядя как, мы танцуем и улыбаемся друг другу, мой двоюродный дядя Нестор Кротенко сказал: «Вот это – хорошая пара, как они подходят друг другу!». Но, какая ни молодая еще была Валя Прядко, а к тому времени уже ожидала своего парня с армии.

На второй день, с утра, опять собрались в нашем дворе все, кто участвовал в моих проводах, на улице были накрыты столы, гулянка и танцы продолжились. Выдался очень жаркий день – 4-е июля. Проходя мимо столов с крестным отцом, – со мной каждый сидящий мужчина хотел выпить. Пил спиртное я тогда по одному глоточку, но было жарко и я чувствовал, что если буду так со всеми, то я смогу свариться от жары и спиртного. Голова кружилась. Но я выдержал все эти испытания.

В 13.00 4-го июля 1966 года настало время мне идти на автобус, чтобы ехать на станцию Вольные Хутора, а оттуда электричкой до г. Днепропетровска. Все меня провожали до «центра», до автобусной стоянки, но автобуса долго не было. Ехала попутная грузовая автомашина с зерном на элеватор и меня взяли на кузов. Так я, лежа на зерне, доехал до г. Вольногорска, потом добрался до станции и электричкой уехал в г. Днепропетровск.

Солдатская служба в Пограничных войсках СССР

Утром, 5-го июля 1966 года, после прибытия в военкомат Ленинского района г. Днепропетровска, нас, призывников, отправили на сборный пункт при областном военкомате, где мы находились целые сутки. В течение дня юристы военной прокуратуры проводили беседы об ответственности военнослужащих за различные воинские нарушения. Со сборного пункта нас, в пешем порядке, направили на железнодорожный вокзал. С г. Днепропетровска поездом, в двух плацкартных вагонах, нас отправили в г. Донецк, – оказывается, там формировался целый эшелон призывников. На второй день, 7 июля 1966 года, после прибытия в г. Донецк, эшелон призывников тронулся в Среднюю Азию. Ехали мы к месту назначения 12 суток. Была в то время сильная жара. В плацкартных вагонах призывники располагались на всех трех полках. Особенно парились те ребята, которые лежали на 3-й полке: от потолка шла сильная жара, так как накалялись крыши вагонов.

Ехал эшелон медленно. На отдельных железнодорожных узлах, в каких-то тупиках его останавливали, и стоял он там каждый раз по полсуток. В вагоне-ресторане готовилась еда, с каждого вагона получатели пищи шли и получали ее для призывников своего вагона; раздавали пищу черпаками в миски каждому призывнику. По мере следования и приближения нашего поезда к границе, потихоньку начали выгружаться с вагонов команды призывников и направляться в свои пограничные отряды. Призывники-днепропетровцы, ехавшие в двух плацкартных вагонах, спешились в г. Душанбе, то есть последними. Нас прибыло на конечный пункт человек 150. На вокзале всех прибывших посадили на автомашины и повезли в воинскую часть, которая располагалась на окраине города.

В воинской части было объявлено, что мы прибыли для прохождения службы в Пянджском пограничном отряде. Курс молодого бойца будем проходить на учебном пункте в г. Душанбе при МОШСС (меж отрядная школа сержантского состава) инструкторов службы собак. После окончания учебного пункта всех молодых солдат отправят служить на заставы Пянджского пограничного отряда.

Всех прибывших призывников, в первую очередь, повели в баню, которая размещалась на территории воинской части. Свои рюкзаки и гражданскую одежду, с подписанными бирками для отправки родителям, мы оставили и пошли мыться; после помывки переоделись в военную (солдатскую) форму одежды. Одевшись в военную форму, хлопцы еле узнавали своих знакомых. После помывки и переодевания всех призывников направили на строевой плац, – там началось формирование учебных взводов и представление командиров. Всего было сформировано пять учебных взводов.

Начальником учебного пункта нам был представлен майор (фамилию уже вспомнить не могу), он занимал должность начальника химической службы Пянджского пограничного отряда. Заместителем начальника учебного пункта по политической части был назначен капитан Коваленко. Его основная должность – заместитель начальника ШСС по политической части Пянджского пограничного отряда. Вот и все офицеры учебного пункта.

Командирами учебных взводов назначили сержантов 3-го года службы. Командиром учебного взвода, в котором я находился, был сержант Кузь, заместитель командира взвода – младший сержант Свинкин – военнослужащий 2-го года службы и командиры отделений: командир 1-го отделения – младший сержант Знак (я попал в 1-е отделение), командир 2-го отделения – младший сержант Александров, командир 3-го отделения – младший сержант Сизов. Все командиры отделений были военнослужащими 2-го года службы, – они только что закончили строевую школу сержантского состава.

После представления командиров, призывников накормили в солдатской столовой и повели в казарму, разместили и дали возможность пару часов отдохнуть. После отдыха закрутилась целая карусель. Послышалась команда – «Подъем!», все забегали; тогда по-настоящему мы услышали командирские голоса наших сержантов.

Через несколько дней на нашем учебном пункте, где-то с 20 июля 1966 года, начался курс молодого бойца. В основном командовали взводами и проводили с нами занятия по боевой подготовке сержанты – командиры отделений.

Обучение началось с того, как рядовой должен обращаться к сержанту, что без разрешения сержанта рядовой не должен что-то самостоятельно предпринимать и самовольно делать. На учебном пункте все началось с изучения Дисциплинарного устава: права и обязанности военнослужащих; начальники и подчиненные, старшие и младшие; дисциплинарные взыскания, налагаемые на подчиненных; права начальников и т. д.

Политические занятия и политико-воспитательные мероприятия в масштабе учебного пункта проводил капитан Коваленко, а с учебными взводами – заместители командиров учебных взводов. С нашим учебным взводом политические занятия проводил младший сержант Свинкин. Он также проводил занятия и по Уставам Вооруженных Сил СССР

По программе учебного пункта начали изучать материальную часть автомата Калашникова, его неполную разборку и сборку, работу частей и механизмов автомата при стрельбе одиночными выстрелами и очередями; мы много тренировались в быстроте разборки и сборки автомата, снаряжению магазина 30-ю патронами, – в нормативы не все укладывались.

Много занятий было по строевой подготовке, – учились ходить строевым шагом, поворотам в движении, подходу к начальнику и отходу от него; отрабатывались строевые приемы с оружием, много ходили строевым шагом в составе отделения и учебного взвода и т. д.

На занятиях по пограничной подготовке сержанты обучали приемам маскировки, службе во всех видах пограничных нарядов, обнаружению и изучению следов «нарушителей границы», порядку их преследования и задержания.

Самыми трудными занятиями для нас, молодых солдат, в жару, были занятия по общевойсковой тактике. По программе отрабатывались темы одиночной подготовки солдата на поле боя и в составе отделения. На тактическом поле пришлось много ползать, бегать, атаковать, стрелять холостыми патронами, окапываться, бегать в противогазах и действовать в ОЗК (общевойсковой защитный комплект). Не все ребята укладывались в норматив по отрывке и маскировке одиночного окопа для стрельбы лежа. Да, уложиться в норматив на «отлично» в 27 минут не все успевали, особенно те, кому попадалась твердая или укатанная автомашинами почва. Но сержанты тренировали и требовали укладываться в этот норматив на положительную оценку. На занятиях по тактике сержанты не давали нам дышать, – действовали на поле боя почти без перерывов. Некоторые молодые солдаты, зная, что завтра тактическая подготовка в поле, просились у сержантов, чтобы их назначили в кухонный наряд в столовую.

Однажды на занятиях по тактической подготовке, в самую жару, мы наступали, а впереди было неглубокое озеро, направление атаки шло через него; рядом со мной атаковали ребята и между собой перекинулись словами: «Ох, если бы сержант подал команду «Стой». И, действительно, на средине озерца сержант подал протяжную команду – «Стой!», – все попадали в воду и были довольные. Ведь по этой команде надо ложиться; все намокли, но немного прохладились.

Где-то через месяц обучения на учебном пункте нас начали вывозить на войсковое стрельбище, – по огневой подготовке начались практические стрельбы. На стрельбище молодых солдат вывозили на автомашинах; руководителями стрельб поочередно были: наш начальник учебного пункта или его заместитель. Молодые солдаты учились выполнять начальное упражнение, а потом и 1-е упражнение учебных стрельб из автомата. С трудом для многих молодых солдат шло выполнение 1-го упражнения учебных стрельб из автомата. В 1-е упражнение входило две цели: первая цель – пулемет (расстояние до него 300—350 м), вторая цель – две грудные мишени (расстояние до них 200—250 м). Пулемет подымался один раз на 30 сек., а грудные мишени – два раза по 20 сек. Стрелять надо было лежа очередями. Если солдат допускал во время стрельбы два одиночных выстрела, то оценка ему снижалась на один балл. При выполнении этого упражнения много ребят получали оценки «неудовлетворительно». Потому что волновались, у них дрожали руки.

Что делали командиры?

В стороне от стрельбища, молодых солдат, получивших неудовлетворительные оценки, тренировали, – заставляли совершать перебежки, ползать, то есть успокаивали их волнение, а потом, в конце тренировки, давали возможность перестреливать. А когда руководил стрельбами замполит, капитан Коваленко, то он не давал возможности перестреливать. По окончанию стрельб, он выстраивал два взвода, которые выезжали на стрельбы в этот день, и командовал: «Двоечники и троечники, – выйти из строя!». Назначал из сержантов старшего и приказывал к определенному времени быть в месте расположения учебного пункта. А до этого места расположения было 12 км. Вот и совершали слабоуспевающие марш-бросок, а жара была под 40—45 градусов, а то и больше. Группа слабоуспевающих убегала, а остальные солдаты, после посадки на автомашины, ехали в расположение учебного пункта на кузовах автомобилей. Обгоняя бегущих на марш-броске, мы все смеялись с них, а они, конечно, завидовали тем, кто ехал на автомашинах. Я всегда стрелял не ниже как на «хорошо», поэтому ни одного разу не пришлось бежать марш-бросок по жаре.

В один из жарких дней августа 1966 года выезжал проводить учебные стрельбы, с двумя учебными взводами, начальник учебного пункта. Выполняли молодые солдаты 1-е упражнение учебных стрельб из автомата Калашникова. Один взвод уже отстрелял это упражнение; за ним приступил к стрельбе наш учебный взвод. Когда отстреляло человек двенадцать из нашего взвода, наблюдатель с вышки подал сигнал о прекращении огня. Какова же причина?

Оказывается, на удалении метров 800 от рубежа открытия огня, справа, из ущелья, появилось десятка два баранов, а за ними еле плелся пастух-таджик, и двигались они по скатам сопок перпендикулярно направлению стрельбы. Естественно, стрельба была временно прекращена – решили переждать, пока уйдет это небольшое стадо влево из сектора стрельбы. Но стадо приостановилось, и бараны начали на месте выпасаться. С пункта управления стрельбой по громкоговорителю начали кричать и размахивать красным флагом, давая сигналы о быстром освобождении стрельбищного поля. Но пастух-таджик на это не реагировал и не собирался угонять баранов. Тут начальник учебного пункта не выдержал и обратился к одному из солдат, который приготовился выполнять упражнение: «Дайте-ка мне свой автоматик!» – обратился он к солдату. И тут все мы увидели, как наш майор поставил переводчик автомата на одиночные выстрелы, прицелился в сторону объекта на стрельбищном поле и начал вести огонь одиночными выстрелами. Я видел, как пули на скатах высот подымали пучки пыли правее метров 10—15 от пастуха-таджика. Он, конечно, услышал свист рикошетирующих пуль и зашевелился – начал быстро собирать в гурт баранов и угонять влево в следующее ущелье. Вот таким образом начальник учебного пункта ускорил освобождение стрельбищного поля. Конечно, для нас, молодых солдат, был показан негативный пример, как не надо делать. Хоть и жарко было и далеко до стада баранов, но надо было все-таки выслать группу из оцепления и очистить стрельбищное поле. Руководитель стрельб поступил по-другому.

Большое значение придавалось на учебном пункте физической подготовке. Сержанты с нами проводили занятия по гимнастике и беговым упражнениям; все начиналось с подтягивания на перекладине и отжиманиях на брусьях, затем отрабатывали подъем переворотом на перекладине и размахивание ногами с одновременным отжиманием на брусьях. Мне все это давалось не трудно.

Много было кроссов. Первые два месяца бегали кроссы на 1000 метров, а за месяц-полтора до окончания учебного пункта, перешли и на 3000 метров. Отрабатывали упражнения и на полосе препятствий. Тяжело некоторым ребятам давались кроссы, особенно тем, которые имели лишний вес. Помню молодого солдата Виктора Жука, имевшего излишний вес; так он часто, я это слышал, не добегая до финиша кричал: «Ой, мамочка!». Виктор ничего не хотел кушать, всю еду, кроме компота и чая, отдавал ребятам. Через год мы с ним встретились на сборах по подготовке для поступления в пограничные училища, в г. Душанбе, он был уже худой, лишнего веса – ни грамма, прыгал на волейбольной площадке только так.

На учебном пункте мы привыкали к напряженному распорядку дня, который был насыщен постоянным движением и напряженной учебой. Подъем был в 06.30 и осуществлялся нашим взводом за 2—3 минуты. После подъема выходили на 30-ти минутную физзарядку, в ходе которой проводилась легкая разминка путем выполнения вольных упражнений в течение 10-ти минут, а затем беговые упражнения по стадиону или по территории городка, или на спортгородке выполняли упражнения на спортивных снарядах. На умывание и заправку коек выделялось всего 20 мин., далее – построение на утренний осмотр, который проводился 10—15 мин. После всего этого, взвода, под руководством командиров взводов, направлялись в солдатскую столовую на завтрак, который предусматривался распорядком дня по времени в течение 30-ти минут.

Занятия на учебном пункте начинались в 08.30. Если были занятия полевые, то после завтрака, личный состав учебных взводов получал экипировку, оружие, средства защиты, все на себя подгонял и под руководством командиров отделений выстраивался для проверки; если были классные занятия, – то учебные взвода, после завтрака, шли в указанные классы. До обеда занятия проводились в течение 5-ти часов, после этого, личный состав вели на обед; после обеда выделялось 30 мин. свободного времени, а потом, – еще 2 часа занятий. После занятий, в течение 30 минут, – уход за оружием; затем, в течение 50 минут, политико-воспитательная работа и так дело доходило до ужина. После ужина распорядком предусматривалось 1,5 часа свободного времени. Перед отбоем, где-то в течение 15—20 минут, проводилась вечерняя прогулка. На вечерней прогулке ходили и пели строевые песни. Каждый учебный взвод разучил и пел свою строевую песню. Во взводах были свои запевалы.

Вспоминаю, как на вечерней прогулке, младший сержант Свинкин подавал команду: «Взвод, – запевай!». И тут же наш запевала, Юрий Жук, начинал: «Бродят, бродят тучки грозовые у подножья белых гор, там, заставы часовые, боевой несут дозор…».

После запевалы все мы хором начинали припев: «На подвиги готовые, мы беззаветно сторожим суровые, суровые пограничные рубежи!..»

В то время солдат обували в сапоги с портянками. От сильной жары ноги потели, портянки были мокрые от пота. Чтобы ноги были без потертостей, надо было каждый день стирать портянки. Я это делал, да и другие ребята; в послеобеденный 30-ти минутный перерыв – стирали портянки с мылом и щеточкой; к концу этого перерыва они успевали высохнуть. Были лентяи, которые по нескольку дней не стирали своих портянок, от этого портянки грубели, становились темными и натирались ноги до язв, а коль портянки были грязные, то в ранки заносилась инфекция и ноги распухали, тем самым ребята мучились, получали освобождения у врача, и, как результат, были небоеспособны. А были и хитрецы: чтобы своих портянок не стирать, они, в обеденное время, висящие и сохнущие на проволочном заборе чужие белые портянки, просто воровали, а свои грязные – выкидывали. Поэтому, из-за этого воровства, каждый, кто постирал и вывесил для просушки свои портянки, посматривал и следил, что бы никто их не стащил.

Каждый учебный взвод располагался в казарме в отдельном помещении. Сержанты – командиры взводов, располагались и отдыхали в отдельном помещении, а заместитель командира взвода и командиры отделений располагались и спали в помещении, – вместе со своими подчиненными.

Вспоминаю случай, как после отбоя прошло минут десять, свет был погашен, и кто-то с кем-то в углу начал разговаривать. Тут же поднялся заместитель командира взвода младший сержант Свинкин, включил свет и спросил: «Кто разговаривал?». Все молчали. Он повторил второй раз этот же вопрос. Опять никто не ответил. Он подал команду: «Взвод, ода минута – Подъем!» Построился весь взвод, заместитель командира взвода третий раз спросил: «Кто разговаривал?» Никто не ответил. Рядом находился стадион; младший сержант Свинкин вывел взвод на стадион, командиров отделений вывел из строя, а остальным дал команду: «Взвод, – бегом марш!». Наш взвод пробежал по стадиону 16 кругов, затем младший сержант Свинкин остановил взвод, привел его в казарму и сделал отбой. В дальнейшем, после отбоя, не было слышно ни единого звука.

Сравнивая работу сержантов на нашем учебном пункте и их методическую подготовку, то скажу, что, будучи уже офицером, я не видел таких хорошо подготовленных сержантов, и даже молодых офицеров, которые могли бы сравниться с профессиональной подготовкой сержантов тех времен, в шестидесятых годах.

Наступило 4 сентября 1966 года – день принятия военной присяги. Я, и мои сослуживцы по учебному пункту, приняли военную присягу – дали клятву на верность Родине; с этого времени только начала засчитываться служба в армии. Но с принятием военной присяги учебный пункт еще не закончился, а продолжался. Длился он у нас три с половиной месяца, где-то до 10 или 15 октября 1966 года. За время учебного пункта мне пришлось пару раз побывать рабочим по столовой. Однажды пришлось поработать на посудомойке. Там, я так за сутки «покрутил пластинки» – мыл тарелки в горячей, как кипяток, воде, что все пальцы по окончанию моего наряда были в волдырях.

Также, я раза два, за период учебного пункта, побывал в суточном наряде. Один из командиров отделений нашего взвода заступал дежурным по учебному пункту, а трое молодых солдат заступали дневальными. Один из дневальных стоял по полной форме у тумбочки с телефоном и отвечал на телефонные звонки, а двое других, в это время, занимались уборкой помещений и прилегающей территории. Через пару часов дежурный производил замену дневального, стоящего у тумбочки, и на его место становился другой, а сменившийся, – включался в работу по уборке помещений. Во время несения службы в суточном наряде, в ночной час – от отбоя до подъема – дежурной службе разрешалось отдыхать не более 4-х часов каждому. Дежурный своим решением регулировал сон наряда. Нужно было действовать так, чтобы в ночной час обязательно находились у тумбочки два человека из состава наряда.

Когда я впервые заступил в наряд дневальным по учебному пункту, и, во время моего отдыха ночью, меня разбудила команда дежурного: «Учебный пункт, – Пожар!» Все быстро поднялись, оделись и побежали на улицу строиться, я, хоть всего спал один час, тоже поднялся и выбежал к дежурному. Оказывается, в ста метрах от казармы учебного пункта, горел чей-то сарай – одного из офицеров этой части. Пока мы все подымались по команде «Пожар», в это время два наших дневальных тушили пожар. Командиры взводов провели расчет, команды вооружились баграми, ведрами и огнетушителями и приступили к тушению пожара, а дневальные приступили к своей службе. Пожар тушили до самого подъема, – так я больше уже и не ложился спать, потому что дежурный больше никому не разрешил ложиться. Пришлось мне тогда за сутки всего лишь один час поспать. А служба-то в суточном наряде продолжалась до нашей смены, до 19.00.

В один из воскресных дней из города приезжал фотограф и фотографировал молодых солдат. Я тоже сфотографировался впервые в военной форме; разослал эти фотографии родителям, своим братьям и сестрам.

Во время учебного пункта с молодыми солдатами в индивидуальном порядке беседовали офицеры МОШСС (меж отрядной школы сержантского состава) с целью отбора кандидатов для школы. Со мной тоже беседовали, и я дал согласие учиться на инструктора службы собак, меня записали в список. С целью выявления нежелательных для службы на границе элементов с каждым молодым солдатом проводились индивидуальные беседы офицерами особого отдела. Со мною то же проводилась индивидуальная беседа. Стоя перед дверьми в кабинет для беседы с офицером, я волновался, думая: «Не вспомнят мне за моего деда, который был против коллективизации». Но мне этого не нагадали, так что я успокоился.

Во время прохождения нашего учебного пункта, учебный процесс в МОШСС подходил к концу, близился выпуск сержантов.

Помню, что где-то в первых числах сентября 1966 года, в МОШСС были похороны, и нас, молодых солдат учебного пункта, привели для прощания с курсантом МОШСС, который погиб во время учебы. Его товарищи рассказывали, что проводилась следовая работа с собаками за городом, вблизи какого-то кишлака и местный житель – таджик, охотился за кишлаком, признал собаку за волка, которая поднялась на холм, прицелился и выстрелил с ружья. В это время рядом с собакой оказался курсант и весь заряд попал ему в голову. На суде этот мужчина-таджик говорил, что солдата не видел и принял собаку за волка. Ему присудили, кажется, два года условно. Вот и возмущались товарищи убитого курсанта.

Подошло время окончания учебного пункта. Начались зачеты по изучаемым дисциплинам. Я все зачеты сдал на «отлично». Молодых солдат мандатная комиссия начала распределять по подразделениям границы. Меня распределили служить на заставу им. Самохвалова Пянджского пограничного отряда. На эту заставу с нашего учебного пункта попало всего 10 человек, остальные прибыли с учебного пункта, который проводился в пограничном отряде.

Находясь на пограничной заставе, я назначался в пограничные наряды для несения службы по охране государственной границы в качестве младшего пограничного наряда. Старшими нарядов заступали сержанты и военнослужащие 3-го и 2-го годов службы. При несении службы в нарядах, я учился у старших товарищей пограничному мастерству в несении пограничной службы. Поначалу, по ночам, у каждого куста мне мерещился «нарушитель границы», – сказывалась повышенная бдительность. Около полутора месяцев я прослужил на этой заставе, затем меня вызвали для учебы в МОШСС, в г. Душанбе, на инструктора службы собак.

Прибыл я г. Душанбе для учебы в МОШСС 25 ноября 1966 года, а учебный процесс начинался только с 15 декабря. Видать специально, человек 20, вызвали в школу на две недели раньше, в том числе и меня. А вызвали раньше потому, что нужно было заготовлять для МОШСС картошку, и началась подготовка к выезду.

Старшим группы по заготовке картофеля был назначен капитан. Погрузили две палатки на автомашины, набрали продуктов на неделю, прицепили к ЗИЛ-130 полевую кухню и поехали за 100 км на Памир. Подымались вверх в горы по вьющейся крутой дороге. Горная дорога – сплошь грунтовая. Автомашиной поднялись на высоту 3000 м. Внизу перед горами было плюс 30—35 градусов, а на высоте 3000 м – всего лишь 16—18 градусов тепла. В горах на высоте 3000 м было ровное плато, и там были хорошие условия для выращивания картофеля. Там, поблизости кишлака, были большие картофельные поля.