На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

Как же я обустроился в общежитии и как проходили мои трудовые дни?

В общежитии комендант поселил меня в 3-х местную комнату на втором этаже. Кроме меня, в комнату поселили второго человека – Полишко Андрея, моего товарища с одной учебной группы по ГПТУ; его распределили для работ в другую бригаду каменщиков нашего строительного управления, и работал он совсем на другом участке. Так мы вдвоем и жили в этой комнате до самого призыва в армию. Каждый раз просили коменданта, чтобы к нам никого не подселяли. Но где-то через год подселили к нам третьего человека – Николенко Геннадия, не плохого парня.

Подымались по утрам мы с Андреем в 06.00 – как только начинал звучать Гимн Советского Союза по нашему настенному приемнику. Брились, умывались в ванной комнате, заправляли койки и бежали к 07.00 в столовую на завтрак – она как раз с этого часа только начинала свою работу. Завтракали, я и Андрей, скромно: котлета с гарниром – 18 коп., стакан чая – 2 коп., два кусочка хлеба – 2 коп. Так что завтрак мой укладывался в 22 коп. Иногда я позволял себе на завтрак 100 г. сметаны – 17 коп. Тогда завтрак стоил 40 коп. После завтрака я быстро шел на трамвай, садился на 8-й маршрут и доезжал до железнодорожного вокзала, а там пересаживался на другой трамвай (на 1-й маршрут) и ехал еще четыре остановки, далее пешком шел мимо кинотеатра «Планета» к набережной, к месту работы. В вагончике переодевался в рабочую одежду и в 08.00 был готов выполнять работу в составе бригады.

Обеденный перерыв на стройке был с 12.00 до 13.00. Семейные члены бригады, как правило, брали еду с собой и обедали в раздевалке, а холостяки, в том числе и я, ходили обедать в студенческую столовую, которая находились недалеко от нашей стройки. Ходили в столовую в робе, испачканной раствором и краской. Стыдно было мне, когда в очереди за обедом стояли хорошо и чисто одетые студенты. Поэтому я смотрел на все и мотал себе на ус, что когда-то нужно менять род своей деятельности. Мечтал поступить в строительный институт на вечернее отделение от производства, конечно же, – после окончания 11-ти классов.

Обед обходился мне где-то от 42 до 60 коп. Брал я пол тарелки борща или супа – 7—9 коп., 100 г. сметаны (если утром не брал) – 17 коп., на второе брал шницель – 22 коп. или бифштекс – 36 коп., какой-то салат – 5 коп., стакан компота – 5 коп., три кусочка хлеба – 3 коп.

После обеда продолжались работы на стройке еще 4 часа и заканчивались в 17.00. До 12 января 1965 года я, как несовершеннолетний, заканчивал работу в 16.00, а после, – уже работал до 17.00.

По окончанию каждого месяца наш бригадир Григорий Пальчун и мастер нашего участка Борис Николаевич Сабатовский закрывали наряды, то есть подсчитывали, какие работы наша бригада выполнила за прошедший месяц, и, с учетом нормы расценок, определяли месячный заработок нашей бригады. В месяц получалось где-то 25—26 рабочих дней. Из всех подсчетов выходило, что самый удачный для нас был рабочий месяц, когда на каждого члена бригады, по расчетам, причиталось по 3 рубля в день. В остальные месяцы закрывали наряды, где было по 2 рубля 60 коп., 2 рубля 70 коп. в день. Месячная зарплата каждого работника определялась с учетом имеющихся у них разрядов. Подсобники имели 1-й разряд, а каменщики, плотники были с 2-м и 3-м разрядами

При выполнении строительных и земляных работ расценки в 60-х годах были низкие. Так, например, при выкапывании ям для канализационных и телефонных колодцев, 1 куб. м. песчаного грунта оценивался в 42 коп., а чернозема – в 55 коп. Выравнивание грунта, на территории перед домом, площадью в 100 кв. м. оценивалось в 3,7 рубля; укладка 1 куб. м. бетонного фундамента – 2 руб. 10 коп.

Если коснуться кирпичной стенки, то 1 куб. м. наружной стенки оценивался в 2 руб. 58 коп., а 1 куб. м. внутренней стенки – 2 руб. 10 коп.

А каковы трудовые возможности каменщика в день? По норме выработки он должен давать за рабочий день не менее одного кубометра кирпичной кладки. Вот по таким расценкам и закрывала бригада месячные наряды. Хорошо считалось, если каждый день у бригады был полный фронт работ, но не каждый день получалось. Бывало, то раствор привезут с растворного узла только к 10.00, то бетон подвезут поздно.

А еще некоторые члены бригады сачковали, особенно молодые, делали продолжительные перекуры. Да и бригадир должен рядом с рабочими подключаться к работе, а наш – все ходил да следил за молодыми рабочими, часто беседовал в комнатушке с мастером, то на площадке подолгу разбирался с чертежами с мастером. Не то что бригадир другой бригады каменщиков – Тараборкин, он работал наравне с остальными рабочими-каменщиками, его никто не мог упрекнуть. Если кто из молодых рабочих пытался с ним грубо повести себя, то от другого рабочего он мог получить удар по спине деревянной правилкой. Этого бригадира уважали и защищали.

Месячная зарплата за работу на стройке у меня была не большая. Если посмотреть в мою расчетную книжку, например, за январь 1966 года, то видно, что я получил: аванс – 35 рублей, получка – 39 рублей; в феврале еще меньше: аванс – 40 рублей, получка – 19 рублей. Из этих заработков видно, как я мог «сытно» питаться в столовой, из этих денег надо было еще и на одежду, и на обувь что-то отложить. Откладывал по 5 – 10 рублей каждый месяц. Где-то за первые полгода работы, после выпуска с ГПТУ, я насобирал себе и купил к зиме полупальто за 55 рублей и туфли за 15 рублей, чтобы ходить ежедневно на работу, а к лету 1965 года – костюм за 70 рублей, в дальнейшем купил туфли за 25 рублей, пиджак и отдельно брюки. Вот в основном за 2 года работы до армии – все что я смог купить, еще можно добавить две-три рубашки, одна из них нейлоновая.

По окончанию рабочего дня, я переодевался в раздевалке и ехал в общежитие, брал в комнате сумку с учебниками и в 18.00 шел в столовую ужинать. На ужин брал опять же котлету с гарниром или тефтели, чай и два кусочка хлеба. На ужин я вкладывался от 22 до 30 коп. В целом, для питания на день я старался укладываться в 1 рубль, а иногда, – в 1 рубль и 20 коп. На большее рассчитывать не приходилось, так как зарплаты тогда не позволяли этого. После ужина я шел та трамвайную остановку и на трамвае ехал к школе (три остановки); когда работал до 17.00, то успевал только на конец первого урока. В вечерней школе мы занимались по 5 уроков в день. Занятия в школе заканчивались где-то в 22.30, и к 23.00 я приезжал в общежитие.

За время занятий (с 18.00 до 23.00) – проходило 5 часов – за это время успевал проголодаться. В столовой еще работал буфет, но брать для еды в буфете было для меня слишком накладно, – тогда бы я не укладывался в запланированные расходы на день. Поэтому мы с Андреем в буфете часто брали булку хлеба и в своей комнате, поздно вечером, ели хлеб и запивали водичкой с графина. Булки хлеба нам хватало на два вечера. Вот такое было наше дополнительное питание.

Что можно сказать о моем питании?

За два года учебы в строительном училище и два года работы на стройке до армии, я фактически не покупал и не ел фруктов: ни вишен, ни абрикос, ни груш и яблок, не говоря там о персиках, апельсинах, мандаринах. Когда бывал в отпуске у родителей в Лиховке, то что-то из фруктов в это время ел. Вот и все фруктовые витамины, что я получал.

Проработав на стройке после выпуска с училища 1,5 – 2 месяца, я ушел в отпуск, который проводил в Лиховке. Отпуск по продолжительности был не большой, всего 21 день. Так что к сентябрю, к началу учебы в вечерней школе, я возвратился из отпуска. И продолжилась моя работа на стройке в составе бригады.

Наша бригада продолжала выполнять работы по возведению фундамента для второго 5-ти этажного дома; проводились работы на территории по возведению канализационных колодцев и колодцев для телефонной связи, поклейкой рубероидом, в три слоя, крыши первого 5-ти этажного дома и установки бордюров возле него. Молодые рабочие, такие как: Мищенко, Прищепа и Мельников, особого энтузиазма в работе не проявляли, иногда сачковали, ходили к девушкам-штукатурам и там с ними подолгу простаивали. Поэтому наш бригадир ходил по этажам и разгонял хлопцев, отчитывая их: «Хотите встречаться с девчатами, так назначайте им свидания на вечер, а во время рабочего дня надо работать». Стыдили их и наши пожилые женщины-подсобники. Во время работ они их постоянно подгоняли – так как во время передышек эти ребята делали большие перерывы.

Помню, как я с двумя женщинами-подсобниками копал яму под канализационный колодец. Грунт там был песчаный. Я копал яму под колодец и быстро углублялся, а женщины совковыми лопатами откидывали песок подальше от ямы, чтобы он не сыпался в яму обратно. Я работал лопатой очень интенсивно, без отдыха, так что они вымотались, еле успевая за мной, и начали мне говорить: «Николай, отдохни, нельзя же так, ты же сердце надорвешь». Других ребят им приходилось в этой работе постоянно подгонять, а мне не хотелось, чтобы меня женщины подгоняли и считали лодырем, – вот я и горел на работе.

Молодые ребята часто делали прогулы на работе. К примеру, Виктор Мельников, – утром, бывало, заходил я к нему в комнату звать его, чтобы вместе ехать на работу; он руку высовывал в форточку и, если брызгал дождик или шел снег, то говорил: «Не пойду на работу», – и продолжал спать. За два года работы на стройке до армии, я ни одного разу не совершил прогула. Поэтому, как примерного и дисциплинированного молодого рабочего меня избрали в бюро комсомола первичной комсомольской организации строительного управления.

Работа на стройке велась в любую погоду: то ли брызгал дождь, то ли шел снег, то ли стоял сильный мороз. Если был раствор, то его к концу рабочего дня надо было весь израсходовать, иначе он на второй день схватывался и был не пригоден к работе.

Осенью 1964 года демобилизовался из армии мой старший брат Анатолий. Он прослужил в группе советских войск в Германии ровно три года. Немножко дома, у родителей, отдохнул после службы и пошел работать в совхоз им. Кутузова шофером. Назначили его шофером на ГАЗ-51 (молоковоз).

Припоминаю, когда я был в своем первом отпуске после окончания ГПТУ, я на велосипеде приезжал к нему на ферму, где он заливал свою цистерну молоком. Я сел к нему в кабину, и мы выехали с фермы на полевую дорогу за населенный пункт. И тут он остановил машину и говорит мне: «Давай, Коля, садись за руль и немного проедешь». Поменялись мы местами в машине. Я до этого никогда не сидел за рулем автомашины и никогда не управлял ею.

Толя рассказал мне, как надо переключать скорости, где тормоз, где находится рычаг газа.

– Ну, что теперь? Давай поехали вперед, – сказал Анатолий.

Я завел, включил первую передачу и тронулся с места.

– А теперь включай вторую и нажимай на газ, – сказал он.

Я начал ехать быстрее, руками крутил руль, чтобы ехать по правой стороне дороги, но, видать, сильно крутил, что машина начала вилять по дороге то в правую сторону, то в левую. Толя помог выровнять машину, положа свою руку на руль. Я ехал, держась за руль, и был весь в напряжении.

– Да ты не напрягайся, чувствуй себя спокойнее, а теперь включай третью и прибавь газу, – скомандовал Анатолий.

Я переключился, начал прибавлять газу, и машина понеслась быстрее. Будто бы не крутил рулем, а машина забегала по дороге то в правую сторону, то в левую, а тут впереди развилка дорог и как раз с боковой дороги навстречу выезжала грузовая автомашина. Если бы я так продолжал ехать, виляя своей автомашиной, то мы бы столкнулись со встречной автомашиной. Толя хватается за руль и крутит вправо, я нажал на тормоз, забыв нажать на сцепление, – автомашина наша заглохла. Я весь вспотел от напряжения и говорю Толе: «Все, – хватит, больше не хочу! Садись теперь за руль сам!». Вот такой была моя первая попытка поводить автомашину.

Наступил декабрь 1964 года, и наша бригада каменщиков приступила к возведению второго 5-ти этажного дома. Начали кладку стен 1-го этажа, которую закончили за 10 дней. Затем над окнами и дверьми, с использованием башенного крана, укладывались перемычки. Потом краном укладывались 6-ти метровые плиты, тем самым делалось перекрытие, – и этаж был готов. Одновременно с возведением наружных стен, выкладывались внутренние несущие стены и перегородки.

В декабре начались морозы, шел снег, а рабочие, невзирая на морозы и снег, трудились в поте лица, а вместе с ними трудился и я. Бригадир расставлял каменщиков на всю длину стенки; наиболее квалифицированных ставил возводить углы здания. Натягивался шнур на всю длину стенки фасада здания, выставлялись маячки, и работа кипела. Кто на своем отрезке кладки, при выкладывании ряда кирпича, отставал, то ему помогали товарищи, работающие по соседству. Потом шнур подымался на 2-й ряд кирпича и работа продолжалась.

Крановщик, по вызову, подавал пачки кирпича (в пачке 250 шт. силикатного или 500 шт. красного кирпича), бадьи раствора, а женщины-подсобники, – подносили кирпич, теплой водой размешивали раствор и лопатами накидывали в растворные ящики каменщикам. Холодный ветер пронизывал насквозь: в один рукав – залетал, с другого рукава – вылетал, от ветра слезились глаза, в брезентовых рукавицах замерзали пальцы, которые не могли удерживать тяжелую силикатную кирпичину, в рабочих ботинках мерзли ноги. Вот так я познавал труд каменщика. Закончив возведение 1-го этажа, бригада каменщиков приступала возводить 2-й этаж. А сантехники на 1-м этаже уже начинали укладывать трубы для водопровода и канализации; электрики проводили проводку для электричества, плотники начинали устанавливать окна и двери, а потом бралась за работу бригада женщин-штукатуров. Таким образом наша бригада возводила 2-й, 3-й, 4-й и 5-й этажи, а за нами вверх следовали другие бригады.

Долго буду помнить очень опасный для жизни каменщиков случай, который произошел после завершения 4-го этажа этого дома. Это было в январе 1965 года. Четвертый этаж был полностью уже перекрыт плитами-перекрытия, наша бригада каменщиков только приступила к возведению наружной стены фасада здания 5-го этажа. Крановщик, по вызову, подал в бадьях раствор и начал подавать в пачках кирпич, которые опускал на плиты перекрытия 4-го этажа. Бригада проложила пять-шесть рядов кладки стены и все рабочие продолжали, нагнувшись, работать. Я за своей спиной услышал какой-то треск и шорох, а также тревожный окрик нашего такелажника Владимира Турко, и машинально сделал шаг вперед – стал на стенку. Оглянувшись, я увидел, что та плита, на которой я стоял, не выдержала двух тяжелых пачек кирпича, треснув и сломавшись пополам, полетела вместе с нагруженным кирпичом вниз на 3-й этаж, пробила там плиту перекрытия и полетела на 2-й этаж, пробив также плиту перекрытия и 2-го этажа и далее пробила плиту перекрытия 1-го этажа. Так что какое-то провидение спасло меня от верной гибели.

К январю 1965 года первый 5-ти этажный дом был готов к сдаче. Все квартиры были отделаны и готовы к заселению. Но дом никак не могли сдать. Отопление дома осуществлялось своей кочегаркой, которая размещалась в подвальном помещении этого же дома. Штатного кочегара там еще не было, поэтому кочегарами заступали мужчины – члены нашей бригады, по очереди. С утра заступал кочегаром один человек, а с 18.00 его сменял другой и кочегарил до самого утра.

Помню, как в феврале 1965 года, когда я в 17.00, закончив работу на стройке и переодевшись, собрался уходить с работы к себе в общежитие, ко мне подошел бригадир и сказал: «Николай, сегодня должен заступать в кочегарку Николай Фомин, но он заболел и не может заступить на ночь кочегаром, давай переодевайся и с 18.00 заступишь дежурить в котельной».

Мне пришлось отработать целый рабочий день и потом еще целую ночь работать кочегаром в котельной. Рабочий, которого я менял в кочегарке, объяснил мне порядок и условия работы в котельной. Там стояли два электронасоса и их, при определенной температуре воды, надо было включать, чтобы прогоняли сильно нагретую воду, иначе от высокой температуры могли полопаться радиаторы. Топить печь пришлось угольком. Надо было работать так, чтобы печка не затухла. Своевременно лопатой я подбрасывал уголек, включал вентилятор для подачи воздуха, уголь, когда разгорался, вентилятор я выключал. Через три-четыре часа топки, в печи и поддувале набиралось много золы, которую я выгребал и выносил, иначе была слабая тяга. Главное, я старался, чтобы не уснуть и не прозевать температуру воды в радиаторах котлов, и чтобы не затухла печь. После заброски в печь угля, можно было минут на 10—15 присесть и сидя наблюдать за процессом. Я заступил в ночную смену не поужинав, и голод не давал возможности задремать. Таким образом, я работал кочегаром до 08.00, пока меня не заменил другой рабочий – Петр Овчаренко. После этого наш бригадир отпустил меня с работы для отдыха.

Среда – это был мой школьный день. В этот день я на работу не выходил, мог подольше поспать, но и не так долго – ведь надо было не прозевать позавтракать в столовой. А позавтракать надо было успеть до 09.00, иначе после 09.00 столовая могла быть уже закрытой.

После завтрака я приступал к подготовке к занятиям в школе по различным предметам: готовился к занятиям на четверг и пятницу; в оставшееся время читал художественную книгу. Так как в среду в вечерней школе занятий не было, то я мог читать художественные книги в этот день допоздна – до часу или до двух часов ночи. По субботам и воскресеньям я тоже читал допоздна.

В те времена по субботам мы работали на стройке – это был короткий рабочий день, работали на два часа меньше, без обеда и работу заканчивали в 15.00. После обеда, в субботу, я, как правило, читал художественную книгу или готовился к занятиям в школе на понедельник и вторник. Частенько мы с Андреем Полишко, по субботам или по воскресеньям, вечерами, ходили в кинотеатр смотреть художественные фильмы. С девчатами я ни с одной не встречался, чтобы не тратить время на свидания, да и чтобы не пришлось жениться до армии. Женитьба в мои планы никак не входила. Я решил: пока я не смогу выучиться и получить высокооплачиваемую специальность, про женитьбу – и не думать.

Я наяву видел, как моя сестра с мужем, – строители, в каких условиях они жили. Их жизнь была в постоянных кредитах: холодильник – в кредит на год или два, телевизор – в кредит, мебель то одна, то другая, – тоже в кредит. И так всю жизнь. Аналогичным образом жил мой старший брат Виктор, тоже постоянно был связан с кредитами. Я такой семейной жизни, чтобы пребывать в постоянных кредитах, не хотел. И думал, как же мне выкарабкаться из этой ямы. Тогда я уже понимал, что нужно учиться, выучиться и получить достойную профессию и только так можно достичь приличных условий жизни. На помощь родителей, братьев и сестер я не надеялся; мой жизненный принцип был один – опора на собственные силы.

По воскресеньям я спал подольше, тоже читал художественные книги; если подготовка к занятиям в школе не была сделана в субботу, то готовился к занятиям в школе на понедельник и вторник; иногда по воскресеньям, вечерами, мы с Андреем шли в кинотеатр смотреть кинофильм или в театр – на спектакль. В гости к сестре Люде и брату Виктору я ходил уже реже – по одному разу в месяц, по воскресеньям, поочередно.

Мое участие в общественной работе, в основном, сводилась к работе в комсомольской организации управления, заседаниях бюро комсомола первичной комсомольской организации. Заседания бюро комсомола первичной организации, которые проводились один раз в месяц, приходилось оформлять протоколами, которые мне частенько поручали писать. Помню, в администрации управления там работала племянница начальника нашего строительного управления, молодая девушка, тоже была членом бюро комсомольской организации. Приходилось с ней оформлять протоколы заседаний. И вот я обратил внимание на ее действия: однажды захожу в ее кабинет, где она работала, чтобы спросить, как оформить тот или иной пункт протокола заседания бюро, – она быстро отвечала и тут же говорила: «Ой, быстрее уходи, а то увидит дядя!». Я понял отношение ее дяди к рабочим, он ей запрещал контактировать с рабочими, поэтому она и боялась, чтобы дядя не видел ее общения с такими как я.

Взаимоотношения и общение в бригаде были самые разные. В общениях, как правило, преобладал язык вперемешку с матерщиной. При разговорах матерились мужчины и женщины; молодые рабочие при разговорах со старшими мужчинами и женщинами тоже матерились. Я, молодой рабочий, воздерживался при общении применять матерные слова, особенно при старших и женщинах, во-первых, – стеснялся, а, во-вторых, – не хотел засорять свою речь этими словами.

Моими, как бы, наставниками в бригаде были старшие по возрасту рабочие, ранее судимые, но ставшие на правильный жизненный путь, – это Петр Овчаренко и Евтушенко Илья. Петр Овчаренко (ему было лет 28—30) был семейным человеком; его жена работала каменщиком в нашей бригаде, он растил сына. Проживали они в нашем общежитии в семейной его части. Илья Федосеевич Евтушенко с 1931 года рождения (ему в то время было 33—34 года) был еще холостяком и проживал в нашем общежитии. Так вот, при разговоре с Петром Овчаренко о хулиганских действиях хлопцев, он всегда говорил: «Николай, не связывайся с ними, зачем это тебе нужно, ведь этим ты только испортишь репутацию и свою биографию; приводы в милицию оставят на тебе темное пятно и потом тебе никуда не сунуться». Я, конечно, прислушивался к их советам, но и сам еще лучше понимал, каким образом можно сломать себе жизнь.

Во время работ на стройке, когда я работал рядом с Петром Овчаренко, то помню, как задавал ему такой вопрос: «Петро, вот смотри: у нас экономикой управляют „совнархозы“, людьми руководят избранные советы, исполкомы, райисполкомы, облисполкомы, а зачем в управлении нужны парткомы, райкомы и вообще компартия, ведь они пытаются везде влезть, руководить, командовать, ни за что не отвечая». Тут Петро мне говорил, что они нужны, партийное руководство необходимо.

К весне 1965 года каменщики бригады закончили возведение коробки второго 5-ти этажного дома и приступили к внутренним работам, которые тянулись до самого лета.

Приближались Первомайские праздники 1965 года. Я собирался ехать домой к родителям, ведь они 1-го, 2-го и 3-го мая играли свадьбу, – женился мой старший брат Анатолий. В жены он брал 19-ти летнюю девушку – Валю Кривцун, проживавшую в поселке Лиховка. После свадьбы молодожены пошли жить к тете Дусе (тещи Анатолия).

В конце июня 1965 года, меня вызвали в отдел кадров нашего строительного управления и там заведующая мне сказала, что мне предстоит с 1 июля месячная командировка в г. Ртищево, Саратовской области, в одно из строительных управлений, для проведения там строительных работ. Я, конечно, этому не обрадовался: у меня не было желания куда-то далеко ехать работать. Но пришлось ехать. На 28 или 29 июня 1965 года я взял себе по требованию билет на поезд Днепропетровск – Барнаул и с командировочным удостоверением уехал к месту командировки. По прибытию явился я в указанное управление. Там собралось таких командировочных, как я, восемь человек и нас определили на работу на станцию Летяжевка, Ртищевского района. Там на станции нам пришлось возводить одноэтажное здание из белого силикатного кирпича.

В Летяжевке я с одним таким же командировочным парнем поселился на проживание у одной пожилой женщины. Мы ей платили за проживание и за питание. Она нам готовила еду.