На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

Также, я начал приобщаться к шахматам и научился хорошо играть.

Дурачества среди учащихся были самые разные: по вечерам бились подушками, да так, что по комнатам разлетались с них перья; иногда в комнатах подвешивали над дверьми, на нитке, рабочие ботинки, и как кто с другой комнаты заходил, открывая дверь, так эти подвешенные ботинки падали ему на голову. Тут было смеха! Или, другое, еще до общего отбоя, некоторые ребята в комнатах на своих кроватях засыпали.

Что с ними делали эти задиристые ребята?

Где был разорванный матрац, там вырывали клочки ваты, поджигали их, – они дымили; затем подходили к спящему парню, дымящуюся вату приближали к его носу и начинали на нее дуть, пока эта струя дыма не попадала ему в нос. Естественно, парень начинал вертеться, просыпался и вскакивал, – опять было много довольного смеха. А еще применяли такое дурачество, как удавка полотенцем. Кому-то по желанию, а кто не хотел, – тому, сзади внезапно, накидывали на шею полотенце и накрест его концами зажимали шею до тех пор, пока паренек не отключался и не засыпал. Кто-то тихо засыпал, а кто-то засыпал и весь начинал дергаться. Всех это смешило. Я не соглашался на такие эксперименты, но, однажды, меня внезапно подловили, сзади накинули на шею полотенце и тоже усыпили.

Отбой в общежитии был в 23.00. После отбоя двери общежития запирались дежурной. Кто из учащихся, где-то загулявшийся, приходил и стучался в дверь, дежурная ему открывала, но после долгих упрашиваний опоздавшего, и предупреждала о нарушении порядка проживания. Были случаи, когда таких нарушителей выселяли из общежития.

Каждую субботу после обеда, с 15.00, в общежитии проводилась генеральная уборка. Дежурная в каждую комнату заносила тазик с тряпками, хозяйственным мылом и щеткой. Надо было жильцам в своей комнате сделать генеральную уборку, которую мы делали следующим порядком: сначала с потолка и стен веничком, с намотанной на нем белой тряпкой, снимали паутину, потом с мылом вымывали двери, окна, затем полы; протирали койки белой влажной тряпкой. Уборкой в комнате занимались те жильцы, которые домой в субботу не уезжали. После окончания уборки заходила комендант, Марья Никитична, и проверяла уборку. Белой тряпочкой проверяла койки, окна, просматривала потолок и, если замечала пыль или грязь, то требовала уборку переделывать.

И вот началась учеба, а учиться надо было два года. Нашей группой руководил хороший мастер – Янушевский Николай Иванович, член КПСС. Он был умелым воспитателем. Состав учащихся группы был самым разношерстным, в основном одногодки, все приезжие, за исключением одного человека, который был местным – по фамилии Павлик. Имени и отчества его не помню, так как он с нами не жил в общежитии, а только присутствовал на занятиях и на практике.

В течение первых трех месяцев были классные занятия. Нам преподавали такие предметы: спец технологию, материаловедение, механику, электротехнику, обществоведение, гражданскую оборону, эстетику и другие.

Практические занятия с нами проводил наш мастер. Первые практические занятия он проводил в подвале здания училища. Там лежали штабели разного кирпича: белого, красного. В теоретическом плане в классе объясняли нам виды кладок из кирпича; в подвале мастер, используя кирпич, показывал, как ложатся эти стены из кирпича: в полкирпича, в кирпич, в полтора, в два и в два с половиной кирпича; объяснял и показывал, какая должна быть перевязка, как нужно выкладывать углы. Там же, в подвале, мастер показывал, как нужно выкладывать печку с плитой и грубой, как устраиваются дымоходы. Где-то весной на первом году обучения нас на небольшое время начали отправлять на производство для прохождения практики. Учебную группу разбивали на несколько подгрупп (по 5—6 чел.) и под сопровождением мастера, мы отправлялись к местам работ.

После первого месяца учебы моего односельчанина, Петю Стюпана, мастер отпустил съездить домой на воскресенье. Через пару дней он приехал, передал мне от родителей небольшую сумму денег и сказал, что будет отчисляться, так как дома одна мама, она инвалид и ей одной тяжело. По поданному заявлению его отчислили с училища. И вот я остался совсем один среди всех чужих. Состав учащихся – это 15-ти летние пацаны, в основном из сел. Лидировали в группе хлопцы из г. Павлограда, их было человек пять-шесть. Они считались городскими, все были такими приблатненными. Вокруг них большинство хлопцев группировались, их поддерживали, старались перед ними лебезить, заискивать. Кто из учащихся в группе, которые были поскромнее и ответственные, – над ними заводилы насмехались, дразнили, давали различные клички, а лизоблюды, – угождали им и подхватывали эти клички и насмехались вместе с ними. Это и я испытал от них.

Первый раз я поехал домой в свой поселок Лиховка к родителям через 3,5 месяца, на 7 ноября 1962 года. Одет был в синюю робу, фуражка железнодорожника, ботинки яловые. И, конечно, на то время гордился я этой формой.

В конце ноября 1962 года меня принимали в комсомол. К приему в комсомол надо было готовиться. Пришлось изучить Устав ВЛКСМ и нас, целую группу учащихся, повели в райком комсомола для приема в комсомол. Комиссия в райкоме задавала вопросы по уставу комсомола, я на них ответил. Потом, помню, задали вопрос: какие я выписываю и читаю газеты? Я ответил, что газеты не выписываю, а покупаю в киоске и читаю. Комиссия единогласно постановила – принять эту группу учащихся в комсомол. Для получения комсомольского билета и для анкеты необходимо было принести две маленькие фотокарточки. У меня возникла проблема. Ведь надо было идти фотографироваться в фотоателье. Стоили фотографии в то время всего лишь 60 копеек, а у меня не было денег ни рубля. Занять денег было не у кого. Да хотя и можно было в кого-то занять, да нечем было отдавать. До сдачи фотографий оставалось три дня. Перед этим, в воскресенье, я поехал в гости к сестре Люде.

Ей в этот период тоже трудно жилось. Ее муж лежал в больнице с туберкулезом. Ее дочери, Наташе, было 1 год и 10 месяцев, сестра еще была беременная вторым ребенком. Работала одна, Наташу возила на велосипеде в ясли, затем шла на работу, с работы шла и забирала Наташу. Еще ей часто надо было ездить к мужу в больницу, какую-то повезти ему еду. А зарплаты были маленькие.

И вот я, перед приемом в комсомол, утром, в воскресенье, приходил в гости к сестре Люде, а после обеда собирался уходить к себе в училище. Провожая меня, сестра Люда дала мне один рубль. Как я в душе обрадовался этому рублю. Это был выход из моего трудного положения. Я тут же, неподалеку от училища, пошел в фотоателье и сфотографировался на комсомольские документы. Как много прошло времени с тех пор, а я до сих пор с благодарностью вспоминаю сестру Люду и ее рубль, – как он меня выручил тогда.

Хорошо помню, как на занятиях по основам политических знаний, преподаватель Марк Львович нам объяснял, что такое «коммунизм». Как раз, до моего поступления в ГПТУ, в Москве прошел ХХII съезд КПСС (1961 год), взявший курс на построение коммунизма в нашей стране. Предполагалось, что к 1980 году в СССР построят коммунизм. И нам, учащимся, Марк Львович объяснял, какая жизнь будет при «коммунизме». Что рабочий день будет составлять всего 4 часа, а в оставшееся время каждый человек может повышать свой культурный уровень. У каждого мужчины будет не менее, как три костюма, обуви будет не меньше как пять пар, и будет с десяток рубашек. «Да, как будет хорошо», – подумал я.

А у меня в то время были только одни ботинки, да один костюмчик, уже поношенный.

Мне памятны занятия по эстетике. На этих занятиях учащимся прививали первичные навыки эстетического вкуса. На первых занятиях преподаватель ознакомил нас с сущностью и формами прекрасного в художественном творчестве, а также в жизни.

Изучая темы, касающиеся русских художников-передвижников, преподаватель демонстрировала их картины и давала некоторым из них характеристику, а на последующих занятиях требовала давать характеристики картинам уже самим учащимся. Припоминаю, как на одном из занятий, преподаватель вывесила картину В. Сурикова «Покорение Сибири Ермаком», дала нам время, чтобы мы внимательно ее изучили и сделали описание. Затем она вызывала отдельных учащихся для ответа, и все мы слушали характеристику, даваемую ими этой картине. Аналогичным образом мы изучали картину В. Сурикова «Боярыня Морозова» и других авторов. Завершающим этапом изучения этого раздела о художниках было посещение, в плановые часы занятий, Днепропетровского художественного музея.

Были темы занятий по эстетике, где нам рассказывали о музыке, истории создания отдельных произведений. К примеру, преподаватель рассказывала об истории создания такого музыкального произведения как полонез Огинского «Прощание с Родиной». После рассказа преподаватель ставила пластинку на жестком диске в проигрыватель, и мы все слушали это произведение, а затем высказывали свои чувственные восприятия.

Были занятия по эстетике, где преподаватель учила нас строить взаимоотношения с девушками, как себя нужно с ними вести и как обходиться.

Итак, первая практика во время обучения в ГПТУ.

Подгруппа из 8 чел., в которую я попал, была направлена на строительство забора из шлакоблока на какое-то небольшое предприятие, которое занималось выдавливанием сока из яблок под прессами. Яблочный сок заливался в бочки и эти бочки лежали рядами на хозяйственном дворе предприятия. Сок этот в бочках бродил и потом его отправляли на винный завод. Чтобы никто не пил сок из бочек, в них заливали какую-то неприятную на вкус добавку (типа деготь). Недели две наша подгруппа там строила этот забор из шлакоблока. Однажды подошел к нам рабочий из цеха, дядя Вася, и предложил попить бражки из бочки через трубочку. Ребята ответили, что эту бражку пить нельзя. Дядя Вася сказал, что, когда заливали бочонки этой неприятной добавкой, он одну бочечку откатил в сторону и в ней бражка чистая. Все ребята через трубочку попробовали эту бражку из сока яблок.

На этом предприятии нам разрешали пить яблочный сок. Кто хотел пить, тот подходил и подставлял кружку под струю сока, льющуюся по желобку пресса, набирал сок и пил сколько влезет.

На этой первой практике мы, молодые ребята, не достаточно еще соблюдали меры техники безопасности. Выложив забор до половины, учащиеся без подмостей не могли выше продолжать работу. Поэтому соорудили из брусков и досок подмости и продолжали выкладывать забор выше. В один из дней, те ребята, которые находились на подмостях, определенно пострадали от их перегрузки. Те из ребят, кто находился на земле, загрузили на подмости ящики с раствором и нагрузили много шлакоблока. И, видать, создали лишний вес. Я был наверху на подмостях, укладывал шлакоблок в стенку и, услышав сзади треск, интуитивно сделал шаг вперед и стал на стенку. Оглянувшись назад, я увидел, как все рушилось и летело на землю. Три учащиеся, вместе с шлакоблоком и ящиками, рухнули на землю и получили серьезные травмы.

В конце первого года обучения, где-то в мае месяце, я был направлен в ночной санаторий. В этот санаторий направлялись учащиеся только с нашего училища. Мою кандидатуру, как отлично успевающего и дисциплинированного учащегося, подал наш мастер. Мне туда не очень хотелось, так как туда надо было после занятий добираться трамваем, а утром – приезжать в училище. Ведь у меня тогда совсем не было денег на проезд. Вот я у мастера и начал отказываться, просил, чтобы туда послали кого-то другого. Но он назвал меня глупцом и настоял на своем – ведь истинную причину своего отказа я ему не говорил.

В санатории было улучшенное питание, давали гематоген и еще что-то, был медицинский контроль, спокойствие. Двадцать один день пришлось пробыть в этом ночном санатории. Зря я отказывался, понравилось.

Как вспомню один случай, который произошел со мной во время учебы в ГПТУ, так у меня волосы становятся дыбом до сих пор. Это было весной 1963 года в конце первого года обучения. Мастер группы, в один из будних дней, назначил меня и Виктора Мельникова в распоряжение завхоза училища. К 09.00, в назначенный день, мы с Виктором явились в указанное место к завхозу. Он нам сообщил, что на автомашине училища (ГАЗ-51) предстоит съездить на какую-то базу за матрацами. Ехали на эту базу больше часа. С прибытием на базу, по указанию завхоза, мы начали грузить на машину матрацы. Начали грузить на кузов со стороны кабины; поперек машины вмещался в длину один матрац. Мы нагрузили полную машину этих матрацев в четыре ряда и с метр выше кузова; обвязали матрацы веревками сверху и привязали до кузова. При возвращении в училище, завхоз ехал в кабине рядом с водителем, а мы с Виктором расположились следующим образом: я разместился у заднего борта (там было пространство от матрацев в 50 см), а Виктор расположился у переднего борта (между передним бортом и матрацами). Завхоз дал Виктору какую-то железку и сказал, что если необходимо будет остановиться, то Виктор должен этой железкой постучать в борт машины или по кабине. Таким порядком мы уселись и поехали. Проехали с километр или два, машина начала ехать по дороге на подъем и матрацы начали опускаться к заднему борту и меня к нему прижимать. С каждым десятком метров все сильнее и сильнее меня прижимали матрацы; штабель верхних матрацев тоже двигался и накрывал меня сверху. Я почувствовал, что еще немного и я задохнусь. Поэтому я начал кричать Виктору, чтобы он остановил машину, но при дорожном движении и гуле машин, он ничего не слышал. Находясь в такой ситуации, я хотел выпрыгнуть с машины, но меня так прижало к заднему борту, что двинуться не мог, а автомашина все продолжала ехать. Я протянул руки и высунул голову за борт и начал кричать, обращаясь к прохожим, но было тщетно. Прижало так, что я еле дышал, конечно, наступил испуг. «Ну, – думаю, – все, еще немного и я задохнусь». Мы еще долго так ехали. Виктор или услышал меня, или обратил внимание на то, что от него намного отодвинулись матрацы в мою сторону, постучал железкой по борту. Машина остановилась, и я с облегчением вздохнул. Меня освободили из этой западни. Мы немного поправили матрацы, и я умостился тоже впереди, рядом с Виктором у переднего борта. Таким образом мы доехали до училища уже без всяких приключений. Тогда я прочувствовал, что жизнь моя висела на волоске. Еще бы 10—15 минут такой езды и мне бы пришел конец.

Второй неприятный случай – во время учебы в училище – грозивший моей жизни, приключился на субботнике. Это случилось в конце первого года обучения, в июне 1963 года, незадолго до августовского отпуска. Для работ на субботнике нашу группу назначили в дом отдыха профсоюзных работников. Он располагался у р. Самара. К месту работ нас увезли утром на двух автобусах. По прибытию нас распределили для работ по объектам, а автобусы уехали обратно в город. Все учащиеся, прибывшие на субботник, трудились по благоустройству территории дом отдыха. Поработали до 14.00. Все мы ждали, что приедут за нами и привезут обед, но никто к этому времени не приехал и все мы пошли купаться в р. Самара. Ребята все разделись и начали прыгать с обрыва головой в воду. Я тоже разделся и приготовился прыгать с обрыва. Дождавшись своей очередности, я сделал разбег и пригнул головой в воду. При захождении в воду, я сильно прогнулся и весь удар воды пришелся в солнечное сплетение. В воде, на глубине двух метров, я почувствовал, что мне сперло дыхание, еле выдержал, чтобы не хлебнуть воды. Я понял, что если быстро не вынырну, то захлебнусь, и поэтому, что есть сил и терпения, я погреб руками и ногами. Вынырнув из воды, не смог я вдохнуть воздуха, а в это время то справа, то слева – прыгали и ныряли ребята. Я рванулся плыть к берегу; доплыл до берега, вылез с воды и все никак не мог продышаться. Наконец я продышался, и у меня потом отпала охота снова лезть в воду. Утонуть мог незаметно, так как никто ни за кем не следил, – все скопом, не организованно, прыгали, ныряли, плавали.

Наше купание длилось часа два. Накупавшись вдоволь, все ребята вышли из воды, – а за нами так никто и не прислал автобусов. Только, когда стемнело, за нами приехали машины с училища и привезли бутерброды. Фактически, – учащиеся остались без обеда.

Зимой, в феврале 1963 года, были первые зимние каникулы. Я приезжал домой к родителям в Лиховку. Какие новшества я увидел дома? На нашей улице, Степной, установили линию электропередач. Впервые в хате появилось электрическое освещение.

После окончания первого года обучения в ГПТУ, в августе месяце, у нас в училище был месячный отпуск, и я проводил его в Лиховке. Во время этого отпуска я помогал своему отцу в работе – целую неделю выпасал колхозных бычков за отца, с его напарниками, на одном из островов р. Днепр. Так что дал возможность отцу лишнюю недельку отдохнуть дома. Во время этого летнего отпуска мы часто с Моргуном Владимиром – моим одноклассником – по вечерам, на его мотоцикле «Ява», ездили к девчатам. Однажды поздно вечером, возвращаясь домой на мотоцикле и, не доезжая нашей улицы, случилась авария – на мотоцикле треснула пополам рама и мы остановились. Мы тогда говорили с ним, что хорошо, что это случилось на небольшой скорости перед поворотом на нашу улицу. Но мы с ним съезжали перед этим с крутой Лоринской горы, и если бы рама сломалась на этом спуске, то мы бы посчитали свои ребра, а может быть и головы свои.

С 1 сентября 1963 года начался второй год обучения в ГПТУ. Больше не теряя времени, я пошел учиться в вечернюю школу, в 9-й класс. Так что днем обучался в ГПТУ, а вечером – ходил в школу. Занятия в вечерней школе начинались с 18.00 и заканчивались в 22.30. Занятия в школе проводились четыре раза в неделю по пять уроков. В среду и субботу занятий в школе не было. Домашние задания для школы я делать успевал. Многие ребята, проучившись в школе два-три месяца, побросали школу – учиться не захотели. Они познакомились с девушками и, вместо обучения в школе, начали ходить на свидания. Я набрался терпения и учебу в школе решил довести до конца.

Некоторые из учащихся нашей группы, на 2-м году обучения, начали по вечерам ходить в городские парки, участвовать там в драках, заниматься мародерством, приглашали и меня с собой. Я им говорил, что я занят, мне надо по вечерам ходить в школу. В свободное время я, как правило, готовился к занятиям в школе или занимался чтением художественных книг. А по воскресеньям, чтобы меньше общаться с негативными однокашниками, я ходил по гостям: в одно воскресенье иду в гости к своей сестре Люде, а на другое – к брату Виктору, а вечером возвращался в свое общежитие. Вот так, чередуясь, я ходил по гостям.

Ночевать вне общежития было нельзя, так как комендант общежития заставляла проходить прожарку одежды тем учащимся, кто в нем не ночевал. При появлении учащегося в общежитии после приезда с каникул, отпуска или после короткой поездки домой, ему вручался талончик в баню с прохождением прожарки. Кажется, эта баня была на ул. Шмидта. Пока учащийся мылся в бане, его одежда прожаривалась в специальной камере под высокой температурой. После окончания помывки и прожарки одежды учащемуся выдавался специальный талончик, который необходимо было сдать дежурной в общежитии. Тогда разрешалось заходить и поселяться в своей комнате.

На втором году обучения некоторые из ребят нашей группы обзавелись девушками. А далеко ходить для знакомства не надо было. Ведь девушки-учащиеся проживали на третьем этаже, – этажом ниже нас. Поэтому по вечерам на лестничных площадках, по уголкам в коридорах стояли влюбленные пары. В 23.00, после отбоя, проходила дежурная или комендант, – и все разбегались по своим комнатам. Она заходила в комнаты, включала свет и проверяла: все ли на местах и все ли улеглись спать. Как только она уходила на первый этаж в свою дежурку, то, минут через 10—15, свидания продолжались вновь по темным уголкам. Из нашей комнаты два учащиеся парня (Федя Яковлев и Виктор Перепельченко) тоже заимели девчат и по вечерам опускались на нижний этаж к ним на свидания. Яковлев Федя вел даже свой личный дневник, где он описывал и свои свидания с Валей Смирновой. Этот дневник он не прятал, а просто хранил в своей тумбочке. По характеру он был спокойный, немного как бы флегматичный и не обижался, когда узнавал, что ребята по комнате читают его дневник.

А чтение было коллективным. В отсутствие Федора, садились все жильцы комнаты, один из учащихся (как правило, это делал Перепельченко Виктор) доставал дневник, садился и в голос начинал читать все то, что Федя написал за прошедшие сутки. Прочитывал один из абзацев и начинал давать свои саркастические комментарии. Из дневника мы узнали, как Федя познакомился с Валей, когда они впервые поцеловались, какие вопросы их занимали на свиданиях. Иногда некоторые ребята насмехались над Федором, охаивая его девушку, и в один из дней, при чтении его дневника, мы узнали, как на одном из свиданий он хотел порвать с Валей. Это была трогательная сцена, но так Федя и не смог разлучиться со своей девушкой. Так же из дневника узнали, как в отсутствие его мамы (мама жила в пригороде Днепропетровска) они ночевали одни в квартире, и как состоялся их любовный роман. А история этих свиданий у Феди Яковлева такова, что где-то через полгода после выпуска с училища у них родился сын, а как только им исполнилось по 18 лет, они поженились.

Вторая наша производственная практика, во время учебы в ГПТУ, была на стройке жилого дома, в декабре месяце. Было тогда очень холодно, а ходили мы на работу легко одетыми. Были на нас тонкие брюки синего цвета (спецовка); теплого белья не имелось. В один из дней ребята сильно намерзлись и, не дождавшись времени окончания работ, самовольно ушли в расположение училища. Я в этот день был рабочим в столовой. Было очень много шума со стороны руководства училища по этому поводу.

В дальнейшем, на втором году обучения, производственная практика проводилась через каждый месяц: месяц – учеба, следующий месяц – производственная практика, и так до окончания училища.

За проделанную работу, во время практики, с производства, заработанные деньги перечислялись в училище, и кое-какие деньги выплачивались учащимся, как вознаграждение. Деньги распределял учащимся наш мастер. Более дисциплинированным и трудолюбивым учащимся он назначал по 8—10 рублей, остальным – по 5—6 рублей за проработанный месяц. А кое-кого он лишал всякого вознаграждения за прогулы во время производственной практики.

На втором году обучения в ГПТУ, весной, нас отправили на две недели на практику в п. г. т. Томаковка, Запорожской области. Ехали туда поездом организованно, администрация училища заблаговременно приобрела для нас билеты. Там нас поместили для проживания в каком-то ангаре, нас там кормили. Прошло указанное время нашей практики и нужно было возвращаться в училище. За нами никто не приехал, и ребята решили добираться самостоятельно, естественно, без билетов на поезд.

Помню, как мы половину пути проехали в поезде, и вдруг заметили ревизоров с проверкой билетов. Все ребята поднялись и прошли вперед в другой вагон; а в другом вагоне навстречу шли с проверкой билетов другие ревизоры. Мы рванули назад к выходу и полезли на крышу вагона, далее, по крыше вагонов побежали вперед по ходу движения поезда. Пробежав по крыше трех-четырех вагонов, мы опустились вниз по ступеням и зашли в вагон. В нем ревизоры уже проходили. Вот так без билетов мы добирались до Днепропетровска в свое строительное училище.

Последняя производственная практика, за два месяца до окончания училища, у меня была на конфетной фабрике. Нас, группу ребят из 6 чел., туда распределил мастер. Мы там строили шахту для лифта из красного кирпича, начиная с подвала. Работать на фабрике понравилось, так как мы там постоянно лакомились конфетами. На фабрике было несколько цехов, один из них был закрытым. Туда посторонних, даже рабочих из других цехов, никого не пускали, потому что выпускаемые конфеты в том цеху предназначались для руководства райкомов и исполкомов. В основном там изготовлялись конфеты с коньячной начинкой. В другие цеха мы заходили, смотрели весь производственный процесс по изготовлению конфет, включая их автоматическое обвертывание. В цеху можно было кушать конфет сколько угодно, только нельзя было выносить из цеха. Сидел вахтер на выходе и, если видел набитые карманы, то сразу возвращал человека назад.

Мы на фабрике пробовали пить кружками патоку для леденцов. Приезжала спецмашина и сливала патоку в емкость цеха, поэтому, кто из ребят хотел, то подставлял кружку и пил. Патока представляла собою вязкую жидкость, как жидкий мед, по вкусу не сильно сладкая.

И вот пришло время выпускных экзаменов в ГПТУ. Экзамены принимала государственная комиссия, членами которой были представители из разных строительных трестов г. Днепропетровска. Все экзамены я сдал на «отлично». Учитывая то, что за время текущей учебы я усваивал программу обучения на «отлично» и сдал на «отлично» выпускные экзамены, государственная комиссия присвоила мне квалификацию каменщика III разряда, а кто хуже учился, тем присваивали II разряд. Итак, нас выпустили с училища 15 июня 1964 года. При распределении я попросился, чтобы меня оставили работать в г. Днепропетровске, так как хотел закончить вечернюю школу, ту, где учился. Меня направили работать, после окончания училища, в строительное управление СУ-122 треста Днепротранстрой г. Днепропетровска.

Работа на производстве

После окончания строительного училища, с июня 1964 года, началась моя самостоятельная трудовая деятельность.

Окончив ГПТУ, я с другими выпускниками явился в управление треста «Днепротранстрой». Некоторых выпускников нашего ГПТУ (в том числе и хлопцев из нашей группы) направили работать в строительное управление СУ-122 г. Днепропетровска. Парням предоставили жилье в общежитии на ул. Караваевской, девушкам – в общежитии на пр. Гагарина. Меня и моего товарища с нашей учебной группы (Виктора Мельникова) в строительном управлении распределили в одну бригаду каменщиков, на один из строительных участков управления. Эта бригада строила два 5-ти этажные дома на набережной р. Днепр, ниже кинотеатра «Планета». Бригада, в которую меня направили работать, являлась бригадой «коммунистического труда». Бригадой руководил Григорий Пальчун, плотный мужчина лет 35-ти.

В состав бригады входило человек двадцать-двадцать два работников. Кроме каменщиков, в бригаде были еще два плотника и шесть подсобников. В бригаде были мужчины и женщины самых разных возрастов. Было в бригаде несколько человек, которые когда-то отбывали наказания за уголовные преступления. Мы с Виктором явились в свою бригаду, представились бригадиру, там же на стройке нам со склада выдали рабочую одежду, спецовки и инструмент для работы.

Бригадир нас представил членам бригады и, после всяких инструктажей, мы включились в работу на стройке в составе бригады. Так как мне и Виктору еще не исполнилось по 18 лет, то мы работали не полный рабочий день, а на один час меньше, то есть работу мы заканчивали в 16.00. Рабочий день у нас на стройке был 8-ми часовым; начинался с 08.00 и заканчивался в 17.00.

С 1 сентября 1964 года я пошел в вечернюю школу в 10-й класс, поэтому, по законодательству, мне причитался один (школьный) день в неделю для подготовки к занятиям, который по ставке в 50% оплачивался. Месяц-два я присматривался и изучал членов бригады. Кроме меня и Виктора Мельникова, прибывших молодых рабочих, в бригаде были еще три молодые парня, которые пришли с нашего училища годом раньше. Наша бригада, до моего прихода, только выстроила первый 5-ти этажный дом (была готова коробка дома и проводились бригадой внутренние работы). Часть бригады занималась возведением фундамента для второго 5-ти этажного дома. Машины с растворного узла привозили бетон, рабочие клали на землю металлические листы и самосвалы вываливали на них бетон. Оставшийся в кузове бетон, рабочим приходилось лопатами скидывать вручную. Привезенный бетон рабочие совковыми лопатами носили и закидывали в опалубку фундамента, далее бетон утрамбовывался специальными электрическими вибраторами. Внутренние работы в 1-м доме и возведение фундамента 2-го дома проводились до декабря 1964 года.