На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

От нашей улицы до р. Днепр было, кажется, 18 километров. В общей сложности мы тратили на движение к реке часа 2—2,5. По прибытию к месту рыбалки, мы разворачивали и закидывали свои закидки. Клев был с вечера слабый, и мы всегда ожидали раннего утра. Перед наступлением темноты, мы делали последние насадки, закидывали свои закидки на всю ночь, а, чтобы слышно было ночью, как клюет рыба, мы прикрепляли звоночки. Бывало, что за всю ночь не было ни одной поклевки; иногда бывали. Как правило, ночью клевал лещ. Были мы молодые, ночью спать хотелось, поэтому часто просыпали поклевку. После рыбалки я привозил домой 3—4 небольших леща, – вот и вся моя рыбалка. Такая рыбалка надолго отбивала охоту порыбачить. Поэтому мы и редко туда ездили.

Однажды, будучи на рыбалке на р. Днепр, я рано утром вытаскивал свои закидки после ночи. Тяну одну закидку – вытягиваю небольшого леща, тащу вторую – еще один лещ. Я начал тянуть леску третьей – и вдруг по леске сильный удар, стало тяжело мне тянуть, – и тут я увидел, как большая щука, до метра длиною, резко потянула по верху воды вправо, затем развернулась и повела влево. Потом я ощутил резкий рывок и леска моя ослабла, – щука перекусила мою леску и ушла. Оказывается, когда я начал вытаскивать леску третьей закидки, на крючке был небольшой подлещик, щука его проглотила и попалась на крючок. Если бы у меня были на закидке металлические поводки, то щука бы не ушла, она не смогла бы перекусить такой поводок, и я смог бы иметь хороший улов.

Каждый раз мы рыбачили на р. Днепр до 12.00 часов, а после, – сворачивали снасти и возвращались уставшие домой.

А еще мы, в летнее время, ходили по посадкам. Ходили часто к самой отдаленной от нас посадки – маслиновой. В этой посадке, внутри ее, росли большие деревья дуба, клена, а передний и последний ряды посадки – деревья маслины и шелковицы. Когда поспевала шелковица, мы ходили ее собирать и кушать. Сначала наедались, а затем подстилали под деревом тонкое одеяло или простынь и трясли деревья. Так набирали по целому ведру шелковицы.

Когда поспевала маслина (а это поздней осенью), то ходили и собирали маслину. А так как мы были пацанами-школьниками, то интересовались всем, что было в посадках, – а там было много птичьих гнезд. Помню, как я залазил на самую верхушку дуба, – там было сорочье гнездо, и в нем – большие оперенные сорочата. Трудно было найти отверстие в сорочьем гнезде, но я добирался до молодого выводка и доставал их. Какие они были злые, – и молодые и взрослые сороки; молодые клювами хватали за пальцы, а их родители кружили и стрекотали над самой головой.

Также, в посадке летом, было много гнезд сорокопутов.

Я тоже лазил по деревьям и добирался до гнезда этой хищной птицы; она по размерам почти такая, как скворец. Бывало, идем по посадке и высматриваем гнезда. Увидев с земли гнездо, начинаем смотреть, что там в гнезде имеется. Если замечали больших птенцов, то было интересно их подержать в руках. И кто-то из ребят начинал лезть на дерево.

Что начиналось? Взрослые сорокопуты подымали стрекотание, начинали пикировать над головой, готовые клювом ударить по голове. А к птенцам-то дотронуться тоже невозможно, – кричат и хватают своими клевами за руку. Приходилось их брать с гнезда, опускаться на землю. Когда все ребята хорошо их посмотрят, затем кто-то лез на дерево и обратно их садил в гнездо. Когда мы уходили, то пара сорокопутов нас преследовала и сопровождала метров до 100 от их гнезда, и все с криками пикировали над нашими головами.

Иногда, в тени деревьев, хлопцы играл в карты в подкидного. Я тоже играл до 8-го класса. Но, когда понял, что эти игры в карты всего лишь пустая трата времени, – я перестал садиться играть, и до сих пор ни разу не садился за карты.

А зимой по воскресеньям, как мы проводили время? Собирались по человек пять-шесть, я брал с собой собаку по кличке Барсик – овчарку и, с часов десяти утра, – в поход по степям, лугам, посадкам и болотам. Пес Барсик бегал впереди и выгонял зайцев, а выгнав зайца, начинал его преследовать; через метров 500 преследования, он потихоньку отставал и продолжал преследование с лаем. И так он преследовал зайца с километр, отставал и возвращался ко мне.

В болотах мы жгли камыш, а также кучи перекати-поля в степи, а мой пес бегал вокруг да ловил и поедал мышей, выбегающих из пылающих куч сухой травы. Приходили домой, после полевых прогулок, под самый вечер, когда уже смеркалось, голодные и уставшие. С еды я мог с собой брать пару кусочков хлеба, намазанных смальцем. Вот и вся еда на целый день.

Весной, после 14 марта, я с хлопцами ходил на луга выливать сусликов. В те мартовские каникулярные дни светило яркое солнце, травка зеленела; у каждого из ребят было с собой по пару ведер; ходил я по лугам, нагнувши голову и напевая песни, всматривался в зеленую травку, – искал свежие сусличьи норки. И найдя свежую норку, как пять копеек, ставил возле нее палочку или бросал шапку, вместо ориентира, и бежал с ведрами к болоту за водой. Приносил и начинал лить. Как раз два ведра воды было достаточно для выливания суслика с одной норки. Выливал одно ведро, опускался на колено, приставлял ухо к норке и слушал – лезет суслик или нет, если не было слышно бултыхания воды, значит норка пустая, – дальше воду лить не стоит, – суслика в ней нет.

Услышав бултыхание в норке, брался за второе ведро и продолжал лить воду, держа ведро одной рукой, а второй – приготавливался схватить суслика за шею сзади; затем, – хвать его рукой и удар о землю; заталкивал суслика под ремень на поясе и дальше опять шел искать свежие норки. Таким образом, я за целый день мог наловить десятка два сусликов. Дома осуществлял ошкуривание; шкурки развешивал для высушивания, а мясо шло в котел для варения еды свиньям. А свиньи, при кормежке, услышав ароматный запах еды с сусликом, рвались, как звери, готовые перепрыгнуть через загородку, – так им нравилась эта еда.

Шкурки сусликов, после высыхания, я сдавал заготовителю по цене: 6 коп. за одну шкурку (после денежной реформы 1961 г.), шкурки хомяков – по 10 коп. за одну штуку. Но их попадалось мало.

Однажды, я не удачно поймал хомяка при выливании его водой из норы: вместо того, чтобы схватить его сзади за шею, схватил его спереди, и он зубами впился мне в пальцы, еле-еле развел ему пасть и освободился, но палец прокусил он мне глубоко, – долго не мог остановить кровь, и рана заживала долго.

На весенних каникулах приходилось помогать родителям вскапывать огород. Приусадебный участок у нас был 15 соток, который нужно было вскапывать вручную, – там росли деревья. Приходилось помогать копать огороды и пожилым людям. Часто приходила тетя Христя и просила маму: «Пусть Коля с Ниной придут и помогут вскопать огород в садике». Нина отказывалась сразу, а я был безотказным, – брал лопату и шел помогать вскапывать ей сад, в то время как другие хлопцы разгуливали по улице или занимались играми.

Летом мне приходилось часто выпасать и колхозную череду коров. Колхозных коров выпасать было трудно: носились по лугам, как хорты, не удержать эту череду. Так я брал с собой собаку Барсика, и он очень помогал. Как только часть коров уходила куда-то в сторону или отбивались, так я давал команду собаке: «Барсик, – Возьми!» – и он летел за ними стремглав и заворачивал их в нужную сторону, покрывая коров лаем. Так с ним я меньше бегал за коровами: он хорошо мне помогал.

Первого и второго мая 1960 года в нашей семье было важное событие: у нас была свадьба, сестру Люду выдавали замуж за Озерного Анатолия, ей тогда было 20 лет. После свадьбы молодожены уехали жить в г. Днепропетровск.

За несколько дней до свадьбы она приезжала с города в Лиховку на регистрацию в ЗАГС (в сельсовет). Так как ее жених проживал в Лиховке, заявление на регистрацию в ЗАГС (в сельсовет) подавал Озерной Анатолий со своим отцом в отсутствие Люды. Люде, в письме, Анатолий посоветовал ехать поездом до станции Ирастовка. Так она и сделала: под вечер приехала поездом до Ирастовки. Автобусы тогда с Ирастовки не ходили до Лиховки, особенно после того, как Лиховка перестала быть районным центром. В Ирастовке Люда попросилась к одной женщине переночевать. А утром, не найдя никакого транспорта на Лиховку, решила идти домой пешком.

Вышла с Ирастовки в 10.00 и пошла в направлении Лиховки по полевым дорогам, вдоль посадок. Когда шла, то не встретились ни люди по пути, ни попутные автомашины. Так к 18.00 и добралась пешком до Лиховки; говорила, что сильно устала, пока дошла домой. Вот так она добиралась, чтоб зарегистрироваться со своим женихом.

Свадьбу тогда играли три дня, как и положено в селе. На второй или третий день свадьбы – был такой обычай в Лиховке – по улице возили тачкой родителей. Я вспоминаю, как посадили в тачку сначала моих родителей и начали мужики их возить. Бегали мужики с большой скоростью, а мои родители сидели и только улыбались. А последний раз, когда их везли, то возле хаты перевернули эту тачку.

Когда очередь дошла до пары Озерных, то старый Озерной взвыл, начал кричать: «Не буду кататься!» Мужики хотели их силком посадить, но Озерной начал кричать: «Не подходите ко мне! Я вас порежу!» Так что вторую пару «молодых» не покатали.

В июле 1960 года демобилизовался со службы в Морфлоте мой старший брат Владимир. Он на несколько месяцев раньше был уволен с армии в связи с тем, что собирался поступать в институт. После месячного отдыха брат Владимир уехал в г. Запорожье к прежнему месту работы и стал работать на своем заводе «Запорожсталь», а в институт, в том году, поступать не стал.

Вспоминаю, как мы с Леней Озерным покупали велосипеды. Однажды в воскресенье, в мае 1961 года (мы с ним заканчивали 7-й класс), мы с ним зашли в центре села в магазин «Раймаг» и увидели там два велосипеда для взрослых красного цвета. Нам с Леней велосипеды понравились. Леня сказал, что будет покупать и попросил продавца, чтобы она никому не продавала, а он пойдет домой за деньгами и через час придет за велосипедом.

У моих родителей, в то время, был велосипед довольно старый, изношенный. Поэтому нам надо было приобрести новый. Я на покупку велосипеда не надеялся, так как в ближайшее время отец не собирался покупать.

Мы с Леней быстро пошли домой. Я, придя домой, начал говорить своему отцу, что в «Раймаг» привезли два велосипеда для взрослых, они красного цвета. Леня Озерной пришел за деньгами и будет покупать. Отец поинтересовался: в какую же цену эти велосипеды. Я ответил, что стоимость велосипеда 51 рубль. Отец сказал: «Так пойди же и купи нам тоже велосипед». Дал мне 52 рубля, и я пошел вместе с Леней покупать. Пришли в магазин, велосипеды оба были на месте – никто их не купил. Мы выкупили себе с Леней по велосипеду и приехали на них домой. Посмотрели дома на мою покупку – велосипед всем понравился.

Я занялся уходом нового велосипеда. Сначала я вытер всю смазку, снял колеса, смазал солидолом втулки, все подшипники, проверил руль, проверил и подкрутил все гайки, – техническое обслуживание мной было завершено.

Прошел месяц с того времени, как я купил новый велосипед; настал июнь – время каникул. И вот, однажды, в обеденное время, мы с Леней Озерным решили поехать на новых велосипедах покупаться на озеро Винницкое. По дороге на Мишурин Рог мы доехали до поворота на Лоринскую долину. После поворота, чтобы спуститься в эту долину, там был очень крутой и длинный спуск, – крутизна около 50 градусов. Мы всегда съезжали в долину с большим ветерком. И вот, после поворота, я поехал первым, Леня ехал за мной. Мой велосипед катился с огромной скоростью, только ветер свистел в ушах. Дорога на спуске оказалась пыльная; пыль была на дороге сантиметров 5—6. Я катился с большой скоростью, метров за 50 до ровного участка дороги, в пыли, лежало металлическое колесо от тракторного плуга, – я поздно его заметил, – и переднее колесо моего велосипеда ударяется в этот металлический диск, мой руль развернуло вправо, – велосипед на секунду завис над препятствием. Я по инерции вылетел с велосипеда и кубарем полетел по ходу движения, летел и катился метров десять, велосипед лежал сзади на обочине. Я поднялся, осмотрелся, – оказалось, что сбил до крови только одни локти. Подошел и посмотрел на свой велосипед – переднее колесо было согнутое в дугу.

Что же мне делать, ведь новый велосипед? Что скажут родители? О купании в озере – не было уже и речи. Катить велосипед было невозможно – ведь переднее колесо не крутилось. Я взял велосипед на плечи и понес наверх к дороге Мишурин Рог – Лиховка. С трудом донес до дороги, а там вдоль дороги росли деревья акации. Там мы с Леней сняли переднее колесо; я подошел к одному дереву, нашел там между двумя толстыми ветками расщелину, вставил туда колесо и начал выпрямлять. Долго мы мучились, но как будто выпрямили. Начали вставлять и прикручивать колесо – оказывалась сильная восьмерка. Сняли и опять начали выпрямлять, затем прикрутили снова; проверили, – при вращении колеса восьмерка оказалась еще приличная, но решили, что гнуть в расщелине, – это ничего не даст. Попробовали в некоторых местах отпустить спицы, а в других, – их натянуть, тем самым мы еще уменьшили люфт и восьмерку. На этом мы завершили правку моего велосипеда. Исправили с Леней так этот дефект в велосипеде, что никто и не заметил у меня дома. Я попросил Леню, чтоб он о моем падении с велосипеда никому не говорил. Так и отделался я только своими сбитыми локтями.

Наступил август 1961года и в нашей семье новое событие, – приехал мой старший брат Владимир с Запорожья в Лиховку и сказал родителям, что приехал жениться. Родители подумали, что он будет жениться на девушке с Запорожья, и об этом спросили у него. Он ответил им, что приехал жениться на девушке с Лиховки, – на Дидко Лиде.

В то время в гостях у моих родителей были сестра Люда и ее муж Анатолий Озерной. Анатолий Озерной, в присутствии моих братьев Анатолия и Владимира, начал наговаривать на Лиду, говоря, что она встречалась с одним шофером и была чуть ли не беременная от него. Загрустил мой брат Владимир и стал раздумывать: что же ему делать? Уже хотел больше и не ходить к Лиде. Мама узнала об этих разговорах, посмотрела на Володю и сказала: «Сходи, Володя, и все сам разузнай!». Вечером Володя, как пошел к Лиде, то там и остался, – свадьбе бывать.

Мои родители, совместно с родителями Лиды, подготовились и сыграли им свадьбу.

А в октябре 1961 года призвали в армию моего старшего брата Анатолия. Он прослужил все три года в Германии (ГДР). Он служил шофером, возил командира части.

Наступил 1962 год. Я ходил в 8-й класс. В феврале 1962 года демобилизовался с Морфлота мой старший брат Виктор, который прослужил в общей сложности 4 года и 4 месяца. Демобилизация у него затянулась в связи с Карибским кризисом и блокадой Кубы. Приехал он с г. Измаила не один. Там он женился и приехал домой с женой по имени – Валя.

В июне 1962 года я успешно сдал все выпускные экзамены за 8-й класс и получил свидетельство о неполном среднем образовании. На этом моя учеба в дневной школе закончилась.

Самостоятельные жизненные шаги. Учеба в ГПТУ

Закончив восемь классов, у меня не возникало мысли идти учиться в школу дальше, чтобы получить среднее образование, так как до меня никто из моих братьев и сестер не заканчивали 10-ти классов. В нашей семье (Штаченко) так сложилось: как только кто из моих братьев или сестер заканчивали семилетнюю школу, их сразу везли в город куда-то поступать учиться – в техникум или в ГПТУ. Так вышло и со мной.

В июле 1962 года меня, и соседского моего товарища Петю Стюпана, моя мама повезла в г. Днепропетровск поступать учиться. В первую очередь зашли в индустриальный техникум – в 1957 году его окончил мой старший брат Владимир – узнали условия приема; поговорили, посоветовались мы между собой и приняли решение, что делать нам дальше. Петя сказал, что поступить не сможет, желательно идти в ГПТУ (городское профессионально-техническое училище), чтобы поступать без экзаменов. Я тогда подумал: «Ведь моя учеба в техникуме создаст дополнительную нагрузку на родителей. С общежитием в техникуме было трудно, а это значит, что нужно снимать комнату для жилья, надо мне питаться и одеваться».

На помощь старших братьев и старшей сестры Люды я не надеялся: они сами нуждались в помощи. Брат Виктор со своей семьей жил на снимаемой квартире в г. Днепропетровске. Брат Владимир, с женой Лидой, проживал в г. Запорожье в коммунальной квартире, только начинали жизнь – им самим нужна была помощь. Сестра Люда имела свою квартиру, но жила на другой стороне города, за р. Днепр (в пригородном пос. Мануиловка), – а это очень далеко добираться до техникума. Кроме меня с родителями оставались еще трое младших детей – брат Иван и две сестры. Вот поэтому я сказал маме, что и я пойду вместе с Петей поступать в ГПТУ.

Все мы переночевали у моей сестры Люды и рано утром поехали в строительное училище на улице Канатной. Это то строительное училище, которое заканчивала, в 1957 году, моя сестра Люда. Зашли в приемную комиссию; нам предложили в группу каменщиков, так как группы сантехников и плотников были уже набраны. Мы согласились, сдали документы и нас направили в поликлинику проходить медкомиссию. Медкомиссию мы с Петей прошли и нас зачислили в училище. Нам указали дату, когда нужно явиться на учебу. Мы с Петей в свой родной поселок, после сдачи документов и прохождения медкомиссии, уже не возвращались. Уезжая домой, мама сказала: «Ну, смотри же, сынок, учись хорошенько, прокладывай себе дорогу, закончишь ГПТУ, будешь работать и пойдешь учиться в вечернюю школу, а затем в вечерний институт, тебе неоткуда ждать помощи, нам тебе тоже нечего дать, да и старшие браться с сестрой помочь не в состоянии. Так что устраивай сам свою судьбу, а пробьешься в люди, – нас не забывай».

В учебную группу каменщиков набрали человек 25 учащихся. Мне и односельчанину Пете предоставили койки в общежитии; мы поселились с ним в одной комнате. Во время учебы в ГПТУ учащиеся были обеспечены трехразовым бесплатным питанием в столовой училища. Кроме того, учащиеся обеспечивались рабочей и повседневной формами одежды.

Итак, в 15 лет я был оторван от своего родительского гнезда, от своих младших братьев и сестер. С утра до вечера, и с вечера о самого утра, то есть ежесуточно перед глазами – чужие лица. Да еще не ото всех испытывать доброжелательное отношение, слышать частые насмешки, оскорбляющие высказывания, клички, которые по пяткам следовали то за одним, то за другим учащимся. И это надобно было испытывать на себе, терпеть и как-то приспосабливаться к этим условиям тамошнего бытия.

Что можно сказать про учебу в строительном училище и проживание в общежитии?

Общежитие ГПТУ находилось через два дома от учебного корпуса. В учебном корпусе размещалось управление училища и учебные аудитории. Рядом с общежитием ГПТУ находилось общежитие студентов-девушек какого-то техникума. Наше общежитие было четырехэтажным. На первом этаже находилась дежурная комната, камера хранения вещей (чемоданов) учащихся, комната и кладовая для хранения постельного и нательного белья. На 2-м этаже был оборудован кабинет врача училища, красный уголок (ленинская комната), где находился телевизор «Рекорд», показывающий в черно-белом изображении, и несколько десятков стульев; были на втором этаже класс гражданской обороны и библиотека. На 3-м этаже проживали учащиеся-девушки, а на 4-м – учащиеся-мальчики. На 5-м этаже, состоящем из двух комнат (пристройка), тоже жили мальчики. Меня и Петю Стюпана поселили в комнате на 4-м этаже. В комнате размещалось человек 5—6 учащихся.

Порядок в ГПТУ был строгим. Особенно нас держали в руках на первом году обучения. Подъем был в 07.00. Нас по команде подымали и под руководством физрука отправляли на утреннюю физзарядку на стадион. После умывания и заправки коек отправлялись в учебный корпус в столовую, находящуюся на 1-м этаже. Каждому учащемуся, перед приемом пищи, в коридоре, дежурным мастером, вручался талончик и по нему в столовой нам выдавали пищу. Дежурный мастер регулировал порядок захождения учащихся в столовую. Талоны выдавались потому, что некоторые учащиеся стремились принимать пищу повторно, чтобы скушать что-то вкусное из меню. Кормили нас нормально, наедались. За первый год, я помню, что подрос на целых 14 сантиметров.

После завтрака в столовой, с 09.00, начинались занятия и заканчивались где-то в 14.00. Затем обед. После обеда бывали какие-то мероприятия общего характера: проводил воспитательные мероприятия мастер или воспитатель, готовились к занятиям пару часов, а потом свободное время. Часто нас по вечерам, во время обучения, водили в цирк, а во время занятий по эстетике – посещали художественный музей, кинотеатры, а затем обсуждали просмотренные кинофильмы.

В свободное время кто-то читал, кто-то спал, кто-то смотрел телевизор в красном уголке, кто-то играл в шахматы, а некоторые занимались разными дурачествами. Чтоб ко мне не придирались заправилы с учебной группы, я по вечерам лежал и читал книги. Что было характерным в поведении задиристых ребят, – они уважали тех, кто занимался чтением книг, – они их обходили и не задевали.

Я, в первую очередь, начал читать книги Жюль Верна. Понравились мне тогда его романы: «Пятнадцатилетний капитан», «Таинственный остров», «Дети капитана Гранта», «Двадцать тысяч лье под водой», а также книга «Капитан Немо».

Читал я и романы Фенимора Купера, такие как: «Следопыт», «Зверобой», «Последний из могикан» и другие.

Понравились мне романы Теодора Драйзера «Финансист» и «Американская трагедия». Я прочитал во время учебы в ГПТУ и много книг других писателей.