Одесский листок сообщает

– Мне на жизнь не наплевать. Балуца духовой [8 - Духовой – отморозок, отпетый бандит.], такие бьются до последнего. Рисковать собой ради чьего-то там мнения наверху? Увольте. Как получится, так получится. Постараюсь взять живым. Ей-богу! Но гарантировать ничего не могу.

– Тогда пойдете под служебное расследование. А там и со службы недолго вылететь!

Лыков хотел ответить, но сдержался. И даже не хлопнул дверью на прощание.

Через шестьдесят часов он сошел на перрон станции Одесса-Главная и обнял Сергея. Тот сжался и заплакал, как ребенок…

Они простояли так долго. Пассажиры оглядывались на странную пару. Седовласый, в возрасте мужчина обнимал за плечи молодого, а тот безудержно рыдал. Наконец Азвестопуло взял себя в руки. Вытер слезы, кликнул носильщика.

– Где хотите поселиться, Алексей Николаевич? Можно у меня.

– Нет, поехали в гостиницу.

– В какую?

Питерец хорошо знал Одессу и поэтому долго не раздумывал:

– В «Лондонскую».

Эта гостиница первого класса стояла на Старом Николаевском бульваре, из ее окон открывался дивный вид на порт внизу, на море и на лучшую часть города. В прошлый раз коллежский советник жил там и остался доволен.

Заселившись, приезжий быстро принял душ и потребовал завтрак в номер. Сергей хотел уйти, но начальник не отпустил его:

– Выпей вместе со мной кофе, есть разговор. А потом поедем на кладбище. Ты ведь своих уже похоронил?

– Да, позавчера.

Коридорный принес завтрак. Как только он вышел, Лыков сказал:

– Возьми справку у доктора, что ты болен.

– Зачем? – удивился грек.

– Курлов требует, чтобы ты вернулся в столицу. Вести дознание он тебе запретил. Почтишь через девять дней – и в Петербург.

Азвестопуло недоуменно смотрел на коллежского советника.

– Ну? Понял теперь?

– Нет… Курлов свихнулся? Как он это себе представляет? Что, я буду в Питере без вас бумажки перекладывать, а вы здесь в одиночку станете ловить Степку Херсонского?

– Да.

– Он… идиот.

– Курлов службист. И правда не принято, чтобы полицейские вели дознание преступлений, жертвами которых стали их близкие родственники. Это похоже на месть. Павла Григорьевича можно понять.

– По совести – нет, нельзя!

– Можно, Сережа, можно и даже нужно. Ну какая у нас с тобой будет объективность? Ты же хочешь его задушить своими руками.

– Разумеется!

– А мне строго-настрого велено взять Степку живым. Иначе вылечу со службы.

– И что вы решили?

– Я тоже хочу придушить эту тварь. Но так и быть, оставлю его тебе. Буду держать, чтобы не вырвался.

– Вот это правильно.

– Конечно, правильно. А насчет увольнения мы еще поглядим – Павел Григорьевич себя сильно переоценивает. Не для того я столько лет в департаменте служил, чтобы всякая шушера меня выгоняла. Но справку у доктора возьми. Болен, прикован к постели, выехать пока не можешь. Учти, генерал захочет это проверить.

– Ха! Проверять Азвестопуло в Одессе? Из Петербурга? Смешно.

Сыщики поехали на старое христианское кладбище. Могила родителей Сергея находилась в дальнем конце. Место было непрестижное, невдалеке возвышалась за оградой Чумная гора. В свое время там хоронили умерших от трех чумных эпидемий, поразивших Одессу. Затем сверху начали наваливать мусор, и появилась самая настоящая сопка, подобная шахтерским терриконам. Хоронить на давно закрытом кладбище официально запрещалось. Спасибо полицмейстеру, что разрешил…

Посидев у свежей могилы, сыщики разделились. Сергей поехал на Большую Арнаутскую к доктору Трахтенгерцу за справкой о болезни. А Лыков отправился к градоначальнику представляться по случаю прибытия.

Генерал-майор Толмачев принимал у себя на квартире, на Маразлиевской улице, 18. Он обрадовался гостю:

– Алексей Николаевич! Очень приятно снова видеть вас в Одессе.

– И я рад, Иван Николаевич. Город у вас особенный, что и говорить. Плохо, что обычно я приезжаю по невеселым поводам.

Градоначальник сразу нахмурился:

– Да уж. Так жаль Сергея Маноловича. Поймайте наконец эту сволочь!

– Для того и приехал.

– Пришла телеграмма от Курлова. Куда я ее задевал? Вот она. Категорически настаивает, чтобы титулярный советник Азвестопуло срочно вернулся в столицу.

– Вернется, как только выздоровеет.

– Так он болен? На похоронах я этого не заметил. Или нервы расшатались? Отца-мать схоронить…

– Расшатались, и сильно. Доктор прописал постельный режим.

– Ай-яй-яй! От расстройства и не такое случается, даже с молодыми. Жаль, грязелечебницы в Куяльнике откроются еще не скоро, они бы ему помогли. Так что мне ответить товарищу министра?

– Ну что вопрос взял на свою ответственность коллежский советник Лыков. Как только его помощник встанет на ноги, тут же отбудет к месту службы.

Толмачев насторожился:

– Алексей Николаевич, а зачем Курлов его требует? Разве Азвестопуло не станет помогать вам ловить эту нечисть?

– Генерал-майор опасается, что это неэтично. Сын ловит убийцу родителей. Павел Григорьевич боится пересудов. Он ведь еще и шталмейстер, следит за придворными ветрами…