Чернобыль – полынь горькая

– Скорее, пулю в лоб получишь! – возмущённо переговаривались люди.

– Когда немцы придут, забирать уже будет нечего, – вздыхали женщины.

В небе больше не гудят самолёты, а если и гудят, то где – то совсем в стороне и очень высоко в небе.

– На Киев летят, – уверенно замечает дедушка.

Мы больше не прячемся в погребе. О войне напоминают растянувшиеся по распаханной земле гусеницы «разутого» немецкого танка, зловеще поблескивающие даже в пасмурную погоду. Сам танк с чёрно-белыми крестами на башне серой громадой застыл за огородом, уткнувшись дулом в землю.

– Как жить теперь, что с нами всеми будет? Немец править будет, или советы вернутся?

– Хотите, чтоб советы вернулись? Вспомните, сколько поляков они отправили в Сибирь! Живыми никто не вернулся!

– Один вернулся – Сильвестр Жаховский! Прожил всего месяц и умер от чахотки!

– А голодовку забыли! Сколько людей умерло в тот год!

– А как Казимира Стаховского, Ганну и Ядвигу забирали! Запихивали прикладами в свою душегубку и увезли в Черно?быль!

– Боже! Спаси их души!

Такие разговоры вели между собой люди на селе.

Советская власть была где-то далеко, но никто не жалел о ней. Советская власть для всех была символом горя, страданий, бедности, голода, страха и смерти…

Немцы, кто они

Немцы в селе появились неожиданно. Почему-то было совсем не страшно.

Первыми ехали мотоциклисты. За мотоциклистами легковая машина с откидным верхом и позади грузовик с солдатами.

На середине улицы, напротив сельсовета колонна остановилась. Люди стали выходить из своих дворов, с любопытством, без страха разглядывали немцев, негромко переговаривались. Из легковой машины вышел офицер в красивой форме. Сняв фуражку с высокой тульей, передал её подбежавшему солдату-шоферу.

Офицер потянулся, присел на полусогнутых коленях, весело посмотрел на стоящих сельчан. Мужчина в гражданском костюме, приехавший вместе с офицером в легковой машине, что-то стал говорить офицеру на немецком, они громко засмеялись. Офицер снял с руки перчатку и помахал ею в сторону сельчан, приглашая их подойти поближе:

– Комм, комм…

Мужчина в гражданском, приветливо улыбаясь, подошёл ближе к сельчанам:

– Я уполномоченный бургомистра по вашему району и хочу от имени бургомистра и военного коменданта вам передать, – голос уполномоченного стал громче:

– Доблестная германская армия пришла освободить вас навсегда от большевистского рабства! Дать возможность каждому из вас жить и трудиться во благо своей семьи! Трудиться на собственной земле, не боясь быть порабощенными кровавым тираном Сталиным!

Сельчане слушали молча, переглядывались.

– Сейчас мы с господином комендантом познакомим вас со старостой, который будет представлять ваши интересы перед новой властью. В это время из коляски одного из мотоциклов выбрался пожилой мужчина в сером пиджаке и таких же брюках заправленных в сапоги. Подойдя к немецкому офицеру, он слегка поклонился и неожиданно громким голосом произнёс:

– Драпая от доблестной германской армии, советы забрали у вас последнее, обрекая вас и детей ваших на голод! Но отныне вы будете трудится на своей земле. А германская армия и наша доблестная украинская полиция будут для вас надёжной защитой. Я обещаю вам защищать честно и бескорыстно ваши права и обязанности перед новой властью, нашей с вами властью.

Произнеся эти слова, мужчина встал рядом с уполномоченным бургомистра.

– Это же сам Адам Сушкевич!

– Бывший председатель сельсовета!

Прозвучали в толпе громкие голоса.

– Его же арестовали ЭНКАВЭДЭ в тридцать седьмом!

– Ну да, за вредительство.

– За то, что разрешал нам собирать колоски в поле!

– Чтоб с голоду детки наши не умирали!

– И коней давал, чтоб огород вспахать!

– Ну вот и хорошо, – сказал уполномоченный, – вы знаете как Сушкевич пострадал от советской власти. Я со своей стороны, как представитель новой власти, буду оказывать вашему старосте всяческую поддержку. Немецкое командование выделит для вашего села необходимый инвентарь, технику и лошадей для ведения хозяйства, которое теперь будет называться «ОБЩИЙ ДВОР». А также выдаст денежное пособие каждому жителю села. Так настоял ваш староста и немецкие власти пошли ему на встречу. Уполномоченный бургомистра вернулся к военному коменданту. Выслушав его, предложил стоявшей среди сельчан женщине с маленькой девочкой:

– Подойдите с девочкой к господину коменданту, не бойтесь. Когда женщина подошла к коменданту, тот взял протянутый ему подбежавшим солдатом пакет и протянул его девочке:

– Это подарок от господина коменданта, – сказал улыбаясь уполномоченный бургомистра. И повернувшись к старосте произнёс:

– Господин комендант надеется, что вы оправдаете оказанное вам доверие на благо Великой Германии.

Жизнь на селе стала налаживаться.

Из райцентра пригнали трактор и молотилку. Брошенную при отступлении Красной армии полуторку, привёл в порядок местный умелец Загныба. Через месяц на ней, по разнарядке из управы, со всех дворов свозили на станцию для отправки в Германию свиней. Разнарядка зависела от уполномоченного по заготовкам и заслуга старосты была в том, чтобы уполномоченный оставался доволен выполненной разнарядкой, а сельчане были обеспечены на целый год собранным урожаем.

На собрании староста Сушкевич сообщил:

– Все вы знаете, что немецкое командование оставило колхозное хозяйство в том виде, в каком оно было при советах. Только теперь называться оно будет «ОБЩИЙ ДВОР», что для нас подходит больше. На свои личные хозяйства, какие теперь есть у всех вас, мы получили права только благодаря тому, что выполнили план по заготовкам натуральными поставками-зерном, мясом молоком. Если мы будем и дальше выполнять свои обязательства, то ваши личные хозяйства будут ещё крепче и богаче. Не то, что было при советской власти, которая нещадно эксплуатировала ваш труд за копеечные трудодни! А о своём хозяйстве нам даже думать было запрещено!

Всё это Кристина рассказывает дедушке. Она была на этом собрании и видела, с каким вниманием и благодарностью люди слушали старосту.

– Сушкевич привёз жену свою Ганну и дочь Марысю. Они же уехали из села сразу как только Сушкевича арестовали. Никто не знал где они. Марыся красавицей стала, – Кристина не скрывала своего восторга. Увидев, что дедушка нахмурился, подошла к нему и прижала свою голову к его груди.

– Сушкевич пригласил меня в дом, они пока живут в сельсовете и мы немножко посидели, поговорили. Сушкевич знает про наше горе, очень сочувствует нам. Вам большой привет передали и приглашают нас в гости. Я сказала, что мы будем рады навестить их.

В один из солнечных дней, ближе к вечеру мы пришли в гости к Сушкевичам. Втроём – дедушка, Кристина и я. Меня взяли с собой потому, что об этом попросила Марыся. Оказывается дедушка и Сушкевич давно знали друг друга. Ещё даже до прихода советской власти.

– А помните, Станислав Сигизмундович, как мы первыми в районе «КЕРЗОНА» получили для распашки поля под яровые?

– Конечно помню, – сказал дедушка.

– Вы же тогда предложили приспособить его к молотилке и вместе с Мургой всё отладили.

Дедушка и Сушкевич ещё долго вспоминали былые времена. Кристина с Ганной тоже вспомнили свою молодость. Я сидел рядом с Марысей и она гладила мою голову. Рука у неё тёплая и нежная.