Семетей, Сын Манаса. Книга 2

– Никакой он не святой! – еще сильнее закричала Чачыкей. – Он примазался к Манасу в его время, а теперь к Семетею.

Бакай немедля махнул рукой остальным в знак того, чтобы покинуть дворец. Старцы поспешили оказаться за оградой орды, чтобы не слушать более наглые вымыслы ханшайым Чачыкей. У всех было чувство, будто их головы облили горячей водой.

– Тошнит меня от одного их вида, – доносились из покоев дворца. – Им бы на тот свет готовиться, нет уж, захотели еще учить людей уму-разуму, будто у них он есть.

Старцы поспешили удалиться от оскорблений злой гадюки, какой оказалась всенародная ханшайым. Но обида жгла их сердца. Оскорбительные слова Чачыкей были пронизаны ненавистью, презрением и вседозволенностью. Старцы поняли, что Чачыкей стала настолько избалована, что позволяет себе оскорблять всенародные интересы. Из глаз Бакая брызнули слезы обиды.

«Примазался к Манасу», – эхом гудело в голове выражение легкомысленной женщины. Перед глазами мигом прошли почти все события давно минувших дней. Если бы не совпали его интересы с целями Манаса, возможно, он бы не «примазывался» к великодушному богатырю. Их объединили одни интересы, они нуждались друг в друге, чтобы собрать весь народ под одним знаменем с целью освободить родные земли от захватчиков. А то, что он стал скотником у Кобеша, не определяет главную его суть. Это Кобеш испугался его, заставив выживать на безлюдных пастбищах в оскорбительных для отца народа условиях. Кобеш готов был заключить его в зиндан, как преступника, чтобы самому спалось спокойно и сладостно, если бы Бакая поддержали другие ханства…

Бакай от раздумий не заметил, как они быстро доехали до юрты Каныкей. Жамгырчы и Сарыкан тоже были сильно огорчены поведением ханшайым. По виду старцев Каныкей поняла, что им не удалось переговорить с Чачыкей.

– Как съездили, Бакай ава? – своим вопросом Каныкей попыталась отвлечь Бакая от тяжелой думы.

Ответа Бакая с большим вниманием ждали все женщины, бывшие у Чачыкей, во главе с Корпаян. Кюлчоро и Канчоро сильнее всех не терпелось получить ответы, чтобы передать Семетею, где находится Акшумкар.

– Я жалею, Каныкей, – Бакай прослезился, – что не погиб, когда ездил один от Алтая до Самаркана, готовя оружие для аскеров Манаса.

– Слава Тенгри, – воскликнула Каныкей, – что вы живы и здоровы!

– Я жалею, Каныкей, – со слезами продолжил Бакай, – что не погиб, когда мы переехали из Алтая в благодатные земли Ала-Тоо, сражаясь с врагами за каждую пядь нашей земли.

– Что с вами, Бакай ава? – Каныкей забеспокоилась.

Прежде чем ответить Каныкей, Бакай стал вытирать платком лицо. Через некоторое время он заговорил дальше.

– Я жалею, Каныкей, – продолжил Бакай, – что не погиб, когда напал на нас Шоорук хан. Что не погиб, когда Манас затеял великую войну против сазаншонов в землях Чет-Бейджина.

– Слава Тенгри, что не погибли! – возразила Каныкей, чувствуя бурю в душе Бакая. – Тенгир вас оберегает для нашего народа. Вы еще послужите своему народу.

– Да, да, Каныкей, Тенгир меня оберегал и для того, чтобы Чачыкей меня назвала примазавшимся к семейству Манаса ничтожным скотником.

Приятное материнское лицо Каныкей мигом изменилось от горестных слов Бакая. Оно приняло грозное выражение, будто Каныкей приготовилась сражаться не на жизнь, а на смерть с каждым, кто обидит почетного аксакала. Она была готова на любые жертвы ради душевного спокойствия Бакая.

– Кюлчоро!!! Канчоро!!!

Каныкей разозлилась не на шутку, поняв состояние Бакая, и обратилась к чоро-братьям Семетея.

Оба чоро опустились на колено перед матерью Каныкей.

– Эту гадюку необходимо проучить как следует, – велела Каныкей. – Манас стал Манасом, имея рядом такого человека, как Бакай ава, с благородным умом. Мы с Семетеем не смогли бы выжить без Бакай авы. Кто оскорбляет Бакай аву, тот главный враг семейства Манаса и всего народа кыргызов. Вы оба мои дети, такие же дети, как и Семетей. Выбейте дурость из тела Чачыкей и узнайте, что стало с Акшумкаром.

Кюлчоро начал точить зубы на Чачыкей еще с тех пор, как она выгнала его из дворца с кинжалом в руке. Схватил бы одной рукой за волосы, а другой – выпорол бы ее как следует, да так, что она не смогла бы вспомнить, как ее зовут. Обида на Чачыкей копилась в нем и приумножалась при виде старух и старцев, которые стали проклинать ее недобрым словом. Он чувствовал сердцем, как тяжело пожилым людям вымолвить плохие слова даже в сторону врага. Обида стояла в груди комком, превращаясь в непонятную тяжесть в душе. Веление матери Каныкей стало для него своевременным лечебным средством. От слов матери он ощутил большое облегчение. Кюлчоро почесал руки…

* * *

Ноги мигом донесли его до дворца Чачыкей. Сильный толчок плечом в ворота развалил их полностью. От такого разрушения вся охрана пришла в замешательство. Она хорошо знала, что Кюлчоро тоже один троих сыновей матери Каныкей. Выступить против Кюлчоро было опасно. Все охранники знали об этом. Зашумела только женская половина, испугавшись грохота при разрушении ворот. Кое-кто из них завизжал с проклятиями на весь мир.

– Что здесь происходит?! – вышла из покоев ханшайым Чачыкей.

– Это я пришел вас наказать! – загремел Кюлчоро. – Мне не стали открывать ворота. Пришлось разрушить их.

– Как ты посмел?! – закричала Чачыкей, закатывая истерику. – Знаешь, что будет с тобой?!

– Не желаю знать, что будет со мной, – Кюлчоро схватил одной рукой Чачыкей за волосы. – А с тобой будет вот это.

Кюлчоро изо всех сил ударил булдурсуном по крупным ягодицам женщины.

Громкий крик разнесся вокруг, пробивая благодатную тишину в просторах низовий Торт-Куль, будто Чачыкей собиралась докричаться до Тенгри с жалобой. Крики возносились отовсюду, из разных углов огромного двора. Все нукерки Чачыкей от жалости к своей хозяйке издавали жуткие вопли, будто Кюлчоро ударил булдурсуном каждую из них.

– Прекратить!!! – прогремел Кюлчоро.

Вопли во дворе мигом прекратились.

– Говори, колдунья! – прикрикнул Кюлчоро на Чачыкей, готовясь нанести второй удар булдурсуном. – Куда делся Акшумкар?! Это ты его заколдовала, чтобы он исчез.

– Я не колдунья! – закричала Чачыкей. – Мне не нужно было, чтобы он исчез.

– Нет! Ты всегда хотела, чтобы Семетей сидел дома, – не оставлял Кюлчоро своих обвинений.

– Мне было скучно без него, – заплакала Чачыкей.

– Вот и ты заколдовала сокола, чтобы Семетей не ездил на охоту, – заявил Кюлчоро и пригрозил: – Знаешь, что я делаю с колдуньями?!

Всем было известно, что народ сотворял с колдуньями. Привязывали ноги к хвосту необъезженного третьяка и пускали по безлюдной степи. Оставались от колдунов одни ноги и ломтики кожи, бросить на корм стервятникам.

– Принесите аркан! – крикнул Кюлчоро актаяку из охраны.

– Я скажу, цветок мой чоро! – завизжала Чачыкей от испуга. – Я скажу, где Акшумкар!

– Говори!

– Это Айчурек! Эта она колдунья! Она забрала с собой Акшумкара, – тараторила Чачыкей, чтобы выставить Айчурек колдуньей.

– Кто она – Айчурек?! – спросил Кюлчоро.

– Дочь хана ооганцев Акуна, белкуды моего великодушного свекра, невеста Семетея, – призналась во всем Чачыкей.

Кюлчоро отпустил ее волосы.

– Как она могла забрать сокола?

– Она превратилась в лебедя с помощью колдовства, – Чачыкей старалась как можно больше очернить Айчурек. – И ждала, когда Семетей приедет на охоту в земли Ала-Куль.

Кюлчоро усмехнулся. Значит, лебедь, которого ударил Акшумкар, – эта невеста Семетея Айчурек. Она с помощью колдовства или чародейства превратилась в лебедя и прилетела за женихом – Семетеем. Очень смелый поступок со стороны невесты. Кюлчоро первый раз слышал, что у Манаса великодушного был белкуда. Он, выходит, до рождения Семетея позаботился о будущем своего еще не родившегося сына. Да, это говорит о том, что великодушный мечтал иметь сына, продолжателя своих дел.

– Знаешь, женге, – спросил Кюлчоро у Чачыкей, – почему я ударил тебя булдурсуном?!

– Чтобы я рассказала о том, что стало с Акшумкаром, – ответила Чачыкей.