Взыскание погибших (сборник)

Отец умер, когда Борис служил и теперь казалось, что случилось это много-много лет назад. Они поговорили с мамой еще немного, а потом пришла Зинуля и отправила Бориса прочь – маме требовался отдых. Так Борис снова оказался дома. На этот раз – навсегда. Один из братьев устроил его шофером на молзавод, и в этой жизни, такой пустой и тусклой, Борис даже находил некоторое удовлетворение. Его больше не тянуло ни на какие новые дороги. Период надежд и метаний кончился.

Хрупкая целостность существования треснула одним осенним вечером. Забежал племянник Витька, позвал к матери, а она повелела собрать всех детей на ее именины через три недели. В положенный срок все восемь детей Дарьи собрались у ее кровати. Они предчувствовали самое печальное, но при маме не хотели показывать своей обеспокоенности. Зинуля застелила мамину кровать красивым бельем с ручной прошвой, расчесала и заплела ее совсем седые волосы, нарядила в светлое свободное платье, но убрать синеватые круги вокруг ее глаз, спрятать ввалившиеся виски и скрыть нездоровую бледность лица уже не могла.

– Дети, мы с папой любили всех вас, каждого, – мамин голос звучал глухо, поэтому дети невольно придвинулись к ней. – Я помню, как кто родился и как рос, и когда заговорил, и что сказал. Правда… иногда путаю, – призналась она. Все заулыбались – мама пошутила, она еще не совсем сдала! – на лице матери тоже отразилось слабое подобие улыбки. – Все вы мне сейчас так же дороги, как и в детстве. Поэтому я не хочу, чтобы вы обиделись.

– Мам, – не выдержала младшая, Лизавета. – Да ты нам жизнь дала, на что вообще после этого можно обидеться?

– Ну, вы же знаете, что меня наше государство наградило. Медаль дали, а потом и два ордена Материнской славы. Вот, на тумбочке лежат мои награды, посмотрите, если кто не видел.

Зинуля взяла три маленькие красные коробочки и передала их братьям и сестрам. И каждый, в чьих руках они оказывались, каждый, кто открывал их и видел переливающиеся благородным блеском ордена и серебристый металл медали, словно снова становился ребенком, возвращался в прошлое и видел маму молодой, наконец-то понимая – каждый о себе – нечто очень-очень важное…

Бориса тоже посетило это видение и, возможно, гораздо более сильное, чем остальных. Он вспомнил, что мама считает его талантливым, не таким, как другие. Она ждет, что он добьется в жизни многого, значит, он должен.

– И вот, – продолжила мать, – я хочу передать свои награды старшей дочери, Алёне. Она была вам всем, как вторая мать. Алёна сама мать-героиня, она воспитывает тринадцать моих внуков. Я считаю, что именно ей и должна передать свои ордена.

Борис оторопел. Он вроде и не рассчитывал получить эти награды здесь и сейчас, но как само собой разумеющееся, полагал, что когда-нибудь именно ему мать передаст их с тем, чтобы он хранил реликвии и позднее вручил своему наследнику.

– Мама, зачем ты?! – заплакала Алёнка. – Что ты, пусть у тебя будут! Я не заслуживаю! Да вот хоть Борис, пусть возьмет! Он же самый младший сын.

– Борис, ты же согласен, что награды должны принадлежать Алёне? – спросила мать.

Он сглотнул, прокашлялся, чтобы не показать, как сейчас сжато его горло, и произнес, крича в душе «нет!»:

– Да, мама.

Плачущая Аленка сейчас казалась ему некрасивой и лживой, а все братья и сестры – пустыми и чужими людьми. Не стать, не добиться ему ничего хорошего, это никому не нужно! В тот вечер, впервые с тех пор, как вернулся из Ставрополя, Борис крепко напился.

Мать умерла через месяц – просто не проснулась утром. На похороны снова съехались все ее дети, но уже с семьями. Когда пошли к кладбищу, за гробом шли человек восемьдесят родственников, да еще полсела. Борис шел в первых рядах, едва разбирая дорогу. Он пил с самого утра, надеясь обезболить душу, но лишь терял мысли и контроль за телом, а внутри оставалась все та же боль. А вот, отчего, он бы не ответил.

Андрей на похороны не попал – был на симпозиуме за границей. Алёнка страшно гордилась сыном. Да что уж там, все гордились. Большинство внуков бабы Даши выросли вполне умными и успешными, но в науку, да еще так по-серьезному, пошел только Андрей. Борис же думал, что будь у него такие же возможности (много книг в доме, да время, чтобы их читать, да отец, во всем помогавший, да мать, души в нем не чаявшая), он бы тоже не остался в этой деревне да не работал бы за копейки шофером! Но произносить вслух такое он не собирался, потому как понимал, что все это от лукавого. На похоронах Борис опять сильно напился, а потом пил беспробудно еще три дня. На работу вышел опухшим и злым, но ему и слова не сказали – мать умерла! С тех пор он стал пить. Временами – с некоторыми просветлениями, но чаще – без.

Наше время. Андрей

СТАРЫЙ ДОМ, из которого «вышла» вся семья, теперь совсем одряхлел. Андрей вдруг представил себе, как было бы здорово поселиться здесь и работать. Ездить, скажем, на пару месяцев в Москву по необходимости, а потом возвращаться и писать философские трактаты. Можно было бы ходить в лес, кататься на велосипеде по всем этим бесконечным деревенским дорогам, вдыхая пыль и запах лугов, сидеть, погружаясь в дрёму, ранним утром над тихой заводью с удочкой в руках.

Теперь в доме жила одна только тётя Зинуля, которой перевалило за семьдесят. На здоровье она не жаловалась, а одиночеством судьба не наградила – в старый дом без конца приходили родственники. Причем необязательно к Зинуле. Завели привычку назначать друг другу встречи в родовом гнезде, как в кафе, предупреждая нынешнюю хозяйку о визите чисто формально. Но зато и не требовали гостеприимства – сами приносили пироги, домашнее сладкое вино, закрутки и конфеты из деревенского магазина. Ставили чайник на плиту, доставали чашки, рюмки и тарелки, а после посиделок всё самостоятельно убирали.

Тем не менее у Зинули была своя особая семейная роль – она перестала быть просто членом семьи, а превратилась в ее душу. Все сложилось естественно: Зина с детства была самой доброй среди братьев и сестер. Не умела ябедничать и обижаться, не знала, как сладка месть или сплетня, не грешила ни единым пороком (правда, страстно любила сладкое!) да и не верила в них. К ней стремились все члены семьи – кто за сочувствием, кто за прощением, кто просто поболтать, а кто – за важным советом. Побочным итогом стала ее стопроцентная осведомленность обо всех семейных событиях.

Андрей привез тёте из Москвы коробку зефира в шоколаде, чай с бергамотом и потрясающей красоты индийский шарф. Зинуля очень обрадовалась подаркам, захлопотала с чайником, но по ее тону он почувствовал, что она смущена.

– Ты же никуда не спешишь? – спросила она, вдруг обернувшись к нему от плиты.

– А что?

– Да наши собрались зайти, на тебя посмотреть.

– Это очень хорошо, я как раз хотел всех увидеть.

– Ага…

Она полезла на полку за чашками, пытаясь занятостью скрыть какие-то свои мысли, по-видимому, весьма неприятные. Андрей не выдержал:

– Тётя Зинуля, о чем ты думаешь?

– Я? Ну, знаешь, Нинка хочет, чтобы я собаку во дворе завела. Типа – защита. А я и не…

– Зинуля!

– Ладно, ладно… – она села напротив Андрея и положила красивые крестьянские руки на полосатую клеенку. – Это правда, что ты Борьке мамины награды привез?

– Да. Ты считаешь, я не должен был?..

– Что ты!.. Только не обижайся, но Боря сильно расстроен, что награды…

– Что награды?

– Они… поддельные.

Эти слова невозможно было предвидеть, ведь Борис – верующий человек, а ложь – грех. Однако Андрею показалось, что чего-то именно такого в глубинах своего подсознания он и ждал. Это вот так и должно было кончиться, вся их дружба, все то единство и та истинная близость, которой никогда больше ни с кем у Андрея не было.

– Ага, – сказал он. – И почему?

– Это же неправда? Он ошибся?

– Да, тётя Зинуля, он ошибся. Так почему же бабушкины награды поддельные?

– Ну, Борис решил, что ты продал настоящие. Эти награды – они же дорогие. Сколько бы они стоили? Как дом или как машина?

– В Москве – как три дня жизни. Но это неважно. Значит, я продал награды бабули и подсунул подделки Борису?

– Ты же сказал, что он ошибся! – уже с оттенком обиды сказала Зинуля. Ей было тяжело подозревать любимого племянника в такой низости, поэтому теперь, когда он отмел все подозрения, Зинуля хотела забыть об этом разговоре.

– И что, Борис только с тобой поделился?

Врать тётка тоже не умела:

– Он Лизе сказал, а она же у нас типа местное радио – сразу трещать начинает направо и налево. Но я тоже ей скажу, что Борис напутал и награды настоящие. Она всем и расскажет.

– Ясно.

На душу Андрея спустилась тьма.

– Андреюшка, я совсем расстроила тебя своей глупой бабьей болтовней! Но ты ж знаешь, Борис у нас всегда был не такой, как все. Хотел многого добиться, ждал, что мать похвалит, а ей все некогда было – с нами, с оравой такой!..

– Ничего, тётя Зинуля, ничего. Я не расстроился. А как родня поживает?

В тот день он не дождался родственников, а ушел сразу после чая с бергамотом. И ноги унесли его в лес.